— Аня была отличным стрелком, — тем временем рассказывал Мартынов, искоса поглядывая на Турецкого. Так ему было удобнее. — Обычно она все по заграницам ездила. На международные соревнования. Ее хорошо знали в Европе, как же — лучший стрелок.
Мартынов сказал это без всякой зависти, просто констатировал факт.
— А в тот раз ее пригласили на региональные соревнования, чтобы… ну… поднять планку, что ли. Чтобы обычным региональным соревнованиям придать такой международный класс.
— А вы-то сами как считаете, могла ли Гущина промахнуться и поразить человека из оцепления?
— Нет, конечно, — уверенно ответил Мартынов и опять искоса посмотрел на Турецкого. — Вы бы к Лагутину съездили, он ее тренер, все вам расскажет. Он за нее в такую борьбу вступил, куда только не писал! К журналистам обращался, чтобы статью в ее защиту написали. Один сначала ухватился за эту идею, ну как же — жареным пахнет! А потом почему-то спустил это дело на тормозах. Думаю, купили его или пригрозили.
— Я у Лагутина был. Сегодня. Он тоже мне рассказал, что Гущина не виновата. Но ведь кто-то же промахнулся?
Мартынов со вздохом ответил:
— Кто-то… — Помолчал, посмотрел в дали дальние вместе с Турецким. — Красивый у нас город … — проронил неожиданно. Еще помолчал. — Только несправедливости много…
На кухне завершающим аккордом что-то загремело, и голос жены Мартынова звонко позвал:
— К столу, пожалуйста. Ужин готов.
Турецкий вошел в комнату вслед за Мартыновым и замер от удивления. Небольшой обеденный стол был не заставлен, а именно украшен тарелками со всякой снедью. Роскошный натюрморт дополняли букеты зелени. Алые помидоры и темно-зеленые огурцы конкурировали совершенными формами. Но больше всего его восхитил аромат еды.
— У нас все по-домашнему, — радушно предложила поудобнее садиться хозяйка — Каринэ Ашотовна.
Турецкий попросил объяснить, чем его сейчас будут потчевать.
— Это бозбаш, — указала на тарелки с супом хозяйка, где в красном густом бульоне плавали куски баранины, источая чудный аромат. — А это мантапур, — показала она на большую глубокую миску с мантами.
— Скромный ужин, — усмехнулся Турецкий.
— Костик не успевает днем обедать, на работе не до того, так что у нас обед обычно переносится на ужин, — объяснила Каринэ Ашотовна.
Приступили к трапезе, и Турецкий ел с таким аппетитом, что хозяева одобрительно улыбались, глядя на него. Пили домашнее вино, и Турецкий даже захмелел, потому что оно было настолько вкусным, что трудно оторваться.
— Хорошо, что нам с вами, Константин Георгиевич, сейчас не нужно стрелять по бегущей мишени… — пошутил Турецкий.
У Мартынова почему-то сразу изменилось выражение лица, какая-то тень пробежала по нему, и это не укрылось от Турецкого.
После сытного ужина они опять вышли на балкон. Вечерело, огромный алый диск солнца прямо на глазах уходил за горизонт, и дома казались игрушечными на фоне алеющего неба.
Звонкие детские голоса доносились со двора, ребятня увлеченно во что-то играла, слышались шлепки ладоней по мячу.
— Я закурю? — попросил Турецкий.
— Вот вы сказали, что нам сейчас не нужно стрелять по мишени… — заговорил Мартынов.
— Да, сказал… — затянулся Турецкий, не понимая, к чему клонит Мартынов.
— Говорила ли вам Аня, что тогда на соревнованиях рядом с ней стоял Денис Белобров?
— Да, она упоминала его имя.
— А Лагутин ничего о нем не говорил?
— Сказал, что тоже был сильным стрелком.
— И больше ничего?
— Нет… — все больше удивлялся расспросам Мартынова Турецкий.
— Естественно, кто ж теперь признает, что допускал к соревнованиям человека под хмельком…
— Значит, это правда. А я, честно говоря, не очень поверил дяде Мише.
— Какому дяде Мише?
— Да сторожу стрельбища. Я как раз оттуда. Он мне устроил ознакомительную экскурсию, а заодно обмолвился, что один из стрелков рядом с Гущиной был подшофе. Фамилию, правда, не назвал. То ли действительно не помнит, то ли у него иные соображения. Но как же начальствующий состав допустил к стрельбе человека в состоянии опьянения?
— Да вот так и допустили. И не в первый раз. Потому что Белобров давал хорошие результаты. Невзирая на то что позволял себе перед соревнованиями выпить.
— А разве это возможно? Я думал, в спорте это недопустимо. Тем более винтовка в руках у пьяного человека — это не теннисная ракетка.
— Пьяным его трудно было назвать. Слегка в подпитии скорее… Вы знаете, Белобров тоже был чемпионом страны, самый сильный стрелок среди мужчин. И призы Европы брал. Зазнался… У него и так характер сложный — он очень жесткий, неуступчивый. Но это хорошо в спорте, а не в общении с людьми. Друзей фактически не было. Из-за его грубости и даже хамства. И когда он дважды подряд получил звание чемпиона страны, решил, что ему все позволено. Начал попивать. На это начальство сквозь пальцы смотрело, поскольку на результатах пока его слабость к алкоголю не сказывалась. Иногда журили слегка, но ставку на него делали. Он перед соревнованиями пил самую малость. Я как-то заметил, не выдержал, сказал ему: «Что ты делаешь? Если приз не возьмешь, это дело десятое. Но ведь у тебя оружие в руках!» А он усмехнулся так высокомерно и мне в ответ: «Разве я пью? Это для куража». Я сказал тогда Лагутину, а он мне: «Это случайно. Я с ним поговорю». И больше я не видел, чтобы перед соревнованием Денис пил. Но это же не означает, что он по дороге не мог перехватить рюмашку. И по виду его никогда не скажешь. К тому же приспособился — укропом заедал. От него всегда укропом несло. На это тем более никто внимания не обращал. Ну, любит человек зелень, ест пучками… Пускай, на здоровье. А в тот раз, видимо, он уже хряпнул на стрельбище, не успел заесть укропом или не думал, что он ему понадобится. А может, по дороге выпил, а на стрельбище уже добавил. Я рядом стоял, когда мы готовились к стрельбе. Что-то спросил у него, он ко мне повернулся, ответил, и я почувствовал запах спирта. Наверное, он это понял, потому что усмехнулся и говорит: «Не дергайся, я не промахнусь. У меня задача — очки набрать». И все. Тут была дана команда стрелять, мы почти отстрелялись, а тут человек из оцепления рухнул. Ну, вся каша и заварилась. Гущина, вам, наверное, рассказывала… Да и Лагутин.
— Лагутин мне ничего не говорил о том, что Белобров пил, тем более перед соревнованиями.
— Естественно, он же был тренером и Дениса. Это же бросало тень и на него как на тренера.
— Да что вы! Он был тренером Дениса Белоброва? Вот это новость!
— Во всей этой истории столько недомолвок и неясностей… Я понимаю, если бы дело касалось только спортивных достижений или денежных призов. Но когда из-за трагической ошибки и низости одного спортсмена другой расплачивается годами тюрьмы! Не говоря уже о том, что погиб человек…
— Почему же Лагутин не рассказал на суде, что Белобров был пьян? Возможно, именно его пуля угодила в человека!
— Я же говорил, не хотел, чтобы его обвиняли в попустительстве. Начальству что важно? Результаты. Любой ценой. А Белобров был очень результативным стрелком. Конечно, не один Лагутин знал, что Белобров прикладывается к рюмке. Я думаю, все начальство было в курсе. Если я видел его под хмельком, где у других были глаза?
— Но это же черт знает что такое! — возмутился Турецкий.
— Согласен с вами. Но в спорте, как в жизни — рядом с героизмом иногда стоит подлость. Дело только в приоритетах. Кстати, ведь Лагутин защищал Анну как мог. Он сделал все, что от него зависело. Кроме одного: не сказал правду о Белоброве. Хотя прямых доказательств того, что ошибку совершил Белобров, не было. Говорили, что именно пуля Гущиной была извлечена из тела убитого. Но мне что-то не
