- Ничего не вижу.
- Смотрите внимательнее. Видите, что-то шевелится? Словно кто-то копошится в пудре.
Мы молча смотрели на стекло и ждали. Ничего не произошло. Спустя минуту Лиз сказала:
- Я ничего не заметила.
- Но я точно видел. - Я повысил голос.
- Разумеется, видели, - покорно согласилась она. - Когда вам что-то показалось в прошлый раз, вы сорвали конференцию.
«Пусть издевается сколько угодно».
- Но тогда я оказался прав, не так ли? Лиз пожала плечами:
- Редко кто не ошибается. - Что?
- Не обращайте внимания, - Она зацепила ногой приборную доску и развернула кресло спинкой к окну. - Если там что-то есть, мы скоро увидим это снова.
Я непечатно выругался и, схватив фонарь, кинулся в хвостовой отсек посмотреть на Дьюка. Судя по показани - ям, состояние не изменилось. Только он стал совсем се - рым. Я пожалел, что не довелось поучиться на каких-ни - будь медицинских курсах. Я был беспомощен.
- Эй!.. Полковник!
- Да?
- Вы что-нибудь смыслите в медицине?
- Немного.
- Идите сюда и послушайте. Дьюк как-то странно дышит.
Она подошла и, присев на корточки рядом с Дьюком, прислушалась. Потом улыбнулась:
- Он отлично дышит.
- Но эти хрипы…
- Не хрипы, а храп, - поправила Лиз. - Он спит.
- Вы уверены?
Она не отвела взгляд.
- Уж я-то знаю, как храпит мужчина.
- Ладно, спасибо.
Я подобрал фонарик и пошел к кормовому орудию. Здесь сахарная пудра казалась наиболее прозрачной. У меня до сих пор горело лицо.
Интересно, сколько еще потребуется времени, чтобы мы действительно начали задевать друг друга за живое? И сможет ли она разозлить меня до такой степени, что я убью ее? Мне стало страшно: не дай бог выяснить это. Я сел на сиденье стрелка, скрестил руки на груди и уставился в стекло.
Ну чего, в конце концов, добиваются эти женщины? Почему им кажется, что жизнь - постоянное противоборство с мужчинами? И еще удивляются: что это мужчины такие ранимые…
Так я размышлял несколько минут, пока не осознал, что вижу перед собой, и вскочил на сиденье, ударившись головой о плексиглас.
- Е-мое!
- С вами все в порядке? - окликнула меня Лиз. - Нет!
- Что случилось?
- Голову ушиб. - У меня до сих пор звенело в ушах. - Идите сюда быстрее!
- Зачем? Вы хотите, чтобы я тоже треснулась головой?
- Я хочу показать кое-что! Скорее!
Меня скрутило в приступе кашля, и на целую минуту я отключился. С каждым вдохом казалось, что наступил конец. Я пытался остановиться, но не мог. Грудь разры-вало на куски, слезы текли ручьем.
Открыв глаза, я увидел перед собой обеспокоенную Лиз. Она держала бутылку с водой.
- Спасибо.
Она перешагнула через Дьюка и вздохнула.
- Ладно, что вы хотели показать? Я уперся пальцем в стекло.
- Там кто-то есть.
Она присмотрелась и озадаченно нахмурилась. Потом ее глаза расширились…
Пудра на поверхности стекла ожила. С розовой массой происходило что-то непонятное. Раньше она лишь слегка шевелилась, пересыпаясь, а теперь трепетала, и трепет на глазах переходил в рывки.
- Что это?
- Не знаю. Но оно все время усиливается.
- Усиливается? Неужели нельзя подобрать слово поточнее?
- Как насчет «приближается»?
- Не намного лучше. - Лиз обхватила себя руками. - Становится светлее, правда? Может, это ветер? - предположила она. - Ветер сдувает пыль?
- Хорошо, если так, но вряд ли.
Я приник к стеклу, напрягая глаза. В розовой пудре что-то шевелилось. По тому, как она смещалась и кружилась, создавалось впечатление, словно там копошатся тысячи крошечных призраков.
И тут все встало на место.
- О Боже! - простонал я.
- Что? - нетерпеливо спросила Лиз.
- Взгляните поближе.
Она наклонилась к стеклу, приглядываясь, и в ужасе отпрянула.
- Насекомые!
Вся наружная поверхность стекла мерцала, переливалась, бурлила. Перед нашими глазами роились миллионы обезумевших насекомых.
- Они едят пудру, - сказал я и, поеживаясь, опустился на сиденье. Тело зудело.
Лиз отправилась в нос корабля, останавливаясь у каждого иллюминатора.
- Они окружают нас!
Я пошел за ней. Поскольку вертолет зарылся носом в дюну, то впереди бурлила лишь тонкая полоска у верхней кромки стекла.
Лиз вздрогнула. Она не могла оторвать глаз от вибрирующей розовой стены за стеклом.
- Они окружают нас! - повторила она.
Я попробовал представить, как сейчас выглядит вертушка с воздуха. Большой розовый сахарный холм среди розовых сугробов, кишащий миллиардами насекомых - крохотных, но совершенных механизмов для пожирания. Я видел мелькающие челюсти, вгрызающиеся в пудру, слышал, как они копошатся, давятся, дерутся…
Я схватил Лиз за плечо.
- Послушайте! Машина герметична?
- Должна быть… О Господи! Днище!
- Разве пол не герметичен?
- Да… Должен быть…
- Ладно. Теперь нам предстоит законопатить каждую брешь, каждую трещинку, какой бы маленькой она ни была.
- Законопатить?
- Я и не знал, что здесь есть эхо. Когда насекомые доберутся до днища, они попытаются проникнуть внутрь!
И попадут сюда голодными! Дьюк и мы - единственные съедобные предметы в этом погребе. Есть у вас что-нибудь, что может остановить этих тварей?
- Н-не знаю. Дайте подумать.
- Думайте. Мне казалось, что эти вертушки оснащены на все случаи жизни.
Лиз собиралась с мыслями.
- По-моему, это чрезвычайное происшествие. Командование не предполагало хоронить вертолеты в сахарной вате и отдавать их на съедение насекомым. - Она разозлилась, и это хороший признак. - Очевидно, нам предоставлена возможность исследовать нештатную ситуацию.