начальника штаба. Луночкин еще спал. От легкого прикосновения руки он тотчас же вскочил. Ласкин сел на складной стул и, улыбаясь, смотрел на Луночкина.
- Ну, начальник, радуйтесь. Сегодня у нас праздник.
- Да что вы?
- Присаживайтесь к столу. Давайте карту, познакомлю с боевым приказом.
Давно рассвело. Горнист сыграл подъем. Люди завтракали. Командир с начальником штаба сидели над картой и тщательно уточняли детали предстоящего боя.
В палатку пришли комиссар и отсекр партбюро. Пожарский сел около стола и обратился к. Ласкину:
- Мы думаем митинг устроить перед обедом.
- Да, да! - согласился командир. - Я тоже так думаю. - И, поворачивая карту к комиссару, добавил: - Вот, товарищи, какой мы намечаем план атаки...
Митинг близился к концу.
Слово получил начальник штаба.
- Товарищи! Наша Красная Армия пользуется большой любовью всего советского народа. Сегодня мы получили подарки от трудящихся Краскино, которые посылают нам самые горячие и дружеские пожелания. Вот послушайте, что пишет вам молодая девушка, работница районного финансового отдела.
Луночкин берет из пачки одно письмо и читает:
'Я горю желанием попасть на фронт, чтоб помочь вам перевязывать ваши раны, если вы будете ранены'.
Луночкин читает письма одно за другим, и все они вызывают гул одобрения, в каждом из них чувствуется беспредельная любовь к родине, к бойцам Красной Армии.
'Дорогие защитники родины, - пишет старый рабочий, - посылаю вам маленький подарок, который мы со старухой собрали для вас. Желаю вам скорой и хорошей победы. Мои годы уже не те, но, если надо будет, возьму винтовку в руки. Моя старуха вчера на митинге так и заявила: 'Поеду на фронт лечить раненых'.
Общее веселье вызывает письмо девятилетнего пионера: 'Дядя красноармеец! Хорошенько бей японцев. Когда маленько подрасту, приеду к вам, а то сейчас меня мама не пускает, говорит - там страшно. А я ничего не боюсь. Я храбрый. Это сказала Галя, соседкина дочь. Честное пионерское.
Захар Брутин'.
Письма прочитаны. На столе высится груда пакетов-подарков. Ласкин начинает приглашать к столу бойцов и командиров.
Первым подходит младший командир Махов. Комиссар Пожарский весело оглядывает его и вручает ему одеколон. Махов не успел побриться: был занят на дежурстве.
- Вот и кстати, - смеется комиссар, - побреетесь, а дотом и одеколоном освежитесь.
- Я очень тронут подарком, - говорит Махов, смутившись, - я чувствую, как заботится о нас население. Обязуюсь выполнять все задания только на 'отлично' и буду бить самураев, не щадя сил и, если надо, жизни.
Бойцы приветствуют заявление Махова громкими аплодисментами.
- Рыбачук! - выкликает Ласкин.
Комиссар берет сверток, развертывает его.
- Ого! Нашему врачу богатый подарок. Не иначе, как девушка прислала.
Врач тронут. Волнуясь, он говорит:
- Конечно, дело не в подарке, а в той любви, душевной теплоте, какую питает народ к своей армии...
Отойдя в сторону, он находят в свертке заботливо подрубленные платочки, воротнички, достает зубную щетку, печенье, конфеты.
- Пономарев!
Молодой, недавно приехавший из школы, лейтенант подходит к столу.
Гора подарков постепенно тает. На митинге общее оживление. Всех радуют эти скромные подарки и веселые шутки комиссара.
- А теперь, - заявляет Пожарский, когда все подарки розданы, - нам нужно написать ответное письмо нашим друзьям, заверить их, что враг будет уничтожен, пожелать им побед на трудовом фронте.
- Правильно! - отзывается собрание.
Политрук Панкратов подходит к столу, в руках у него листок бумаги.
- У меня, товарищи, есть набросок этого письма. Если разрешите, я вам его прочту.
- Читайте, читайте!.. 'Дорогие товарищи!
Мы воодушевлены вашим призывом к защите социалистической родины. Эту почетную задачу мы выполняем сейчас. Мы знаем, что трудящиеся Советского Союза, под руководством любимого вождя товарища Сталина и наркома обороны маршала Советского Союза товарища Ворошилова, все, как один, встанут на защиту нашей цветущей родины. Заверяем вас, что мы не позволим японским фашистам, троцкистам, наглым провокаторам нарушить мирный труд трудящихся Советского Союза, мы нанесем им такой удар, от которого затрещат, а кое-где рухнут устои империализма.
По поручению общего собрания бойцов, командиров и политработников:
Ласкин, Пожарский, Черненко. 5 августа 1938 года'.
Шумные овации собрания. Комиссар объявляет:
- Сейчас покупаемся, пообедаем, а потом и в путь.
Ласкин вызывает к себе командиров подразделений:
- Купание производить организованно, - говорит он им, - под вашим наблюдением. Будьте осторожны - река небольшая, но глубокая. Проверьте, все ли умеют плавать. Спустите лодку. Через несколько минут река огласилась разноголосыми криками, хохотом. Красноармейцы ныряли, плавали и веселились, как дети.
Командир и комиссар разделись в палатке и стали спускаться к реке.
- Столяров, - воскликнул Пожарский, увидев отсекра бюро ВЛКСМ, - а вы что в одежде?. Купаться, купаться, милок. В воду!..
- Сейчас, товарищ комиссар.
- Спешите, спешите, милок.
Подойдя к реке, Пожарский сразу бросился в воду и поплыл крупными саженками, по-волжски.
Купание доставляло всем громадное удовольствие. Красноармеец Мякшин вылез из воды, взобрался на бугорок и запел:
'Солнце ждет нас, зовет.
Вся природа в гости к себе просит:
И вода, и песок, и полянка, и лесок,
Ветер приглашение разносит...'
- Кончай купанье! - раздается команда.
Через несколько минут на реке снова покой и тишина.
На другой день с утра началась сильная артиллерийская
Непрерывно слышались тяжкие вздохи гаубиц, рев снарядов громыхание взрывов. Батальон находился в резерве.
Ласкин и Пожарский с напряженным вниманием наблюдали за артиллерийской подготовкой. В бинокль хорошо была видна каменистая вершина Заозерной.
Ежеминутно на сопке вспыхивало облако дыма, а затем ветер доносил звук - резкий и сухой.
Был ясный, солнечный день. На горизонте одиноко бродили стайки белых облаков. Жаркое солнце нещадно палило.
Ласкин посмотрел на часы: 15.00.
- Самолеты! - крикнул кто-то.
Все обернулись. Из-за сопок показалось звено самолетов, затем вынырнули еще два, потом еще...
Появление каждого нового звена сопровождалось возгласами восторга.
Кто-то попробовал сосчитать самолеты:
- Двадцать, тридцать. Еще девять. Еще...
Грозная туча самолетов, не знающая преград, уверенно приближалась к врагу.
Гул канонады дополнился гулом моторов. Он все усиливался, восхищал бойцов, вселял бодрость и уверенность в победе.
- Ну, самураи, держись! - воскликнул молодой лейтенант и, обращаясь к Ласкину, добавил: - Ну и красота...
Ласкин улыбнулся. Ему было понятно чувство своего соседа: и сам он испытывал гордость за силу советской техники, когда смотрел на огромные бомбовозы.
Самолеты приближались к озеру Хасан. Передовые из них уже летели над окопами противника.
На голубизне жаркого неба появилось белое облачко взрыва, за ним другое, третье. По самолетам била зенитная артиллерия самураев. Но взрывы были слишком низки.
И вдруг воздух дрогнул. Послышался глухой и мощный раскат взрывов.
Ласкин посмотрел на Заозерную. То, что он увидел, надолго запечатлелось в его памяти.
Огромные столбы дыма и земли возникали один за другим по всей линии окопов самураев. Огромное темное облако совсем поглотило сопку. Новые взрывы авиабомб на миг вздымали вверх дымные фонтаны, которые затем растворялись в черное облако.
Ласкин с увлечением смотрел на эту картину современного боя. Ему вспомнились слова товарища Ворошилова: 'Кто силен в воздухе, тот в. наше время вообще силен'.
Когда самолеты; вели бомбежку, внизу загудели танки и, поворачивая башни к врагу, тяжело поползли к подножию сопки.
Ласкин видел, как они поровнялись с линией наших окопов.
Мощная лавина бойцов ринулась за танками и вскоре обогнала их в своем стремительном беге.
Пехота шла штурмом на самураев. Впереди развевалось алое знамя. Японские окопы начали оживать. Сначала неуверенно, а потом все сильнее и сильнее хлынул свинцовый ливень из пулеметов, и вскоре по всему фронту возобновилась неугомонная трескотня пулеметов и ружейных залпов.
Японские войска упорно держались на сопке. Пулеметы, захлебываясь, поливали свинцовым дождем нашу наступающую пехоту.
В нескольких местах рвались вражьи снаряды. Но красноармейские роты уверенно поднимались к вершине. Впереди по-прежнему реяло красное знамя. Один знаменосец упал, сраженный пулей, но знамя тотчас же подхватил другой, и оно снова впереди, снова зовет и увлекает за собой...
Только под вечер, преодолев яростное сопротивление самураев, части Красной Армии прорвались к вершине Заозерной, и один из героев водрузил древко знамени между камнями гребня.
Это была поистине величественная картина. В наступающей мгле, под грохот и блеск взрывов, под зловещий визг непрерывного потока пуль, знаменосец бесстрашно стоял на гребне каменного выступа и укреплял знамя.
Простреленное пулями, оно развевалось на вершине, как символ победы.
Заозерная снова стала советской. Но часть скатов высоты была еще занята
