саду, троих не хватало.
- Во времена господства статистики невелика потеря, - резюмировал Замыкин, но отсутствующих все же занес в свою красную книгу, аккуратненько и с необъяснимым воодушев- лением.
До места назначения добирались целый день.
- Известное дело - в хороший колхоз не пошлют. Передовое хозяйство и само справится, - разъяснял куратор незадачливым первокурсникам причину столь несоседских шефских связей. - За нашим институтом - не знаю, почему, но догадаться можно - закреплена самая что ни на есть глушь.
Замыкин оказался на редкость словоохотливым. Из общих споров и бесед с ним - достаточно увлекательных - многие уходили в диалоги друг с другом, сближаясь и подавая пример сближения другим. Затронутые куратором вопросы оживляли сначала центральное купе, потом вмиг расхватывались соседними, и те, не обращая внимания на развитие темы в центре вагона, гнули каждый или попарно в свою сторону, выдавая убеждения, наклонности, устремления или их полное отсутствие.
С девушками на марше сближались самыми невинными способами - таскали с вокзала в автобус, из автобуса складывали на траву, а потом вновь загружали на гужевые повозки их тугую поклажу.
Татьяна несла свой мешок сама. Рудику было не до нее: будучи заядлым охотником-любителем, он увлеченно спорил с Замыкиным насчет ружей - какая двустволка эффективней, обычная или 'вертикалка'. Остальные одногруппники не отваживались предложить помощь Татьяне, опасаясь, что этот акт обидит ее и здорово навредит дальнейшим отношениям с ней. А Татьяна так хотела, чтобы любой, пусть даже самый захудалый одногруппник предложил взять ее ношу. Желание возникало не оттого, что было тяжело нести, просто ей хотелось казаться такой же хрупкой и слабой, как три ее будущие подруги - Люда, Марина и Наташа. Она долго ждала подвига от парней, потом полностью разуверилась в их джентльменстве и стала обходиться со своим вещмешком подчеркнуто самостоятельно.
К месту назначения прибыли в настроении самом что ни на есть предрасположительном.
Забелин, среднего диаметра толстячок в болотных сапогах, попросил группу попозировать для снимка на фоне приближающейся деревни. Было заметно, что отец у Забелина законченный рыболов, - куртка, свисавшая с плеч сына, как с вешалки, была усеяна крючками и мормышками.
До самой околицы Забелин изощрялся в умении снимать объект на ходу и просовывался со своим фотоаппаратом чуть не в души согруппникам, поминутно цепляясь мормышками за чужую жизнь. Всех, кого снимал, Забелин уверял, что смерть как не любит статических снимков, поэтому ведет творческий поиск только в движении, только в порыве...
Подшефная деревня называлась Меловое.
Она раскинулась на двух известковых холмах, у подножия которых гремели ключи. Вокруг простирались неубранные поля, а в самой низине лежал луг, через который бежала маленькая речка. По периметру до самого горизонта шелестели перелески.
Замыкин пошел за колхозным начальством, а группа прикорнула на околице.
Бригадира искали часа три. Но он был не в состоянии, поэтому разводил прибывшую рабсилу по домам для поселения сам агроном. Охотников приютить студентов нашлось немного, и часть группы была отправлена в соседнюю деревню. В Меловом остались те, кто оказался проворнее и расторопнее.
Рудика, Артамонова, Бибилова, Гриншпона и Нинкина приняла на постой неунывающая бабуся, жившая почти за околицей.
- Заходите в хату, я сейчас приду, - сказала она мнущимся во дворе постояльцам и направилась к соседке.
Студенты вошли в избу и стали прикидывать, кто где устроится на ночь.
- Чур я сплю на печке, - категорически заявил Нинкин, более всех заволновавшийся насчет вместимости бабкиного жилища.
- Если влезешь, - бросила непонятно откуда появившаяся старуха. Больно печка мала. У моего покойничка и то ноги свисали до колен, хоть ростом он был с сидячую собаку, не боле.
Нинкина передернуло оттого, что на облюбованном им месте спал покойник. Но отступать было некуда.
- А какой мэсто нам? - всполошился Мурат. Он был горяч и нетерпелив, и малейшее промедление мгновенно выводило его из себя.
- До вас по десятку жили, - отрезала бабка. - Поместитесь. - И, чтобы не подумали, будто она бросает слова на ветер, юркнула в какую-то каморку и принялась выбрасывать оттуда тюфяки, подушки, матрацы не первой и даже не второй молодости. - Если мало, я еще от Марфы принесу, - сказала она.
- Хватит, бабуся, достаточно! Тут и так полно, - унимал ее Рудик.
Под прямым руководством хозяйки возвели групповое спальное ложе, больше напоминающее яму для прыжков в высоту с шестом, чем постель.
- Будем спать высоко, как братья Бубки, - оценил изворотливость старухи Артамонов.
- Мы пока умоемся, а вы, бабуль, подумайте над тем, что нам нужно будет сделать по хозяйству, - предложил Рудик вариант взаимовыгодного сожительства.
- Да что вы, внучики! И так замаетесь, по полям шатавшись, - отказалась бабка поначалу.
- Ничего, справимся! - забодрились квартиросъемщики.
- Ну, разве что только картошку мою выкопать и снести в подвал да дрова порубить и уложить в поленницы. А крышу и после можно будет перекрыть... перед отъездом - к ней еще надо щепы заготовить да десятка два жердей приволочь из леса.
- Нарвались на свою голову! - занегодовал Нинкин, когда вышли во двор умываться из-под ведра. Он никогда не был в деревне и почти не знал слов 'копать' и 'рубить'.
- Н-да, влипли, - произнес Гриншпон, глядя на бесконечные бабкины угодья и штабеля неразделанных дров.
Куратор подвез с фермы только что облупленного барана, которого ему отписали на ферме в расчете и надежде на то, что он будет отработан. В совсем недалеком прошлом баран был настолько хорошо упитан, что Замыкин тут же порекомендовал не делить тушу на постоялые дворы, а взять водки и, не мешкая, отправиться вместе с бараном к речке на шашлык.
Быстро нашлась и проволока под шампуры, и лук, и помидоры, но главное появилось общее дело, которого так не хватало в первые дни занятий.
- А как же техника безопасности? - спросил Рудик.
- Я же говорил: пить надо уметь, - сказал Замыкин.
- Вы говорили: научиться...
- Ну, это одно и то же.
Тропинка так плавно огибала бронзовые колонны сосен, что на поворотах хотелось накрениться, как на вираже. Бор аккуратно переходил в луговину, а луговина - в пойменную оболонь с песчаными бляхами.
Причесанные стога не успели потемнеть от дождей и пахли земляникой. Еле вытоптанная ленточка вилась между ними и, как все неприметные на земле тропинки, вывела к самому красивому месту на берегу. Река здесь делала изгиб, и вода, обласкав желтеющие ракиты, долго серебрилась под заходящим солнцем, прежде чем скрыться за поворотом.
Первокурсники ликовали. Еще бы! Свободные от всевозможных запретов, предвкушая новые дружбы и знакомства, шашлык, да еще и на природе, они и не могли вести себя иначе. Радости - полные штаны! Казалось, вот здесь, среди классических стогов под заходящим солнцем, присутствует сама юность, и молодые люди, ссылаясь на нее, ведут себя непринужденно, словно извиняясь за то, что поначалу осторожничали и переглядывались, высматривали что-то друг в друге. А сейчас все желания показать себя не таким, какой ты есть, пропадали.
- А ну-ка, Бибилов, заделай нам какой-нибудь своей кавказской мастурбы! - сказал куратор, потирая руки.
- Нэ мастурбы, а бастурмы, - не понял юмора Мурат.
- Какая разница, лишь бы побыстрей!
- Прынцыпэ, я могу взят кухну на сэба, - охотно вызвался горец. - Лычна сам я нэ дэлат их нэ разу, но знаю рэцэпт, - существительные Мурат произносил в единственном числе и именительном падеже, а глаголы - в основном в неопределенной форме. Это делало речь до такой степени упрощенной, что его перестали слушать и старались понять по глазам.
- Ну, раз никогда не делал, нечего и разговаривать, - осадила его Татьяна и стала засучивать рукава.
