двигался пьяный Зимоня с мешком гремящих сковородок. Под утро - опять неожиданность. От колючек, что ли, Климцов подхватился чуть брезжил рассвет и увидел спящего Усова в странного цвета пятнах. Лицо и постель вчерашнего именинника были перемазаны чем-то бурым. Климцов бросился будить куратора, жившего у соседей.
- Кажется, он уже того, - испуганно бормотал Климцов.
Сбив с ног сонную хозяйку, спасатели устремились к Усову, который, невинно улыбаясь, посапывал себе под мышку. Климцов поднял такой шум, что дыхания было не слышно. Никакого опыта в оказании первой помощи Замыкин не имел. Воспользовался простым способом - начал беспорядочно беспокоить щеки Усова. Имениннику снились родители, по очереди его целующие. Вдруг мать или отец, а может, и еще кто-нибудь - во сне после пьянки кто только не подвернется начал отвешивать ему пощечину за пощечиной. Усов рефлекторно потянул руки к лицу и проснулся. Климцова с куратором он принял за родителей и, глядя расползавшимися по лбу глазами, пробормотал:
- За что?
Замыкин вытер рот рукой и ощутил вкус шоколада.
Догадка заставила его нездорово засмеяться. Пугая хозяйку разгоравшимся хохотом, он вышел на улицу и никак не мог успокоиться. Он представлял, как Усов тщился съесть перед сном шоколадку, в то время как заправленный сливами спирт вырывал и вырывал изо рта желанную сладость.
История с шоколадом превзошла по интриговке шуточку бабки с Гриншпоном и вывела Усова на первое место по актуальности. Климцова задвинула в угол.
Сентябрь священнодействовал, дожигая себя в собственном соку. Желтизна еще не стала душераздирающей, но в ней уже чувствовалась будущая мощь. Дни стояли, как на поверке, ночи - как на выданье. Бабье лето погружало всех в мякину катарсиса. О какой работе могла вестись речь?
Приступили к сценарию концерта. Энтузиазм был настолько высок, что концерт рисковал стать перлом самодеятельного искусства. Намечалось представить смежное хоровое пение, танцы и интермедии. По решению треугольника задействованными на сцене хотелось бы видеть всех без исключения.
Поначалу репетировали в клубе. Потом бабке вздумалось скоропостижно ехать к дочери. Куда-то далеко. Куда именно, бабка так и не смогла толком объяснить. Первое, что пришло ей в голову, - выдворить квартирантов:
- Ну, все, - сказала она, - пожили, и хватит! Я дом на вас оставить не могу - ненадежные вы!
Парни замялись. Бабка вспомнила про свой домашний скот и пошла на попятную:
- Ладно, так и быть. Ребята вы неплохие. Только хату не спалите своими цыгарками, - она посмотрела на Рудика, - да девок много не водите! А чтоб свиней не отравили, я укажу , чем кормить.
Словно приближенных, она позвала за собой Нынкина и Пунтуса. Подводя к мешкам и кадкам, долго раскрывала технологию кормления, красной нитью по которой сквозила мысль, что свиней можно накормить, ничего не трогая из запасов.
- Немного возьмете отсюда, - указывала она на террикон зерна в углу сарая, - но только немного. Если много - жрать не станут, я их норов знаю. Потом добавьте вот из этой емкости, но не больше двух плошек, а поверх всего - горсть комбикорму. Да почаще выгоняйте их на улицу, пусть порыщут, все мяснее будут!
И Левый с Борзым на комбайне отвезли ее в центральную усадьбу к автобусу.
Репетиции перенеслись в бабкину избу. Как в мультике 'Шарик в гостях у Барбоса', здесь разрешалось все. Лежать, говорить, есть можно было где угодно и сколько угодно. Девочкам понравились семечки от тыкв. Уходя домой, они каждый вечер прихватывали по тыкве. Изба стала называться ленкомнатой. За время отсутствия старухи больше всех сдружились Нынкин и Пунтус. Ухаживая за домашним скотом. Свиней они закормили до того, что те перестали посещать самые свежие помойки. Отвалившись от корыта, всегда полного, свиньи падали, загораживая вход в курятник, и сутками не двигались с места. Гриншпон постоянно орал на скотников. Из-за свиней он не всегда мог добраться до своих любимых яиц.
Возвратилась бабка. Она зарделась от восторга, увидев свиней пополневшими. Пробравшись через хрюшек внутрь сарая, упала в обморок. Друзья за пару недель стравили весь зимний запас корма. Если бы не перекрытая крыша, разделанные дрова и убранный огород, бабка не вышла бы из шокового состояния. За три дня до представления Забелин и Люда, как члены редколлегии, сотворили афишу. Она простиралась на всю простынь, одолженную у Зимони. Полотно несло много скрытой информации и смысла. Колхозники специально ходили за очками. Концерт, как гласила афиша, должен был состояться за день до отъезда.
И вот он настал. В клубе собралась вся деревня. Загорелая Маша сидела в первом ряду. Левый и Борзой устроились на последнем. Бабка сидела в центре партера бок о бок с Марфой. Они немножко застили деверю. Зимоня висел на подоконнике.
Как и все серьезные представления, концерт начался с хора, который исполнил песню:
Вот получим диплом, махнем в деревню,
Соберем чудаков и вспашем землю.
Мы будем сеять рожь, овес, ломая вуги,
И прославим колхоз гоп-дуп-дуба
По всей округе!
Зрители песню приняли. Зимоне понравилось место, где дед тянул коктейль через соломку.
- Во дают! - слышалось из зала.
- Мастера!
Потом Татьяна увлекла в хоровод подруг и водила, пока зал не захлопал в ладоши.
Усов, Артамонов и куратор играли гусей, за которыми с карманным фонариком по сцене струились Нынкин и Пунтус. Бабкин деверь икнул в этом месте миниатюры. Его посетила свежая мысль, восходившая к тому, что ни лисы, ни волки к пропавшей птице не причастны. Не смея посягнуть на искусство, он молча перенес озарение, но перебазарить с бабкой после концерта был намерен. Бабка сама сидела словно не своя. Охудожествленная
кража капусты как серпом резанула ее память.
Потом 'умирал' Усов. Артамонов играл Климцова, который уже два дня, как уехал, сославшись на якобы заболевших родителей. То ли колючки сделали свое дело, то ли на репетициях он был поражен игрой Артамонова в его роли, но, как бы то ни было, Климцов оставил группу в самый переломный момент пребывания в Меловом. Колхозники еще аплодировали актерам, а на эстраду уже выходили Гриншпон и Кравцов. Иностранные песни после родной для зрителя темы прошли как антракт.
За кулисами изготовился Мурат. Марина всучила ему юмореску из 'Крестьянки' за семидесятый год. Смеялись больше над акцентом.
Акробатические номера наверняка были бы недооценены селянами, если бы Рудик, Забелин и Усов не уронили Татьяну, лезшую им на головы. Зал счел это за трюк и разразился восторгом.
После концерта устроили танцы. Никому не хотелось расставаться. Все привыкли к студентам, встречаясь на ферме, у ключей, в магазине. А тут на тебе завтра уезжают.
Всю ночь кругами бродили по деревне, прощаясь с каждой улицей и переулком. Побывали на речном обрыве, с которого началась дружба. Похлопали по плечам стога.
Утром, провожая студентов, Левый с Борзым сообщили, что вчера артистов кое-кто собирался побить на дорожку, но раздумали. Причин отказа они не назвали. Бортовой ЗИЛ зафырчал, увозя подружившихся и возмужавших первокурсников на автовокзал. Бабка краем платка утирала слезы.
- Добрый душа, - вздохнул Мурат.
- Хотя достаточно вредный, - уточнил Гриншпон.
С кузова смотрели на уплывающую деревню. Забелин, как обычно, - через объектив. Рудику показалось, что за околицу к березам вышла загорелая Маша. Забелин ничего такого через линзы не заметил. Зимоня снял с клуба простыню-афишу и бережно сложил в сундуке.
В центральной усадьбе выяснилось, что отару съеденных баранов, за исключением трех-четырех самых упертых, первокурсники отработали. Через день на Меловое сошли дожди.
ВЕЗДЕСУЩАЯ АНГЛИЧАНКА
Рудик вручил Карповой журнал. Англичанка приступила к знакомству с группой через перевод текста.
- Не подумайте, что вам то и дело будут менять преподавателей. В сентябре я летала в Лондон на повышение квалификации и здесь меня подменяли коллеги. Но не будем отвлекаться. Пожалуйста,
