— А это следствие вдумчивого отношения к жизни, — не растерялся лейтенант. — У вас, не обольщайтесь, тоже с занудством — все в порядке. А к старости вообще будете абсолютная мегера.
— Кто? Я мегера?!
— Нет. Мегрэ.
— Ну, “Мегрэ” — еще ничего. А “абсолютная Мегрэ” — звучит не очень…
Стояла уже настоящая глубокая бесконечная серая осень с непрекращающимся дождем. Впереди в туманах и сумерках тянулась лента дороги, по обеим сторонам которой рекламные щиты напористо зазывали в придорожные кафе, рестораны и мотели.
Всевозможные “Ночки”, “Ласточки” и “Огоньки”.
— Это дорога в ад… — сказал, обращаясь, кажется, больше к себе, чем к Светловой, Богул. И замолчал. А потом замурлыкал знакомый мотивчик.
— Куда — дорога?
— Крис Ри. Знаете, есть такая песенка… Отчего-то популярная особенно у нас в России. “This is the road to hell”… Что, как известно, означает: “Это дорога в ад”. Уже лет десять песенка не стареет…
— Он имел в виду дорожную пробку во время сильного дождя…
— Ну так уж получается, что когда кто-то что-то пишет, он имеет в виду одно, а те, кто его слушает или читает, обычно — совсем другое.
— Тонко вы это подметили! — удивилась Светлова.
— Понимаете, у провинции есть одна особенность. Поскольку делать тут совершенно не хрена, некоторые — ну, не каждый третий, правда, но есть такие, — которые много читают…
— Ах вот оно что!
— Вы никогда не читали Итало Калвино?
— Никогда.
— Я так и думал… Вот послушайте, что он пишет.
Богул достал карманного формата толстую книжечку:
— “Ад для живых — это не то, что еще когда-то наступит, и если он действительно существует — это ад, в котором мы ежедневно живем, который мы сами создаем, живя все вместе. Есть два способа не страдать от этого. Первый из них без труда удается освоить большинству людей: принять этот ад таким, какой он есть, и стать его частью настолько, что он перестает быть заметен”. Богул замолчал.
— А второй?
— А второй — это сложно…
— Очень?
— Очень. Калвино считает, что это требует постоянного внимания и обучения.
— Что же нужно делать?
— “Искать и распознавать кого-то или что-то, что не является этим адом, суметь поддержать его, чтобы это продлилось, и найти для него место”.
— Может, это и правильно, — вздохнула Светлова, подумав о Пете. — Я вот распознала и нашла место.
— Ну что вы все вздыхаете? Не понравилось вам у нас? — Лейтенант усмехнулся. — А то оставайтесь… Насовсем! Город у нас старинный… Воздух чистый. Липы высокие.., и еще не все вырубили… Дома недорогие..
— Да, — кивнула Аня. — А юмор у вас — черный…
— Ну так уж и черный?
— Нет, Богул, я хочу в Москву… Город хоть и сумасшедший, но там сумасшествие явное, открытое… Бежит народ с горящими глазами — и не скрывает своей шизанутости. Некогда тратить время на всякие ухищрения. А тут у вас безумие какое-то подспудное — за семью замками… Сверху все такое миленькое, безмятежное, тишь да гладь. А за занавесочкой — такие тараканы!
Вот и вы, Богул, растолстеете, перестанете читать этого своего изысканного Итало Калвино, а станете большим милицейским начальником, будете брать взятки…
— А я и так их беру…
— Я имею в виду настоящие — большие взятки. Что уж вы там берете — так, детишкам на молочишко…
— Ну, в общем, да… — согласился лейтенант. — Эфемерно.., в соотношении к потребностям.
— В общем, будете наслаждаться властью. То есть тем, что любого можете взять за шкирку, когда вам заблагорассудится. В общем, займете в городе свое место… Новая Осич торгует детьми, новая Амалия Кудинова — шарлатанскими снадобьями, вы — правосудием… Каждый занимается свои делом.
Вот Туровского только уже не будет — он, конечно, чересчур уж вышел за рамки.., дозволенного. Но, согласитесь, и чувство его — любовь к Елене Прекрасной — было за рамками обычного. Необычная была любовь! Очевидно, когда начинаются сверхсильные эмоции, легко пропустить момент, когда едет крыша.
— Возможно.
— А все-таки, Богул.., согласитесь… В общем, реакция Туровского на старость жены — необычна для
