1802 года на Святую Пасху присланный от Баранова пьяный промышленный Чернов с великою грубостию приказывал именем Баранова иеродиакону Нектарию отпереть колокольню. Иеродиакон не хотел им отдать ключа потому, что церковь одним замком заперта, да и колокол большой разбит; то вышеупомянутый промышленный с азартом грозил вытащить его насильно или выломать у колокольни окна. Между тем переводчик Прянишников по болезни своей просил запискою иеромонаха и иеродиакона осенить дом его Святым крестом. Когда они лишь только пришли, то, вдруг прибежав, Баранов с своими промышленными в самом сильном жару гнева срамно кричал, ругал, грозил иеромонаха, посадя в байдарку, отправить в неизвестное место, иеродиакона, с великим азартом схватя за грудь, хотел повесить на колокольню. Чего он устрашась, принужден был отдать церковный ключ. При всех таковых дерзостях промышленные в надежде на своего правителя говаривали: 'До Бога высоко, а до царя далеко, только б был здоров наш начальник'.
По вышеописанным всем обстоятельствам уже как американцы не смели явно ходить к духовным, так и духовные опасались иметь с ними по должности своей обращение, в коем они находили удобный случай внушать им христианское учение. Успех духовной миссии не соответствует предполагаемому чаянию. Ибо земляки наши, обязавшиеся служить в компании, по большей части испорченных нравов, как сам здешний правитель беспрестанно в разговорах аттестует их народом с Камы да с Волги; а американцы отягчены беспрерывными работами и так раздражены, что везде, где только начинают заводить заселение, навлекают на себя ненависть [других племен]. Даже у отдаленных окрестных народов имя русских сделалось ненавистным. Женщины еще в утробе, а иногда и после, убивают младенцев для того, чтобы избавить их от мучения компании. Текущего года зимою на жилах острова Шалитока матери от 8 до 10 лет ребят нарочито не стали кормить и голодом уморили, чтоб не были работниками русских [т. е. компании].
Правитель, опасаясь о отвержении присяги и о утеснении духовных доносов от приезжающих на судах компанейских офицеров, старался загладить свои поступки и посему принужденным себя нашел прислать манифест и конверты, принадлежащие духовной миссии, кои прежде были удерживаемы, при сообщении, в коем просил привести всех к присяге. 1802 года 15 сентября начали производить в церкви священные службы. А Баранов начал оказывать им свое благоволение: сперва прислал два фунта чаю и 4 [фунта] сахару, потом бочку китового жира, бочку китовины и бочку ягод шикши с жиром, которая в северных странах России известна под именем вороницы, но от народа не употребляется в пищу. Спустя же несколько времени прислана бумага, в коей определила здешняя контора за поминовение убитых в Ситхе, на счет участия их [в промыслах] получать какими угодно вещами на 500 рублей; напоследок из той же конторы прислана еще бумага, в которой от усердия некоторых промышленных и правителя при разделе положено по произволению, кому сколько рассудилось, более трех тысяч рублей с разделением из оных большей части на церковь, а меньшей на братию. На счет таковой суммы брали они для себя нужные вещи из компанейской лавки по самой высокой цене, как-то: пуд табаку - 75 рублей, фунт сахару - 3 рубля 60 копеек, фунт чаю - 8 и 6 рублей, пуд сухарей пшеничных - 20 рублей, штоф водки - 25 рублей и для домашней надобности пеньковые веревки самого худого разбора на вес - по одному рублю фунт.
Духовные живут в одном доме, данном от компании, в тесном месте, между домом правительским и общею компанейскою банею; пропитание имеют по большей части от трудов своих; кроме обрабатывания огородов собирают разные ягоды и грибы, ловят рыбу, а отчасти получают из компании. Все таковые труды производят с помощью приласканных американцев, коих компания старалась всеми силами отогнать. Духовные носят платье и обувь из оставшегося после Преосвященного епископа Иоасафа имущества, также имеют и хлеб, коего сперва было привезено с собою от Шелихова 250 пудов аржаного, 20 пудов пщеничного для просвир, 20 пудов разных круп; до выезда Преосвященного на счет суммы, на кадьякский архиерейский дом положенной, прислано было 150 пудов аржаного.
Иеродиакон Нектарий, 36 лет, монах Иоасаф, 32 лет, крайнее имеют желание выехать в Россию, на что с воздыханием сердечным просят…
Иеромонах [Афанасий], 50 лет, монах Герман, 48 лет, любители пустыни, имеют желание остаться в Америке, но по причине вплоть со светскими данного им дома, где невозможно им избежать от молвы, безмерных соблазнов и всяких безобразных и бесчеловечных от русских частию между собою, но много более с американцами чинимых поступков, также за дальностию доставления дров и других нужных для дома вещей и по неспособности и тесноте самого места весьма скучают. Но намерение их в том состоит, чтоб, удалясь на какое-нибудь расстояние от тех бурных мест, иметь тихое себе пребывание, особую вблизи церковь, и если ни с какой стороны, т. е. казенной или партикулярной, невозможно будет иметь в пропитании своем и во всех нужных вещах подкрепления, то по крайней мере в надежде на собственные труды избрать для строения - к лесу и для приуготовления рыб - к речке близкое и к распространению огородов способное место [50].
Святейший архипастырь! Услышь и мой вопль. Не отврати лица твоего, высокомилостивый отец, от отрока малого - единого от Святительского твоего дома, яко скорблю; скоро-скоро услыши мя; изведи из темницы душу мою исповедатися имени твоему.
Подпись. Июня 2-го дня 1805 года, Кадьяк.
Высокопреосвященнейший Владыко!
Запечатлев глубоко в сердце моем святительские вашего Высокопреосвященства наставления, старался везде поступать сообразно оным; но неравны характеры людей, с коими, по несчастию моему, досталось мне на корабле Неве провести время нашего странствования почти чрез целый год. Капитан Ю.Ф. Лисянский и мичман В.Н. Берх - люди нрава беспокойного, много мне причиняли обид, от коих лекарством моим было великодушное терпение. Прохожу и теперь молчанием многократное воспрещение в воскресные дни и господские праздники отправлять службу Божию, на море единственную утеху Бога ведающих; стыжусь упоминать о разных язвительных насмешках насчет религии. Сын нежинского протоиерея Лисянского, кажется родившийся и воспитанный в самых недрах религии, часто изволил пить за столом вино тенерифское, произнося ко мне сии слова: 'Батюшка! За здоровье Божьей Матери'. В бытность нашу на острове Св. Екатерины, в Бразилии, всеми мерами под видом угодливости ко мне старался он поссорить и меня с его превосходительством Н.П. Резановым. На пути от бурного мыса Горн к острову Св. Пасхи, 25 марта 1804 года, опять восстала на меня, убогого старца, грозная буря от капитана: хотел в каюте забить, заколотить за то только, что я сидел на шканцах в то время, когда он прохаживался по палубе, но любовь других офицеров за меня вступилась и защитила. На островах Маркизских отдал команде приказ не спускать меня с корабля на берег за то, что я вечером по приезде моем с корабля Надежды не пришел в капитанскую каюту и не сказал ему лично о моем приезде, хотя, впрочем, г-ну вахтенному офицеру то ведомо было. Без терпения не жизнь; потому и я все таковые неприятности сносил великодушно; в островах Сандвичевских уже не сходил на берег. В Кадьяке капитан не мог делать мне подобные первым насилия, но внушал в должности правителя [Кадьяка] губернскому секретарю [И. И. Баннеру] то, что я сюда прислан вместо наказания; старался всеми силами взять двух мальчиков, приуготовляемых духовною миссиею для церкви, хотя и других в Кадьякском училище очень довольно; потом склонил контору просить меня сообщением о присылке мальчиков; я по законной необходимости учинил отказ, коего копия при сем прилагается. Из всех прежних обстоятельств довольно была видна его ненависть к религии и ко всей духовной части. Что самое он еще доказал тем, что во время своего выхода из здешней гавани увез одного из лучших мальчиков, такого, который был обучен и мог уже отправлять дьячковую должность. Прилагается также сообщение в духовную миссию о препоручении мне храма Божия и всех дел духовных и еще копия с данной мне бумаги е. пр-вом Николаем Петровичем г-ном
