прижечь зеленкой. Реша внял просьбе и кое-как с помощью снега с прожилками льда довел температуру тела в указанном месте до 30 градусов по Цельсию.
- Ну что? - спросил Рудик, летавший вызывать 'скорую'.
- Да ничего, - ответил Реша. - А врачи-то будут?
- Обещали прибыть не раньше, чем к утру. Праздник, сказали, людей по улицам подбирают.
- Пульс нитевидный, почти не прощупывается, - доложил Реша. - Но надежды терять нельзя.
- Надо бы заговор применить, - придумал Гриншпон. - Я знаю, он все по вещуньям таскался.
- Знаю я этих вещуний, - сказал Рудик. - По пять рублей пучок на каждом вокзале. Его ошпарить надо, поставьте кто-нибудь воды на плиту...
- Бесполезно. Ты же видишь, я уж как ни пробовал - и так, и сяк, и батогами... - развел руками Реша. - Лежит как колода! Хотя, правда, местами потеплел чуть-чуть.
- Вы бы форточку закрыли! Не май месяц! - предложил притворить створку Артамонов.
- Да ему уже по фигу мороз! - сказал Миша.
Ничего не поделаешь, пришлось вызывать Татьяну. Быстро это сделать не получилось, но с течением времени готовая на все чрезвычайка явилась. Именно на нее возлагалась последняя тростиночка надежды.
Татьяна вошла в комнату даже с некоторым азартом.
- Ну, где этот отморозок? - строго спросила она и велела всем исчезнуть. Когда население свалило, Татьяна, не касаясь губами горлышка, влила в себя початый флакон 'Перцовки', чтобы унять возникающий под мышками трясун, разделась догола, натерлась подсолнечным маслом и нырнула в койку под ворох одеял. Прильнув к холодному остову Бирюка, она стала учащенно дышать. Долгое время от пациаента не исходило никакой реакции. Потом от пяток к мозгу проскочила пара-тройка слабых разрядов. Это и явилось началом пробуждения. Очнувшись и обнаружив подле себя что-то скользкое, Бирюк с закрытыми глазами, которые все еще были скованы льдом, рефлекторно потянулся к злачным местам общественного пользования, но Татьяна быстро тормознула его:
- Ну ты, полегче! Я тебе не вещунья какая-нибудь!
- А чего тогда улеглась тут? - спросил из тумана Бирюк, едва ворочая своим ободранным, почти свиным языком.
- Спроси что-нибудь полегче!
Татьяна встала с койки и вернула к участию в деле остальное население.
- Ему же помогла, а он же и лезет! Идиот! - посетовала Татьяна.
- Да он просто ничего не понял, - оправдали его парни.
- Я подумал, бабу резиновую подсунули! - сказал Бирюк.
- Лабух внеаморален! - подсказал Миша.
С помощью оставшейся перцовки температуру тела Бирюка удалось довести до 36,6 и потом даже до кипения с выходом пара через все отведенные природой свистки.
- Пук - это заблудившийся ик, - сказал одобрительно Артамонов. Значит, все будет по-прежнему.
- Да уж! - согласились с ним некоторые.
Наконец Бирюк заворочался активней и приоткрыл льдинки глаз. Придя в себя окончательно, пострадавший, кое-как разлепляя от пены будто не свои губы, попытался прояснить детали принятия ледяной купели. Он как-то все мотал руками и старался направить их в сторону реки. Проникшись сочувствием, Артамонов и Мурат согласились сбегать на берег и притащить одежду купальщика. Оказалось, Бирюк с дубняка искал ее в десяти метрах от того места, где оставил.
Бирюк пассивно, как на чужие, взглянул на свои стоявшие колом брюки клеш, на сапоги системы 'казачок', на кожаную куртку а-ля рокер. Не заостряя на вещах внимания, он сказал:
- В жизни надо срываться, друзья мои! Вскочить из теплой постели в два часа ночи и сорваться к любимой женщине, зацепив с горкомовской клумбы охапку цветов! И сказать ей, этой женщине, что ты попытался вдруг представить ее лицо и не смог, поэтому примчался, боясь, как бы чего не вышло! И напиться с ней вместе от счастья. А завтра - она к тебе. Ты - в сатиновой нижней спецовке, потому как бельем это... - посмотрел он на черный по колено семейный трусняк, одолженный у Реши, - бельем это назвать никак нельзя. Ты открываешь дверь и удивляешься: 'Люсь, ты? Извини, а я вот тут это... без цветов!' Но ни в коем случае не жениться на ней! В жены надо брать тачку теплого парафина и лепить из него то, что пожелает душа! Или получить в сессию сразу пять двоек подряд, но сесть в поезд и уехать в Ригу на толкучку! Потом заболеть, на основании справки продлить сессию и сдать ее на стипендию! В этом весь смысл. Ведь жизнь - это поминутные аберрации, сплошное отклонение от так называемой нормальной, бог знает кем придуманной жизни! Но обыкновенно люди по своей душевной лени руководствуются самым что ни на есть наивным реализмом... - Бирюк, как отмороженный беспредельник, разгорался все сильнее и сильнее и сбрасывал с себя одно одеяло за другим.
- Ты прав, - сказал Реша. - Узнай я это чуть раньше, Рязанова была бы моей. Да, в жизни надо срываться! Проворонил я ее, проворонил! Духу не хватило!
- Да не переживай ты по поводу Рязановой, все у тебя с ней наладится, походя утешил обращенного в уныние Решу Бирюк. - А мы с Мишей, - поманил Бирюк к себе на колени Гриншпона, - мы с Мишей сразу после каникул усаживаемся за композицию, будем сочинять свои песни. - Стало понятно, что происшествие на реке вызвало в Бирюке странную реакцию - оно повлекло за собою музоргвыводы. - Довольно этой дурацкой советсткой эстрады! Играем мимо нот! Хватит с нас петь чужие тексты и как попало! Нас утомили хиты, замешенные на номенклатурных метафорах! Мы не станем ждать, когда нам на сцену станут бросать веники и сырые яйца по талонам! Дайте срок - и мы укажем 'Судорогам' их истинное место! Мы замесим такой крутой рок, задыхался Бирюк, намечая новый фарватер своей музыкальной течки, - такую музыку, которая позволит понять, что человек - не совмещенный санузел, а предмет очень духовного обихода! Мы не скатимся до дешевых халтурок на свадебках и перестанем ходить на линию! Мы соберем новую команду и учредим клуб своей песни! 'Спазмы' еще скажут свое слово! Мы будем пахать за все наше непоротое поколение до полной отключки, пока наши братья-гундосы, - в этом месте речи Бирюк потянулся к своей куртке, наршарил в кармане бельевую прищепку и нацепил ее на свой и без того синий шнобель, - пока наши братья-гундосы, - процедил он теперь уже через нос, - не слабают над нами Шопена! Правильно, Миша?!
- Правильно, - ответил Гриншпон. - Мы станем часовыми нашего отечественного рока!
- Дай бог, - пожелали им друзья.
А Миша с Бирюком взяли гитару и запели что-то нечтовое, неизбывное, из своих первых самостоятельных и личных набросков:
Звездный Новый го-о-од,
ра-а-дость или грусть
нам с тобою он принесё-о-о-от!
Может, никогда-а-а,
может, навсегда-а-а
счастье мне моё-о-о вернё-о-о-от!
Глава 16
НАС_ОКРУЖАЮТ_ОДНИ_УБЛЮДКИ
Под каблуком крещенских морозов наконец-то стихли метели. До зимних каникул оставались считаные дни.
О существовании именно ее, Татьянина, дня Черемис узнала совсем недавно. То, что она родилась 25 января по старому стилю в час ночи по летнему времени и по не зависящим от нее обстоятельствам, она знала, а вот то, что в этот день родилась еще и какая-то святая по имени Татьяна, она не знала. И не знала того, что в этот день был подписан Указ об учреждении Московского университета. Обо всем этом Татьяне поведал настенный календарь, который ей подарил Бирюк, замазывая свою промашку с Днем донора.
Лучше поздно, чем никогда, подумала Татьяна о своем Дне ангела и решила наверстать упущенное. Она объявила, что праздник назван в честь именно ее дня рождения, и велела всем прийти к ней в комнату отметить. Сообщила она об этом и персонально Бондарю. Татьяна устала ждать от жизни счастливой случайности в плане сближения с ним. Захватить его врасплох, как она рассчитывала поначалу, у нее не получилось, поэтому оставалось действовать, методично подтачивая примерно в такой последовательности: вечеринка в комнате - три сеанса подряд в кинотеатре 'Победа' - ночь в ресторане 'Журавли' - совместная вылазка на природу в Сосновку - ЗАГС. Последний пункт был необязательным, замуж Татьяна собиралась выйти только после окончания института. Кому она нужна недипломированная?!
