- Можете вынуть ампулу, если хотите. Я замотал головой.
- Нет, не могу. Если нам суждено быть заживо съеденными, пусть он лучше ничего не знает.
Лиз внимательно смотрела на меня.
- Об этом я и толкую. Это лишь первый этап.
- Какой этап?
- Решать за других. На следующем этапе решают, можно ли другому человеку жить или он должен умереть. Вы понимаете, куда это ведет? Помнится, кто-то долго ныл по этому поводу.
- Да, но… - Я поднялся на ноги и залез в фонарь над Дьюком. - Совсем другое дело, когда решаешь ты лично. Я не прав?
Она ответила не сразу, а смотрела на меня, словно прикидывая.
Наконец я не выдержал:
- Ну давайте же! Говорите! Она медленно покачала головой:
- Не стоит. Вы знаете, что я скажу.
- Нет, не знаю.
- Нет, знаете.
- Боже, как я не люблю подобные разговоры. Она вздохнула.
- Это не важно. Мне просто хотелось знать, удовлетворит ли вас такое оправдание.
Я повернулся к ней спиной, раздвинул шторки и уставился на насекомых. Под полуденным солнцем они стали еше активнее. Я облился потом. Продолжать разговор не хотелось - Лиз была права.
Грудь болела все сильнее. Господи, пусть мне будет еще хуже…
ПИЩЕВАЯ ЦЕПЬ
К концу дня насекомые очистили от пудры стекло фонаря, и теперь можно было рассмотреть их.
Косые лучи вечернего солнца освещали вертолет сзади, и только розовые прожилки на прозрачной башенке напоминали, что еще недавно вертушка была засыпана.
Крошечные насекомоподобные организмы выглядели крупинками. Приходилось сильно напрягать зрение, чтобы вообще увидеть их. Лишь у некоторых, более крупных, просматривались какие-то неясные детали.
- У вас есть видеокамера? - спросил я Лиз.
- Да, парочка в запасе имеется.
- Дайте-ка одну, пожалуйста.
Она принесла камеру.
- О, да это «Сони»! Отлично. Хоть раз в жизни армия не позарилась на дешевку. Сейчас я вам кое-что покажу. Фокусное расстояние у этой штуки можно сделать очень коротким. В университете мы использовали видеокамеры как переносной микроскоп.
Я покрепче уперся локтями и, глядя сквозь окуляр камеры на насекомых, настроил ее. Освещение было отличное - лучи заходящего солнца падали сбоку. Изображение получилось четкое: белесые личинки были видны как на ладони. О Боже, да ведь это… Я узнал их. Чувство было такое, будто я хлопнул стопку крепчайшего ирландского виски.
Я захихикал.
- Что это вас так рассмешило?
Меня действительно разбирал такой смех, что я вывалился из фонаря, закашлялся и осел на дно, пережидая, пока пройдет приступ. Я кашлял так сильно, что легкие, казалось, вот-вот вывернутся наизнанку. В груди полыхал костер. Кашель усиливал боль, а та, в свою очередь, вызывала новые приступы кашля. Я задыхался, однако все постепенно прошло. Лиз испуганно смотрела на меня.
Жестом я показал, что со мной все в порядке, и натянул кислородную маску. Все мое тело по-прежнему было набито розовой пудрой, но что-то изменилось. На меня вдруг снизошло спокойствие. Нет, скорее, я чувствовал себя на седьмом небе, почти что витал в облаках. Я как бы видел свое ставшее прозрачным тело. Может быть, в мою кровь поступила свежая порция адреналина или мои эндорфиновые рецепторы потеряли чувствительность, а может, у меня атрофировалась нервная система? Но что бы это ни было, больше ничего не болело.
И кроме того, меня постоянно разбирал смех. Только теперь я понял, какая глыба напряжения и страха свалилась с плеч. Одышка перешла в глухое отрывистое хихиканье. Вероятно, я смахивал на сумасшедшего. А может быть, и впрямь сошел с ума?
- Маккарти! - Лиз встревожилась не на шутку. - Что с вами?
Я перекатился на бок, встал на четвереньки и, выждав, когда дыхание восстановится, поднялся на ноги.
- Пойдемте, я вам покажу.
Лиз довела меня до кресла. На верхней половине переднего стекла виднелись насекомые. Я передал ей камеру.
- Посмотрите. Узнаете?
Она прижала объектив к стеклу и приникла к окуляру.
- Нет.
- Разве? Вы же видели слайды на докладе доктора Зимф.
- Может, вы прекратите паясничать и просто скажете, что это такое?
- Да ведь это ершики! Абсолютно безвредны для человека! Они да сахарная пудра - единственные хторран-ские виды, которые не опасны для нас. А мы целый день прячемся в этой консервной банке и дрожим от страха! Завтра к утру они очистят нам всю вертушку. На ней не останется ни одной розовой крошки. - Я был не в силах стереть с лица широкую, от уха до уха, улыбку законченного идиота. - Теперь все будет в порядке.
Лиз села в соседнее кресло. Кажется, она успокоилась и пыталась расслабиться.
- Нам точно не грозит никакая опасность?
- Ни малейшая. Я чувствую себя как выжатый лимон. Она рассмеялась.
- Это надо отпраздновать. Вы по-прежнему не хотите пива?
- Разве еще осталось?
- Холодильник у вас под ногами. Я открыл крышку.
- Боже мой! Нет, эта женщина явно привыкла путешествовать с комфортом.
Лиз умоляюще подняла руки:
- Разве можно заранее знать, что утонешь в сахарной пудре? Дайте-ка и мне одну… Спасибо.
Откинувшись в креслах и передавая друг другу камеру, мы наблюдали за неутомимой работой насекомых на стекле обтекателя.
- Вы ведь по специальности биолог? - спросила Лиз.
- Диплом я так и не получил.
- Я спрашивала не об этом.
- Ну хорошо, биолог. Такой же, как и любой в наше время.
