«освободительных движений». Полковник Фидлер начал работать в Адене, имея в своем подчинении лишь 60 офицеров, и добился там столь значительного успеха, что контингент сотрудников Штази быстро увеличился до ста человек.
Как и их предшественники из КГБ, восточные немцы решили, что йеменское министерство государственной безопасности отличается крайне неудовлетворительной организацией и большой уязвимостью, способствующей внедрению в его ряды агентов вражеских разведслужб.
Первоочередной задачей полковника Фидлера была перестройка структуры министерства в соответствии со структурой Штази и внедрение его подчиненных — восточных немцев — в каждый из отделов в качестве «инструкторов». Таким образом восточные немцы добились определенного контроля и доступа ко всем оперативным делам, включая подготовку и помощь террористам: Южный Йемен был главной тренировочной площадкой для различных международных террористических организаций, которые получали материально-техническую поддержку со стороны йеменской разведки. Благодаря своему привилегированному положению сотрудникам Штази удалось составить обширные досье на террористов и их подпольную деятельность. Деятельность Штази в Южном Йемене занимала, пожалуй, главнейшее место в ее связях с международным терроризмом за пределами ГДР.
Внешней разведке Маркуса Вольфа приносила ощутимую помощь ее поддержка со стороны различных ближневосточных и африканских разведслужб. Третьему отделу удавалось также получать ценнейшую информацию, касающуюся западных разведок.
Западные немцы, нарушавшие законы сноси страны и еще каким-либо образом скомпрометировавшие себя, становились зачастую объектами нербоики сотрудниками министерства госбезопасности ГДР. Сотрудники МГБ получали полную оперативную поддержку в подслушивании разговоров дипломатов, бизнесменов и туристов из ФРГ, оказавшихся в Африке и на Ближнем Востоке. «Нам удается действовать так, как будто мы находимся дома», — сказал как-то Фидлер полковнику Виганду. Многочисленные высококлассные разведывательные операции Штази уходили своими корнями в страны Ближнего Востока. Главному управлению «А» удавалось также осуществлять специальные операции, когда предстояло забросить своих агентов в Западную Германию. Эти операции можно было осуществить лишь с помощью йеменских спецслужб, которые в знак благодарности получали от своих восточногерманских коллег чистые бланки паспортов и других документов, а иной раз — фальшивые. Виганду удалось узнать от своих товарищей, что МГБ частенько пользовалось услугами террористических организаций для ликвидации изменников — своих бывших коллег.
Необходимо особо подчеркнуть, что связь с международным терроризмом осуществляло главным образом не 22-е управление — международное антитеррористическое подразделение Штази, а больше — 3 -й отдел главного управления «А». Еще задолго до того, как контрразведка столкнулась с проблемой терроризма, главное управление «А» установило прекрасные отношения с зарубежными террористическими организациями, особенно из стран арабского мира.
Тем временем в ГДР обучение «бойцов национально-освободительных движений» продолжалось полным ходом. Виганд, «опекавший» иностранцев, проживавших в ГДР, какое-то время испытывал подозрения в том, что сотрудничество правящей верхушки Восточной Германии значительно расширилось. Однако у него не было никаких свидетельств этого, за исключением того, что он видел, как увеличивается число официальных лиц из радикальных арабских государств, встречавшихся с партийными и правительственными чиновниками ГДР.
16 марта 1979 года полковник Биганд встретился со своим агентом «Тони» — лидером курдской организации, проживавшим в Западном Берлине. Встреча оказалась отнюдь не рядовой. Курд, находящийся в изгнании по причине своей оппозиционности правящему иракскому режиму, рассказал, что через несколько дней в восточногерманский аэропорт «Шёнефельд» прибывает Абу Дауд, целью приезда которого является встреча с террористами, действующими в Западном Берлине и ФРГ.
Виганд в этот момент вспомнил, что он ощутил в свое время, посмотрев фотографии последствий кровавой бойни, устроенной на Мюнхенской олимпиаде в 1972 году, когда были убиты 11 израильских спортсменов и один офицер западногерманской полиции.
Пять террористов было застрелено полицейскими. Абу Дауд, лидер группы «Черный сентябрь», сотрудничавший с ООП, был опознан оставшимся в живых террористом как главный организатор мюнхенской резни. Двумя годами ранее Дауд бежал из Иордании, после того как местные власти узнали, что он является руководителем группы палестинских террористов, пытавшихся свергнуть короля Хуссейна. Дауд, он же Вали Саад, он же Юсеф-бин-Ханна, родился в 1937 году в Шилу, близ Иерусалима. Здесь же обучался юриспруденции и работал учителем. Его настоящее имя было Махмуд Одех. В 1973 году в Иордании его приговорили к смертной казни за участие в покушении на жизнь короля Хуссейна. Тем не менее, после того как «Черный сентябрь» совершил нападение на посольство Саудовской Аравии в Хартуме и Париже и пригрозил новыми террористическими актами против Иордании и других арабских стран, Хуссейн полностью простил Дауда.
Дауд в Восточной Германии
Если бы «Тони» не был столь нужным агентом, Ииганд посчитал бы поступившую от него информацию полным вздором. У полковника просто не укладываюсь в голове, что Дауд осмелится отправиться в ГДР, а особенно в Восточный Берлин. Виганд задумался над тем, почему Дауд чувствует себя в безопасности. Принимая во внимание границы с Западным Берлином, израильская разведка «Моссад» и другие спецслужбы могли бы легко обнаружить и ликвидировать его.
Подробности, сообщенные «Тони», в том числе и известия от агентов на Ближнем Востоке, убедили Виганда в том, что Дауд на самом деле появится в ГДР. Информатор предупреждал, что Дауд, скорее всего, проведет встречи с террористическими группами с целью становления новых руководящих структур в Западной Европе и ФРГ и, одновременно, планирования новых силовых акций.
Неприятие Вигандом терроризма заставило его незамедлительно принять нужные действия. Было уже далеко за полночь, когда он вернулся в свой служебный кабинет в штаб-квартире МГБ. По телефону он связался с несколькими своими подчиненными. Всю ночь и псе следующее утро контрразведчики перелистывали страницы многих десятков тайных досье. В результате проведенной работы полковник Виганд написал донесение генерал-полковнику Бруно Беатеру, первому заместителю Мильке. Причина, по которой он обратился к нему, а не к Мильке, заключалась в том, что Беатер, по его мнению, был настоящим, реальным руководителем, практиком, а не «партийным боссом», каковым являлся Мильке. Виганд, отзывавшийся о генерал-полковнике как о единственном «нормальном человеке» в рядах аппарата МГБ, считал, что проблему с визитом в ГДР Дауда лучше всего будет решать с Беатером, ветераном коммунистического движения, в годы второй мировой войны воевавшим в составе Красной Армии.
Донесение Виганда, имевшее гриф высшей секрета ности и датированное 17 марта 1979 года, содержало в себе подробную информацию о встрече с информатором, а также данные на самого Дауда. В нем также содержалась рекомендация арестовать Дауда сразу по прибытии или же, если его арест будет невозможен по политическим причинам или из опасений террористических актов в ГДР, отказать ему во въезде в ГДР. Не успел Виганд передать свое донесение офицеру связи чтобы тот передал его замминистра МГБ, как его вызвали к полковнику Харри Далю, руководителю 22-го управления. Даль желал услышать от Виганда, что тог намеревается делать с Даудом.
Виганда охватило подозрение. «Что вам известно об этом?» — спросил он у Даля. Тот ответил, что ему стало известно о ночном бдении Виганда и о том, что Виганд связывался с полковником Гельмутом Фойгтом из 22-го управления.
«Ну, хорошо, значит будем работать над этим делом вместе, — предложил Виганд. — Дауд собирается послезавтра приземлиться в Шёнефельде. Мне кажется, его следует арестовать».
Обычно дружелюбный, Даль сделался вдруг грубыц и безапелляционным тоном отчеканил: «Никого арестовывать вы не будете! Нечего совать нос в это дело. Дауд прибывает в ГДР вполне легально, по приглашению. Министр назначил меня лично отвечать за круглосуточную охрану Дауда».
Виганду сначала показалось, что это шутка. Прежде чем он успел сказать что-либо, Даль добавил, что