удерживать корпусом поднимающийся в горизонтальное положение брус.
Улька ойкнула. Теперь она висела на брусе, придавленном к полу Макароном, а второе бревно от перевертывания удерживал Артамонов.
- Брось его на фиг и помоги мне! - скомандовал Макарон.
- А Ульку не зацепит?
- Вроде нет.
Артамонов отпустил свой брус. Страшный грохот сотряс тишину.
- Забери аппарат, - попросил Артамонова Макарон.
- Я не пройду на ту сторону. Могу только через тебя.
- Перелезай, только быстрее.
Артамонов перевалился через Макарона, забрал ствол и вернулся на площадку. Все шло нормально. Теперь Макарон спокойно удерживал второй брус, а Артамонов, потянувшись за окно, готовился помочь Ульке влезть обратно.
Так бы все и получилось, но никто не знал, что творится в голове у Ульки. То ли она вспомнила, как пугала Орехова прыжками из окна ДАСа, чтобы он перестал заниматься ерундой, то ли на морозе у нее ослабли руки, но так или иначе она не проявила никакого интереса к приближающемуся Артамонову. Занятно, что ответил бы ей Орехов сейчас? Опять бы сказал: 'А не сбегать ли лучше в лавку?' Теперь бы это прозвучало просто глупо. Все давно перестало быть смешным. От такого бесконечного юмора, кроме усталости, ничего не осталось. Все эти мысли, возведенные в степень, полностью овладели ею. На секунду она вообще забыла, где находится. И когда Артамонов протянул ей руку, она просто разжала свою.
Чтобы ничего не видеть, Макарон разбил булыжником прожектор и побежал вниз, спотыкаясь и грохоча. Артамонов вполз на подоконник и бросился следом.
Ситуацию спасло то, что Улька родилась в сорочке. Ее угораздило упасть прямо в лифтовую шахту. После приземления бездыханную Ульку еще долго покачивал батут курилки. Она очнулась, когда сетка почти не шевелилась.
- Ну, ты даешь! - обрушился на нее Макарон. - У меня чуть сердце не разорвалось.
Улька ошалело вращала головой и не понимала, где находится.
Сообщили Орехову, Деборе, остальным. Вызвали 'скорую'. Врачи сказали, что на выход из шока уйдет несколько дней. На место происшествия приехал следователь. Дача показаний для Макарона и Артамонова была хорошим поводом облегчиться. Рассказывать все, что было, просто так не поворачивался язык настолько с Улькой все получилось неожиданно.
- Что вы делали наверху? - спрашивал следователь.
- У нее была мечта - снять город с высоты птичьего помета, - отвечал Артамонов.
- Неужели об этом можно мечтать? - удивился следователь.
- А почему бы и нет?
- А больше вы ничего не снимали?
- Нет.
- А где пленка?
- Все упало вниз.
- Внизу ничего не нашли.
- Плохо искали.
- Вы занимаетесь сокрытием, товарищ Артамонов. Это преследуется законом.
- Мы знаем, чем занимаемся. И знаем, что все, чем мы занимаемся, у нас преследуется.
После допроса Макарон с Артамоновым отправились к Орехову, но в квартиру к нему попали не сразу. Полет Ульки отнял у него дар речи. Орехов заперся и никому не открывал. Но Артамонов настоял.
- В этой жизни пристрелян каждый наш шаг, - сказал он Орехову. - Не ценишь деньги - отнимут, не любишь жену - уведут. У денег и дружбы есть одна тонкость - их надо защищать, как диплом. Заслужить и потом защитить. Это две части одной работы. И еще - от жизни надо брать чуть меньше, чем она позволяет взять.
Орехов молчал.
- Пойдем проявлять пленки, - сказал Макарон Артамонову.
Они доехали до 'унитаза', поднялись в лабораторию, достали из тайника фоторужье, вынули пленку и приступили к проявке. Потом сканировали кадр за кадром и по очереди вытаскивали на монитор. Снимки получились отчетливыми. Снятые в инфракрасном диапазоне, они придавали фактам дьявольский оттенок.
- Теперь эти ребята в наших руках, - сказал Макарон. - Главное промурыжить судебных исполнителей. Нам нельзя съезжать из детинца. Вплоть до того, что мы здесь забаррикадируемся.
- Надо призвать на помощь трезвенников, - вспомнил Артамонов, - и устроить из амбалов живое оцепление.
- Как мы раньше не додумались?
Утром с белым флагом на Озерную явился Фоминат. Платьев заслал его к 'лишенцам' как бывшего у них в употреблении. На Фомината возлагались функции парламентера. Он сказал, что если в выходящей завтра газете будет снята первая полоса, то найдутся люди, которые хорошо за это заплатят. Он дал понять, что та сторона в курсе всего, что происходит в лагере противника.
Макарон встал навстречу, чтобы устроить Фоминату дисмисл - иными словами, чтобы дипломата, которого корчил из себя Фоминат, объявить частным лицом и потом по этому лицу как следует настучать. Но Артамонов тормознул его.
- Это наш человек, - сказал он. - Мы с ним проводили лотерею.
- Ну, извини, - сказал Макарон. - Так это и есть тот самый Фоминат натрия?
- Конечно.
- Похож.
- Сколько платите за пленки? - cпросил Артамонов у Фомината.
- Сто пятьдесят.
- Всего-то?
- А сколько вы просите?
- Мы ничего не просим. Нашу константу вы знаете - триста. Она не меняется на протяжении уже нескольких лет, поэтому не обсуждается.
- Я передам заявку губернатору.
- Но это не все, - сказал Артамонов. - Положение о лотерее до сих пор не подписано. Вы должны вернуть назад видеодвойку. Мы выставим ее в галерее, как в музее. Она дорога нам как память и чтобы замкнуть круг.
- Я принесу, - сказал Фоминат. - Завтра.
- Сегодня, - сказал Артамонов. - В четыре мы привезем в 'Чикен' оригинал полосы и обе пленки. Деньги и техника должны быть при вас.
Было понятно, что Артамонов оттягивает время. Когда Фоминат ушел, Артамонов дал команду снять с номера сверстанный материал.
- Зачем? - спросил Макарон. - Мы, что, свертываемся?
- Нет. Мы снимем с полосы фотографии и отвезем, как обещали. А Дебора тем временем поставит другие, поконтрастнее. Они ведь думают, что мы не успели распечатать пленки.
Оригинал-макет снятой полосы Артамонов сложил вчетверо и опустил в боковой карман.
- Тираж надо поднять до миллиона, - начал он расписывать коллективу порядок действий. - Пока мы с Макароном будем разбираться по существу вопроса, вы должны успеть отпечатать тираж и вывезти его из цеха. Ночью придут опечатывать имущество - нам придется подписать акты, иначе не затянуть время. Если мы промурыжим их пять - семь часов, вам будет достаточно. При разноске газеты использовать только своих людей. Никого слева не нанимать. В каждый почтовый ящик - по две газеты: одну поглубже, вторую - чтоб торчала. За почтальонами будет зачистка, люди Платьева пойдут по пятам вынимать газету из ящиков. На три оставшиеся полосы поместите приветы от Леха Валенсы, Жоржа Помпиду и так далее. Внутри телепрограммы поместите фотографию Макарона с Дастином на руках. Это придаст шарму. Надо расписать подробнее все как было - и про биты, и про 'Chrysler', и про Орехова. Будем взывать к народу. Текст должен
