характер учения. Трижды в евангелии отвергаются пост, молитва, милостыня (изречения 6, 15, 108) - всякий раз в разном контексте. В изречении 6, что мы уже видели, эти обряды как бы противопоставляются истинной сущности человека. В 15-м каждый из запретов дан в парадоксальной форме, что, несомненно, усиливает их выразительность. Заключение раскрывает, почему отвергнут пост ('Ибо то, что войдет в ваши уста, не осквернит вас, но то, что выходит из ваших уст, это вас осквернит'). Акцентируя важность духовного начала в человеке, евангелист предупреждает: 'Вы причините зло вашему духу'.
Особого внимания заслуживает впервые появляющееся в изречении 15 понятие 'грех', имеющее столь существенное значение в христианстве. Здесь это понятие ставится в связь с недооценкой духовной жизни человека.
'Ключевое слово' между изречениями 15 и 16 - 'вы зародите' (15), 'не рожден' (16). Р. Грант и Д. Фридман считают, что в последнем подразумевается Иисус (тот, 'который не рожден женщиной'). В изречении 17 евангелист обращается к эсхатологической теме. Как и в 14-м, речь идет о восприятии людьми миссии Иисуса и о толковании ее им самим. Построенное по принципу оппозиции (цель, кажущаяся людям, - ее подлинная сущность), оно смыкается вначале с изречением 10 (Иисус говорит там о своей эсхатологической роли почти в тех же выражениях, что и в изречении 17). Далее сказано о будущем, которое мыслится в разъединении ныне смешанных противоположных начал. 'Ключевое слово', соединяющее изречения 16 и 17,- 'ваш Отец' (16), 'отец' (17).
Продолжает тему миссии Иисуса и характеризует даваемое им ученикам знание изречение 18. Подчеркивается сверхчувственная суть учения. В несомненной внутренней связи с изречением 18 находится 19-е, где акцентируется нетленность, абсолютность того, что принадлежит этой области ('Блажен тот, кто будет стоять вначале: и он познает конец, и он не вкусит смерти'). Та же идея развивается и в изречении 20, в котором привлекает внимание противопоставление двух форм глагола sope, соответствующих русским 'быть' и 'появиться'. Снова мысль автора обращается к оппозиции изменчивость видимого начала и незыблемость духовного.
Доминирующему значению последнего в форме указания на господство над материальным миром ('эти камни будут служить вам'), которое дарует человеку приверженность учению Иисуса, посвящено изречение 21. По своему смыслу оно до известной степени перекликается с 7-м и 12-м, где превращение мертвого в живое, как представляется, означает познание.
Многие положения в Евангелии от Фомы повторяются несколько раз, хотя и в разном виде. Такой по сути параллелью изречению 19 служит 55-е, в котором свет назван в качестве начального и конечного состояния учеников Иисуса.
Тема жизни, приобщения к незыблемым ценностям проходит в образной форме и через изречение 22.
Апокриф допускает не одну интерпретацию текста. Дело не только в том, что окончательное суждение не может быть вынесено ввиду нашей малой осведомленности об ассоциациях автора. Но образное мышление предполагает свободу личной фантазии творящего и воспринимающего произведение, читатель становится как бы соавтором, дополняя своим воображением недосказанное. Однако целостность памятника все же определяет границы допустимого толкования. Так, для интерпретации изречения 20 возможны ассоциации с Иисусом, его учениками и тем, что не исчерпывается подверженным разрушению материальным началом (ср. 8!). В сущности каждая ассоциация не исключает другой, поскольку все они в конечном счете имеют отношение к одному ряду значений.
Изречения 19 и 20 связывает 'ключевое слово' ('блажен' - 19, 'блажен' 20).
Вернемся, однако, немного назад - к изречению 17, посвященному миссии Иисуса, теме, в которой полнее других проявляется своеобразие евангелия. В изречении 2 говорилось о 'царствии' как о некой внематериальной целостности. Оно противоположно 'миру' (та же противоположность очевидна и в изречении 32). Этой оппозиции соответствует оппозиция телесного и духовного (см. 34). В ряду царствия, духа - вечность, жизнь, единство, в ряду мира и плоти смерть, разделенность {9}. Судьба людей, совмещающих в себе противоположное, зависит от того, что победит. Победа духовного начала означает конец разделенности, растворение в едином и вечном. Путь к спасению от состояния 'мир' к состоянию 'царствие' лежит через самопознание. Дух, заточенный в человеке, возбужденный учением Иисуса, высвобождается, поддержанный духовностью мироздания, сливается с ней.
В этом апокрифе, как и в других, есть два плана изложения. С одной стороны, речь идет об изменениях, о времени, о множестве, с другой множественность оборачивается единством, время сводится к вечности. Взаимозаменяемость образов, понятий, оппозиций дает знать об этом. И потому в плане времени и множества появляются мифы о духе, об искре света, томящейся в человеке, о гносисе, ее освобождающем, в плане же единства и вечности и гностик, и гносис, и Иисус, и Отец - все они одно. Постоянные переходы от противопоставлений к отождествлениям должны предостеречь от чересчур жестких решений. Они поддерживают установку на поиски, о которой не устают напоминать авторы текстов.
Если изречение 22 говорит о преодолении смерти, что дается познанием (т. е. о вступлении в 'царствие'), то в следующих трех изречениях (23-25) повествуется об отношении этого состояния к противоположному ему, тому, что обозначается словом 'мир'. Изречения 24 и 25 ('ключевое слово': 'хозяева' 24, 'хозяин' - 25) представляют интерес с точки зрения места отдельных образов в евангелии, а также смысловой и формальной связи между изречениями. В 24-м ученики сравниваются с детьми, расположившимися на поле, им не принадлежащем, т. е. пребывающими в 'мире'. Изречение 25 начинается словами: 'Поэтому я говорю'. Затем новое сравнение с домом и хозяином, а также ворами. Понять его помогает завершающая часть: 'Вы же бодрствуйте перед миром, препояшьте ваши чресла с большой силой, чтобы разбойники не нашли пути пройти к вам. Ибо нужное, что вы ожидаете, - будет найдено!' Роли меняются: разбойники - это 'мир', образ хозяина дома подразумевает учеников. Формальная связь изречений (один и тот же образ) не совпадает с содержательной. Смысл образа меняется, подчиняясь развитию идеи: 'мир' враждебен ученикам, которые должны его опасаться. Эти два изречения предупреждают против того, чтобы намертво закрепить за образом какой-то один смысл, что, однако, не противоречит поискам семантических рядов.
Изречение 26, продолжая тему учеников, возвращает к теме знания. Ей посвящено изречение 27, повествующее о том, как войти в 'царствие'. Оно интересно словесным приемом, с помощью которого дано представление об этом уровне бытия. Чтобы достигнуть его, необходима активность самих учеников ('Когда вы сделаете...'). Условия, при которых можно войти в 'царствие', следующие друг за другом и до известной степени исключающие одно другое (одно - направленное на снятие контрастов 'мира', его множественности, другое - сохраняющее множественность, но в ином качестве), подводят читателя к представлению о 'царствии' как о совсем новом уровне бытия, а вместе с тем чем-то напоминающем 'мир'.
Развивая тему единства, изречение 28 возвращает к другой теме избранности учеников, тех, кто сможет войти в 'царствие'. Как это изречение, так и предшествующее строятся на контрастности: тема единства тут же оборачивается темой избранничества. Связь между изречениями не только тематическая, но и по 'ключевому слову' ('одним' - 27, 'одно' - 28).
Тема учеников в сущности продолжается и в изречении 29, несмотря на их вопрос, казалось бы уводящий в сторону, - о месте, где находится Иисус. Этот вопрос напоминает изречение 4, в котором говорится о 'месте жизни'. Сходство носит не просто формальный характер. Ответ Иисуса в изречении 29 касается самопознания. Слова о 'месте жизни' в 4-м стоят в таком же контексте, если посмотреть изречения 3 и 5. Отождествление Иисуса со светом внутри 'человека света' соответствует представлению о едином духовном начале в Иисусе и в его учениках. Изречение 29, где Иисус - тот же свет, что есть и в его учениках, помогает истолковать изречения 30 и 31.
Они связаны между собой не только 'ключевым словом' ('твоего брата' 30, 'твоего брата' - 31), но и более тесно - взаимоотношением учеников между собой. Изречение 30 продолжает тему единства, связанного с переходом к 'царствию' ('Люби брата твоего, как душу твою'). Ей же подчинено и изречение 31.
Изречение 32 лишено привычного начала - 'Иисус сказал'. Это дает основание предположить, что оно является частью предыдущего. Такое сближение будет еще более правомерным, если в 31-м улавливать мысль о переходе к 'царствию'. Изречение 32 (или вторая часть одного изречения, составленного из текстов 31-го и 32-го) раскрывает смысл выражения 'когда ты вынешь бревно из твоего глаза' - речь идет о
