могли. Ну, разве что дышали горячо, отыскивая и покусывая подле его ног какие-то пожухшие былинки, топтались рядом, — и от этого окоченевшему капитану было как-то теплее. А так, в общем, ну, что может лошадь?! Ни развязать, ни позвонить «приятелю из органов»… Ни позвать его на помощь ржанием призывным.
Лошадки вообще не ржали — а напротив, как показалось капитану, вели себя как-то чересчур тихо и даже осторожно.
Сам капитан кричать тоже опасался — кого тут, кроме хмыря, накличешь?
И вдруг лошадки напряглись.., И как-то незаметно, по-тихому растворились — исчезли между деревьями!
Слух у лошадей, видно, получше, чем у человека. Скоро и капитан расслышал то, что учуяли лошади.
Это были уже человеческие шаги. Кто-то чавкал сапогами, разбивая морозную твердую корку, покрывавшую уже черную холодную и мокрую землю.
Еще несколько минут волнительного ожидания — хмырь, не хмырь, убьют, не убьют? — из-за деревьев показалась колоритная фигура — в тулупе, кирзовых сапогах и облезлой, сбившейся в какой-то бесформенный ком от долгих жизненных испытаний, шапке-ушанке.
Выйдя на полянку, где замерзал капитан, фигура резко притормозила, остановилась и оторопело уставилась на Дубовикова.
— Ты кто? — первым проявил любознательность Дубовиков.
— А ты кто? — невежливо вопросом на вопрос ответили ему.
— Я капитан Дубовиков.
— Да?! — удивился человек в сапогах. — А я конюх.
— А чего ты в лесу делаешь?
— А ты чего?
— Да я вот в передрягу попал…
— Да?! — опять удивился человек в сапогах. — А я лошадей ищу…
— Лошадей?
— Лошадей.
«Да вот же они — только что тут были!» — хотел подсказать конюху капитан… Но почему-то передумал, не подсказал.
Ему почудилось даже, что из-за деревьев смотрят на него, оценивая его намерения, бархатные темные лошадиные глаза.
— А чего ты их ищешь? — вместо подсказки поинтересовался капитан.
— Да убежали ведь — вот и ищу!
— А давно убежали-то?
— Да уже весной. В мае, кажется.
— Так зима же уже?
— Вот я и думаю, раз зима уже — может, они вернутся?
— А почему они убежали-то? — снова поинтересовался капитан.
— Да убегают вот, работать не хотят. Как лето — так в бега…
«Наши лошади!» — подумал капитан.
— Вот что, конюх… — попросил он. — Ты бы меня развязал!
— Да?! — опять непонятно чему удивился человек в сапогах.
— Да, — заметил капитан. — Мог бы и сам догадаться. Думаешь, я тут ради спортивного интереса стою?
— Да я что… Я могу и развязать, если надо… И конюх, не торопясь, как и полагается в сельской местности конюху, принялся за дело.
Так капитан Дубовиков обрел наконец долгожданную свободу и вернулся в Москву.
А давнишний приятель Дубовикова, работающий в органах, тот самый, что снабдил капитана информацией о хмыре, оказался настоящим приятелем… Да что там… Настоящим другом!
Узнав о том, какой суровой смертью мог погибнуть капитан Дубовиков, приятель наплевал на «разработку», в который находился подозреваемый хмырь…
Более того, он, как настоящий друг, наплевал и на «поимку с поличным».
К вечеру следующего дня, когда так счастливо избежал гибели капитан Дубовиков, на красивых берегах озера Заволок появился милицейский «газон»… И в доме хмыря был устроен такой шмон. Сам хмырь же, поднятый с постели неожиданным милицейским налетом, стоял в трусах в сенях своего дома и стучал зубами, как еще недавно это делал Дубовиков.
— Ну, понял теперь, какая погода в декабре? — заметил, проходя мимо него, капитан.
Хмырь дрожал и только молчал, потупившись.
