когда я подошла к вольеру Генриетты, у решетки уже стояла машина с клеткой. Генриетта радостно прыгнула в знакомый лендровер — без сомнения, ожидая обычную прогулку по равнине, — сквозь прутья клетки она в последний раз доверчиво лизнула мне руку. Я смотрела вслед машине, увозившей ее к месту пожизненного заключения, и мне казалось, что я присутствую при смертной казни.
Самая ужасная сцена разыгралась, когда одну из львиц разлучили со львятами, которым было всего три недели от роду. Малыши даже ползать хорошенько не умели и постоянно теряли равновесие, но стоило им мяукнуть, как мать начинала ласково их вылизывать, и все снова были счастливы. Разлучать с матерью таких крохотных зверят, да еще из чисто коммерческих соображений, — беспримерная жестокость. Вот что писала Сэлли Кэрригер:
Гарри Ф. Харлоу из Висконсинского университета работал вместе с Маргарет Харлоу над экспериментом по изучению приматов, и особенно роли в их жизни любви и привязанностей.
Чтобы создать многочисленную колонию подопытных животных, десять лет назад были отлучены от матерей пятьдесят пять только что родившихся обезьян. Их поместили в питомник, где создали идеальные условия для их кормления и охраны здоровья, а также для наблюдения за ними. Многим человеческим детям можно было бы пожелать столь благоприятных условий для их развития. Единственное, чего были лишены новорожденные обезьяны, — это контакта со своими взрослыми сородичами. Животные могли свободно играть друг с другом, и это давало возможность наблюдать за изменением формы их игры по мере того, как обезьяны взрослели.
Одновременно с этими обезьянами отлучили от матерей другую группу новорожденных обезьян и передали на «воспитание» манекенам — большим куклам, обтянутым мохнатой тканью. Эти куклы искусственно подогревались, чем создавалась имитация тепла материнского тела. Бутылочки с сосками, из которых производилось кормление обезьян, помещали в «груди» манекенов. Обезьяньи детеныши проявляли большой интерес к искусственным матерям; удалось сделать ценные наблюдения о значении для детенышей тепла и мягкости родительского тела.
Когда эти тепличные обезьяны стали старше, они казались экспериментаторам точно такими же, как их собратья, выросшие в природных условиях. Это обнадеживало исследователей, так как они предполагали создать колонию обезьян, чтобы наблюдать за их размножением и проводить дальнейшие опыты над их потомством. Однако ученые были удивлены, когда обнаружили, что все пятьдесят пять обезьян, выращенные без матерей, так и не смогли достичь состояния, при котором у них возникло бы желание полового общения. Ни один из самцов не проявил интереса к спариванию, а из самок проявила такой интерес лишь одна.
Во второй группе в девяносто обезьян, воспитанных с помощью манекенов, из всех животных четверо стали родителями. Однако надо заметить, что самки, принесшие потомство, плохо обращались со своими детенышами. Они либо игнорировали их, либо относились к ним настолько злобно, что детенышей пришлось отобрать.
Когда «экспериментальные» обезьяны подросли, у них появились и другие удивительные и огорчительные для исследователей свойства. У всех этих животных обнаружились признаки невропатии и даже психоза. Многие из них проводили все время, сидя на одном месте и безразлично глядя в пространство. Они ни к чему не проявляли интереса, даже к остальным обезьянам. Некоторые из них напряженно извивались или принимали уродливые позы, а их собратья впивались в них зубами. Г. Харлоу утверждает, что те же симптомы можно обнаружить и у психически больных людей, находящихся в домах для умалишенных.
Полученные результаты были абсолютно неожиданными, и даже сейчас трудно объяснить, почему раннее и близкое общение с матерью столь важно для детенышей. Как правило, такое общение длится недолго; у обезьян резусов оно продолжается всего лишь несколько месяцев, после чего детеныш уже начинает «действовать матери на нервы». Именно в это время нетерпение матери служит побудительным толчком для начала учебной программы, то есть такого времени, когда присущая матери раздражительность еще не может вызвать враждебной реакции у подрастающей обезьяны. Это обычный период в жизни животных — они уже начинают взрослеть, но еще не стремятся к сексуальным отношениям.
В условиях дикой природы детеныш, отлученный от матери, выживает очень редко. До сих пор еще неясно, что же случается с детенышем, которому мать оказала слишком малое или же кратковременное внимание. Может быть, во взрослом состоянии такой детеныш станет «волком-одиночкой»? Люди, хорошо знающие животных, — трапперы, охотники, натуралисты — давно уже предполагают, что одиночество взрослых животных объясняется недостаточностью материнского влияния в период детства.
В описанном нами эксперименте с обезьянами, проведенном Г. Харлоу, трудно объяснить, что важнее — необходимость физического общения с живой матерью или отсутствие материнского эмоционального воздействия. Если вообще у этих животных существуют чувства, то как они могут их выразить, если никогда не знали способов их выражения? Социальное общение предшествует сексуальному, и если бы не было нормального общения между матерью и детенышем, то социальный инстинкт не смог бы возникнуть. Некоторые биологи усматривают в результатах экспериментов Г. Харлоу нечто сходное с теми многочисленными ситуациями, которые возникают у человеческих детей, лишенных в очень раннем возрасте материнского ухода или имевших его в недостаточной степени. Именно такие дети не в состоянии развить в себе социально правильные формы поведения. Если эти дети не умирают в раннем возрасте, то они, как и подопытные животные Г. Харлоу, становятся нелюдимыми, иногда даже антисоциальными, и зачастую во взрослом состоянии не способны создать собственную семью. Можно высказать предположение, что всякая недостаточность общения матери и ребенка приводит к тому, что импринтинга не происходит [4].
Глава 3.
Я решаю вернуть Пиппе свободу
Во всех испытаниях этих недель меня утешала Пиппа; я радовалась, видя, что ее природные инстинкты развиваются все быстрей, хотя справляться с ней становилось день ото дня труднее. Казалось, весь смысл жизни сосредоточен для нее в тех часах, когда я вывожу ее на равнину, где она может играть и веселиться. Радостно было смотреть, как она наслаждается свободой, а вот сажать ее каждый раз за решетку — радости мало. Я не только расширила ее вольер, чтобы она могла как можно больше бегать дома, но еще и протянула между двумя деревьями проволоку с легко скользящим блоком, к которому можно было прикреплять поводок. Несколько дней Пиппа с удовольствием бегала вдоль проволоки, но вскоре ей надоела эта ограниченная свобода. Она все чаще бросалась на сетку или металась по вольеру, и я поняла, что у нее может испортиться характер, если слишком долго держать ее в неволе. И хотя Пиппе было всего пятнадцать месяцев и она еще не могла жить самостоятельно, я решила как можно скорее перевезти ее в заповедник Меру и оставаться там с ней до тех пор, пока она окончательно не вернется к естественному образу жизни.
Я посоветовалась с двумя друзьями, у которых когда-то были ручные гепарды; оба были убеждены, что Пиппа всегда будет зависеть от меня, — если гепард настолько привык к человеку, что ест из его рук и даже берет руку в пасть, он ни за что на свете не уйдет от своего друга, хотя и может временами исчезать на несколько дней. Но, несмотря на эти предостережения, я решила дать Пиппе хотя бы возможность попробовать жить на воле. Для начала я договорилась о прививках и написала семье Данки, чтобы получить их согласие на освобождение Пиппы. Я почувствовала большое облегчение, прочитав следующий ответ:
Да, мы оба будем рады, когда узнаем, что Пиппа сможет жить на свободе. Это именно то, что ей нужно; тогда мы все могли бы считать, что спасли ей жизнь и вернули свободу, для которой она рождена. Надеюсь, что вы не будете слишком огорчаться, когда она уйдет. Я до сих пор скучаю по ней и знаю, что вы тоже будете скучать. Я очень обрадовалась, когда узнала, что вам удалось выпустить на волю двух львов (Боя и Гэрл); мне всегда было грустно видеть их запертыми в клетках. Я даже не могу водить детей в зоопарк — слишком больно видеть бедных зверей в холоде и сырости; да и ребятишки расстраиваются и не хотят туда идти.
Дождь лил без перерыва, что серьезно осложняло наш переезд. А так как гепарды и львы не выносят друг друга и держать их в одном лагере невозможно, мы решили разбить два лагеря на расстоянии шестнадцати миль один от другого; таким образом, и животные были разделены, и нам было нетрудно поддерживать связь. Мы с Джорджем наняли молодых помощников, и в связи с необходимыми
