– Один из ослов тоже убит.
– Ну, уж это совсем скверно! Как мы теперь повезем наш багаж в Хартум?
– Не огорчайтесь, мой милый. Вы разве забыли, какие великолепные телеграммы мы пошлем в газеты? Я точно вижу напечатанные жирным шрифтом заголовки!
– А вот интересно, какой будет следующий заголовок, – произнес Анерлей.
–
Но он сейчас же собрался с силами, встал и произнес:
– Пустяки, они меня только слегка щелкнули по колену. Однако становится жарковато, и я теперь, пожалуй, признаюсь, что в литературном клубе в настоящую минуту лучше, чем здесь.
– У меня есть пластырь, если хотите.
– Пластырь потом, а теперь нам предстоит маленькое удовольствие: они нас, наверное, атакуют.
– И то: они приближаются.
– У меня превосходный револьвер, но, к сожалению, он очень сильно отдает. Если мне нужно исправить кому-нибудь пищеварение, я всегда целю ему в ноги… Боже мой! Кажется, они погубили наш котел!
И действительно, раздался звук, похожий на сильный удар гонга. Ремингтоновская пуля пробила котел, в котором кипела вода, и над костром поднялся громадный клуб пара. Из-за скал раздались дикие ликующие крики арабов.
– Эти идиоты воображают, что они нас взорвали. Теперь они непременно атакуют. Уж это будьте благонадежны. У вас есть револьвер, Анерлей?
– Нет, но у меня есть двуствольное охотничье ружье.
– Удивительная интуиция! Вы точно предугадывали, что вам нужно. Ну да ничего, сойдет и ружье. А патроны у вас какие?
– Такие же.
– Ну, ничего, ничего… сойдет! Смотрите, какой у меня револьвер основательный! Но все равно, из какого ствола убивать этих мерзавцев.
– Чего тут рассуждать! – воскликнул Скотт. – Надо защищаться как придется. Женевская конвенция не обязательна для Судана. Давайте-ка обрежем пули, чтобы они были более действенны. Когда я был на войне в Тамане…
– Погодите немножко, – сказал Мортимер, глядя в бинокль, – кажется, они идут…
– Надо засечь время, – произнес Скотт, вынимая часы, – ровно семнадцать минут пятого.
Анерлей лежал за верблюдом, глядя с неотступным вниманием на скалы, из-за которых поднимался только дым от выстрелов; самих же нападающих видно не было. Что-то страшное и странное было в этих невидимых людях, которые упорно преследовали свои цели и придвигались к ним все ближе и ближе. Он слышал крик арабов после того как лопнул котел, и затем чей-то громовой голос прокричал что-то по- арабски. Скотт пожал плечами.
– Скажите, пожалуйста, еще не взяли нас, а уже собираются…
Анерлей хотел спросить у Скотта значение этого приказания, но побоялся, что это отзовется скверно на его нервах.
Стрельба началась на расстоянии ста ярдов. У журналистов дальнобойных винтовок не было, и отвечать на выстрелы они не могли.
Если бы арабы продолжали эту тактику, то журналистам пришлось бы или сделать отчаянную и сопряженную со страшными опасностями вылазку, или продолжать лежать за верблюдами, подставляя себя под выстрелы и ожидая помощи. Но, к счастью, негры не любят сражаться с помощью винтовок, о стратегии они понятия не имеют и стремятся всегда к рукопашной. Так и теперь дервиши стали быстро приближаться к врагам.
Анерлей первый заметил человеческое лицо, глядевшее на них из-за камней. Он увидал громадную, мужественную, с сильно развитыми челюстями голову чисто негроидного типа. В ушах блестели серебряные серьги. Этот человек поднял вверх руку, в которой держал винтовку.
– Стрелять? – спросил Анерлей.
– Нет, это слишком далеко, ваш выстрел будет совершенно бесполезен.
– Однако какой это живописный негодяй! – произнес Скотт. – Не снять ли нам его, Мортимер? А вот и другой!
Из-за другой скалы выглянул красивый темноволосый араб с черной остроконечной бородой. На голове у него была зеленая чалма, свидетельствовавшая о том, что этот араб – хаджи. Лицо его было нервно и возбуждено. Было совершенно очевидно, что это закоснелый фанатик.
– У них всякой твари по паре, – засмеялся Скотт.
– Этот араб из племени баггарас. Чрезвычайно воинственное племя! Это опасный человек! – заметил Мортимер.
– Да, вид довольно-таки гнусный! А вот и другой негр.
– Целых два. По внешнему виду из племени дингас. Из этого племени вербуются наши черные батальоны. Сражаясь, дингас не думают о том, за кого они сражаются. Они любят войну для войны. Если бы эти идиоты были поумнее, они понимали бы, что арабы – их наследственные враги и что мы их естественные друзья и союзники. Поглядите-ка на этого дурака, как он ляз– гает зубами на людей, освободивших его от рабства арабов.
– Но как же вы это объясните? – спросил Анерлей.
– А вот погодите, как он подбежит поближе, я ему объясню все своим револьвером. Глядите в оба, Анерлей. Они бегут на нас.
И действительно, атака началась. Впереди бежал араб в зеленой чалме, за ним – великан-негр с серебряными серьгами в ушах. Другие два негра следовали позади.
Когда дервиши стали спрыгивать один за другим со скалы, Анерлею вспомнились школьные времена, как он и его товарищи прыгали через низкие заборчики. Эти дикари были великолепны. Плащи их развевались, сталь зловеще блестела.
Эти мелькающие в воздухе черные руки, эти бешеные лица, этот топот быстро бегущих ног – ах, как все это было красиво!
Покорный закону, британец привык уважать человеческую жизнь. Жизнь для него священна. Молодой журналист никак не мог понять, что эти люди приближаются затем, чтобы его убить. Было ему также непонятно и то, что и он в свою очередь имеет полное право отправить этих бегущих людей на тот свет.
Он глядел на эту картину как зритель и наслаждался ею.
– Ну, стреляйте же, Анерлей! Цельтесь в араба! – крикнул чей-то голос.
Анерлей поднял ружье и нацелился прямо в темное свирепое лицо. Он спустил курок, но лицо приближалось, делаясь все больше и свирепее. Около Анерлея загремел выстрел, затем другой, и он увидел, как тем– ная грудь араба окрасилась кровью. Но, несмотря на это, араб продолжал бежать.
– Стреляйте же, стреляйте! – закричал Скотт.
Снова Анерлей спустил курок, и снова его ружье дало осечку. Раздались два пистолетных выстрела, и большой негр упал, поднялся и снова упал.
– Да стреляйте же вы, сумасшедший! – крикнул бешеный голос.
Но в эту минуту араб перепрыгнул через убитого верблюда и наступил ногой на грудь Анерлея. Последнему показалось, будто он грезит, точно во сне: он боролся с кем-то, лежа на земле, а затем около самого его лица произошел какой-то ужасный взрыв, и он погрузился в небытие. Сражение для него кончилось.
– До свидания, дорогой товарищ! Вы скоро поправитесь. Отдохните немножко.
Это был голос Мортимера. Анерлей открыл глаза и, как в тумане, увидал лицо в очках и почувствовал на плече тяжелую руку.
Рядом с ним стоял Скотт, который в эту минуту подпоясывался. Скотт сказал:
