Никого.
Светлова поглядела вниз с другой, внутренней стороны крепостной стены — туда, где тянулись бесконечные, покрытые оранжевой черепицей городские крыши.
Кроме монахини, которая что-то вышивала, сидя под окошком дома, располагавшего как раз под самой стеной — в общем, обычная для города картинка, — никого!
И Светловой стало как-то уж совсем не по себе. А не погорячилась ли она, так уверенно посчитав, что рука была именно человеческой! Конечно, непонятно, куда тот, кто ее толкнул, исчез…
Но и другой вопрос был не менее актуален: а откуда он появился? И вообще, «он», «она» или «оно» это было? Вот что не давало теперь покоя Светловой.
Ведь она прекрасно помнила, что крепостная стена, насколько хватало взгляда, была пустой накануне того, не самого удачного в ее жизни мгновения, когда она решила заглянуть в морскую бездну.
Между тем на стене уже появились первые посетители. Какие-то немецкие супружеские парочки, свеженькие после завтрака с обильным «шведским столом» и утреннего купания, с любопытством оглядывали взмыленную от переживаний и несколько подрастрепавшуюся после висения над бездной Светлову, которая металась по стене взад и вперед, исследуя ее поверхность.
Теперь, при ближайшем рассмотрении выяснилось, например, что вниз, в сторону города, со стены вели какие-то лесенки… И виднелись какие-то таинственные дверцы и ходы. Правда, все они, как показалось Анне, были крепко заперты или даже замурованы. Светлова припомнила вдруг историю, рассказанную Дорис — про суровые обычаи старинного Дубровника. А обычаи эти, и правда, были суровы… Например, чтобы не дробить наследство, приданое полагалось только старшей дочери, остальные должны были идти в монастырь.
Однако и женщины Дубровника, видно, были не лыком шиты. Сохранилась запись в старинной монастырской книге, посвященная некоей Изольде, которая «подожгла монастырь и в наказание была навеки замурована». Ей подавали еду через специальное оконце, из ее темницы нельзя было выйти.
Правда, очевидно, существовал все-таки некий потайной ход — для священника, обязанного принять исповедь. И однажды Изольда все-таки исчезла из своей темницы, потому что…
Да! Если можно войти, значит, можно и выйти!
«Если можно войти, значит, можно и выйти», — повторила вслух Светлова, не обращая внимания на изумленные немецкие супружеские парочки.
Поразмыслив о том, что с ней случилось в последние дни, Аня пришла к выводу, что ее приключения начались, по всей видимости, с грота… Точней, с того момента, когда, пугая купающихся, мимо катера Дорис промчалась на огромной скорости неизвестная моторная лодка.
Особенно почему-то Светлову среди этих воспоминаний цеплял взгляд самой Дорис — взгляд, исполненный неподдельной тревоги…
Почему, собственно, Светлова решила, что лодка была неизвестная? Может быть, как раз Дорис, судя по ее взгляду, эта лодка была все-таки известна?
Светлова застала Дорис в порту. Они с мужем загружали в катер провизию для очередной поездки.
— Мне не с кем посоветоваться, — призналась ей Анна. — И я просто не понимаю, что происходит. Но совершенно очевидно, что меня кто-то преследует.
И Светлова рассказала о своих приключениях.
— Ведь такие совпадения не могут быть случайностью? — заметила Анна. — Как вы думаете, мне стоит обратиться в полицию?
Дорис с мужем как-то странно, как показалось Ане, обменялись взглядами.
— Вы что-то знаете? — спросила у Дорис Аня.
— Беги как можно быстрее и как можно дальше, а возвращайся как можно позже… — пробормотала Дорис.
«Вот и отдохнула… — подумала Светлова. — Видно, что-то происходит, подобное чуме. А от нее есть только один рецепт спасения. Его изобрели еще предки Дорис, ведь этот город не однажды переживал нашествия чумы…»
— Значит, вы советуете мне срочно уезжать? — спросила Анна.
— Подождите… — наконец сказала Дорис, — если ничего не изменится, то тогда… — Она замолчала.
— Что — тогда?
— Тогда идите в полицию.
Светлова пила кофе на террасе своего отеля. — Можно?
Вопрос прозвучал по-русски, но у мужчины, который обратился с ним к Светловой, был очень сильный акцент.
Аня удивленно подняла голову. Вокруг было полно пустующих столиков.
Седоватый пожилой господин выглядел на редкость благообразно для подобного рода знакомств, да и не принято было здесь напрашиваться в собеседники.
Пауза затянулась.
— Мне очень надо с вами поговорить! — объяснил на ломаном русском свою просьбу пожилой господин.
— Со мной? — искренне удивилась Светлова.
— То, что я вам скажу, возможно, покажется вам несколько необычным. Но я очень прошу меня
