Наградой ему послужил блеск, появившийся в глазах Ваны.
- И такое положение вещей наблюдается везде, за исключением Сиваха.
При этих словах девушка удивленно взглянула на Гвидо
Человеческая реакция! Наконец-то он добился от нее живой человеческой реакции!
- Ну да! Здесь тоже есть господа и рабы.
- Но эти господа не стремились к власти,- возразил итальянец.- Их заставили выполнять административные функции. В этом нет сомнения!
- Но разве сивахцы им не подчиняются?
- Подчиняются. Пожалуй, они идут еще дальше: подчиняются всем подряд. Сущие ангелы! Но причины их послушания далеко не ангельского характера. Сивахцы безропотно воспринимают любые указания, потому что считают их не заслуживающими внимания. В их глазах любой приказ кажется таким естественным и тривиальным, что даже не стоит обсуждений; возражений или невыполнения. При такой точке зрения послушание легче непослушания. .
- Откуда такое спокойное безразличие?
- Это связано с исконным неприятием власти и неуважением к ней. У них это происходит автоматически, но в то же время подкрепляется доводами разума. Что-то вроде тихой забастовки. Сивахцы, по-моему, получают удовольствие в пренебрежении к власти, власть их не интересует.
- Что же, неглупо,- усмехнулась Вана.
- Таким образом, они не борются за власть с теми, кто к ней стремится, и не пытаются разделить ее с теми, кто ею обладает. Любой другой человек втайне сожалеет о том, что не имеет власти, или, по крайней мере, не имеет ее в достаточном количестве. Но не сивахцы! Они уверены, что власти им хватает с лихвой. Короче говоря, с ними пришлось бы бороться, чтобы они перестали делать вам подарки в виде отказа от тех жалких прав, которые они еще обязаны иметь.
- Почему ты так уверен в этом? - не выдержала Вана.
- Они никогда не желали власти. Это безразличие уходит корнями в глубокую древность. Нельзя объяснять их поведение только привычкой к рабству. Напротив - власть ни для кого не бывает так соблазнительна, как для тех, кто ее лишен. Возьмите любую нацию! В каждой из них попеременно были поработители и порабощенные, угнетатели и угнетенные. И тем не менее люди по-прежнему агрессивны в своем стремлении к главенствующей роли в обществе. Уходя со сцены, каждый надеется вернуться и отомстить за свое поражение.
- Но не в Сивахе?
- Да, только не в Сивахе. Здесь вечно длится поражение, так как его приветствуют. И все же, по-моему, сивахцы просто временно отступили, ожидая возвращения им status quo, - так же, как мяч, который, сжимаясь в момент удара, не думает, что через мгновение спружинит и взлетит.
- Но мячу не нравится, когда по нему бьют,- заметила Вана.
- Кто знает? Особенно если ему не больно. Сивахцы не страдают от недостатка прав и даже от нищеты. Они бедны, но не подозревают об этом. Они счастливы, потому что им не приходится кем-то управлять. Во всем остальном они не менее чувствительны и не более подвержены мазохизму, чем остальное человечество.
- У них что, наследственная аллергия к власти?
- Откуда я знаю?- сухо ответил Гвидо, словно своим вопросом Вана нанесла ему личное оскорбление.
С этими словами итальянец повернулся к хозяину дома, приглашая его принять более активное участие в беседе, чем ароматизация воздуха гаванской сигарой.
- Как вы объясните тот факт, Селим,- он впервые обратился к египтянину по имени,- что сивахцы никогда не доставляли беспокойства ни местным, ни центральным властям?
- Правительство заботится о них точно так же, как обо всем остальном населении Египта,- бесстрастно ответил эль-Фатгах.
- Позвольте мне повторить свой вопрос,- терпеливо сказал Гвидо.- Я не спрашиваю, заботится ли правительство Египта о жителях Сиваха, а как раз наоборот - почему не заботится?
- Оно уделяет Сиваху не больше и не меньше внимания, чем другим городам, включая и столицу.
- У меня сложилось другое впечатление,- возразил Гвидо.- По-моему, о Сивахе заботятся гораздо меньше, а точнее - вообще не заботятся. А сивахцев правительство вообще не интересует.
- Это говорит о том, что жители Сиваха довольны своим правительством,сухо сказал Селим.- Люди по большей части интересуются властями, когда хотят покритиковать их.
- Своим интересом люди доставляют правительству гораздо больше неприятностей, чем критикой. Некоторые устраивают заговоры, восстания, революции, свергают правителей, меняют одних на других, строят демократию на трупах диктаторов, устанавливают республику вместо монархии и так далее. Такие вещи случаются даже в Египте, не так ли? Но сивахцы никогда в этом не участвуют. На протяжении всей истории - а она у Египта немалая - это племя никогда не тревожило государственных мужей - от фараонов до Садата. Оно всегда всем довольно. Разве они когда-нибудь жаловались на низкую зарплату? Или на высокие налоги? Разве их волнует пассивность в общественной жизни страны? Они никогда никого не беспокоили. Возмущались ли когда-нибудь сивахцы решениями, принятыми в верхах через их головы и без их ведома? Никогда. Откровенно говоря, иначе и быть не может: у жителей Сиваха нет своего мнения. Я говорю об общественной жизни, хотя эта жизнь складывается и из их жизней. Нигде больше я не встречал такого безразличия.
- Вы уверены, что действительно столкнулись здесь с подобным безразличием? - мягко спросил Селим.
- У меня есть глаза и уши, господин вице-губернатор,- резко возразил Гвидо.- И в этом смысле пустыне не удастся отделаться миражами. Селим молчал.
- Напрашивается единственное разумное объяснение: сивахцы не интересуются политикой, потому что они вообще ничем не интересуются. Может быть потому, что они от рождения мягкотелы и глупы. Но эту гипотезу я отбросил, когда попал в Сивах и убедился в обратном.
Эль-Фаттах, казалось, был заинтригован.
- Так, значит, вы все знали до того, как предприняли эту поездку?удивленно спросил он.
Но Гвидо не так-то легко было сбить с толку:
- Я интересуюсь историей слишком серьезно, чтобы не заметить такой особенности. Ведь тысячелетиями в обществе насаждалась мысль о том, что сильный всегда прав.
- Возможно, у жителей этого оазиса имелись свои причины быть удовлетворенными правом сильного,- предположил Селим.
- Вполне возможно,- согласился Гвидо, саркастически усмехнувшись. Но Селим был нечувствителен к дерзостям, а тем более к насмешкам.
- Значит, пребывание здесь, мистер Андреотти, навело вас на мысль о какой-то другой причине миролюбивого нрава сивахцев, чем та, которую вы назвали сначала? '
- Нет,- вздохнул Гвидо.- Я не нашел никакой причины. Ее просто нет.
- Вот видите!- любезно завершил беседу хозяин, вставая, чтобы проводить гостей к выходу.
***
- Почему тебя так волнует равнодушие к политической власти жителей Сиваха? - спросила Вана, когда они снова остались наедине.- Ты что, хочешь всех людей сделать счастливыми?
- Думаешь, у меня может быть другая причина?
- Я не думала, что ты так любишь человечество.
- Ты, видимо, недостаточно меня знаешь.
- Видимо, я совсем тебя не знаю. И это меня пугает.
- Вана,- спросил Гвидо позднее,- почему ты не любишь своего отца? Ведь ты приехала сюда, чтобы научиться любить его.
- Наверное, ты убедил меня, что после десяти лет уже трудно чему-то научиться. Мне слишком поздно учиться быть дочерью.
- А он? Ему тоже не нужно запоздалое отцовство?
- Отец - это человек, в котором нуждаешься. Тот, кто утешает и ободряет маленькую дочь, когда она боится темноты и смерти. Тот, кто не расстается с ней, пока она не научится обходиться без отца. Но это не
