оскаленной пасти виднелись сероватые десны и мелкие острые зубы.
Раздался выстрел, но и в этот раз на курок нажал не Майкрафт: Таниэль успел высвободить правую руку с зажатым пистолетом, просунул ее под тощий живот монстра и упер в него дуло. В отличие от инспектора, он не терзался сомнениями. Раненый колыбельщик с истошным воем вскочил на ноги и помчался прочь. Майкрафт подбежал к Таниэлю, схватил его за плечи и рывком вытащил верхнюю часть его туловища из илистой грязи, в которой тот увяз.
— Стреляйте! — крикнул Таниэль, с трудом усаживаясь на землю. — Надо его добить!
Колыбельщик, несмотря на раны, которые нанесли ему Таниэль и еще прежде — Джонатан Тернер, удирал во всю прыть. Он мчался к воде с удивительной для его состояния скоростью. С каждой секундой расстояние между ним и его преследователями увеличивалось.
— Да стреляйте же! — нетерпеливо, властно повторил Таниэль и выпрямился во весь рост. — Он уйдет от нас, если успеет добраться до воды!
Майкрафт тщательно прицелился, зажмурив один глаз. Далекий, расплывчатый силуэт колыбельщика едва угадывался в туманной дымке у кромки воды. Вот послышался плеск его ног по мелководью.
— Проклятая тварь унесла-таки ноги, — сказал Майкрафт, опуская пистолет. — Он уже слишком далеко, ваш колыбельщик. Жаль пулю зря тратить.
Таниэль к этому времени сумел наконец занять удобную для стрельбы позицию, прицелился и выстрелил, почувствовав резкую отдачу по всей длине руки до самого плеча. Он попал колыбельщику как раз между острых как лезвия лопаток. Монстр жалобно взвизгнул от боли и неожиданности, затем до слуха Майкрафта и Таниэля донесся всплеск — тело убитого чудовища свалилось в воду. Сперва оно лежало неподвижно, но потом течение подхватило его и понесло к морю. Вода вокруг трупа окрасилась в темно- красный цвет.
Таниэль опустил пистолет и бесстрастно произнес:
— Не так и далеко, чтоб промахнуться.
— Здорово это у вас вышло, — кисло промолвил Майкрафт, взглядом измеряя расстояние до того места, где пуля настигла колыбельщика, и дивясь меткости заносчивого юнца.
6
Кэтлин и Таниэль возвращались к себе из особняка Тернеров, когда первые лучи солнца едва начали пробиваться сквозь густой туман. Такие холодные мглистые рассветы, когда на объятых тишиной улицах не видно ни души, были для охотников за нечистью куда более привычным временем суток, чем оживленные дневные часы.
— Тебя что-то тревожит, Таниэль, — сказала Кэтлин, вглядываясь в лицо юноши в полумраке кеба.
Таниэль пожал плечами и отвернулся к окну, сквозь которое не без труда можно было разглядеть очертания высоких домов на противоположной стороне переулка.
— Пайку я ее не отдам, — помолчав, глухо проговорил он. — Помешанная она или нет, но он ее не получит.
— Я с самого начала заметила, что она тебе небезразлична, — усмехнулась Кэтлин.
— Ничего смешного, — запальчиво произнес Таниэль.
Кэтлин задорно рассмеялась, откинув голову назад.
— Ну не дуйся, дружок. Не будь таким занудой. Ты всегда чересчур серьезно воспринимаешь все, что касается тебя лично. Капелька самоиронии тебе бы не повредила.
Таниэль метнул в ее сторону сердитый взгляд и не ответил ни слова.
— Послушай меня, Таниэль, — мягко произнесла Кэтлин. — Я понимаю, как тебе хочется спасти бедную девушку. Ты был бессилен помочь своей матери, предотвратить гибель отца, поэтому теперь ты себя чувствуешь…
— Кэтлин, — засопел Таниэль, — оставь это.
Она принялась внимательно изучать свои ногти.
— Я прежде всего хочу уберечь тебя от страданий. Вероятность того, что она безумна, очень велика. Ты не можешь этого не признать.
— Но я с ней говорил, да и ты тоже. Она в здравом уме, просто… С ней и в самом деле что-то не так, но это не душевная болезнь. Иначе я не оставил бы ее одну в пустом доме.
— Она приняла такую дозу успокоительного, — напомнила ему Кэтлин, — что наверняка проспит до середины утра. Насчет этого можно не беспокоиться.
Тем не менее, когда они вернулись, Элайзабел успела пробудиться и сидела в кресле у камина. Со спины были видны ее золотистые волосы, волнами ниспадающие на спинку кресла. В камине тлел огонь. Девушка никак не отреагировала на появление хозяев дома, и даже когда они ее окликнули, остановившись у входа, она не шевельнулась. Кэтлин взглянула на друга, недоуменно вскинув брови.
Таниэль, донельзя озадаченный, сделал несколько шагов вперед, чтобы заглянуть Элайзабел в лицо, и едва сдержал крик ужаса, когда она внезапно резким движением повернула голову в его сторону.
— Кто вы такие? — осведомилась она, и при звуках ее голоса Кэтлин, занятая чем-то в дальнем углу комнаты, обратила в ее сторону тревожно-вопросительный взгляд.
Таниэль не верил своим глазам. Элайзабел превратилась в старуху. На первый взгляд она осталась прежней: кожа ее была все такой же гладкой и свежей, черты лица такими же правильными, пальцы рук — тонкими. Изменилась до неузнаваемости ее манера держаться. Теперь Элайзабел горбилась у огня, как старая развалина. Голова ее была странно, по-черепашьи выдвинута вперед, шея словно окостенела. Черты ее юного лица стали как будто резче, углы рта опустились вниз, а пальцы скрючились, как если бы она страдала артритом. Кроме светло-лиловой ночной сорочки, подаренной Таниэлем, на ней не было никакой одежды.
— Кто вы такие? Сказано вам, отвечайте!
Голос бесспорно принадлежал ей, Элайзабел. Но произношение и интонации претерпели такие же изменения, как и ее внешность. Она говорила теперь с каким-то сильным и, насколько Таниэль мог судить, архаичным акцентом.
— Вы хорошо знаете, кто я такой, — ответил он.
Кэтлин подошла и встала рядом с ним, с нарастающей тревогой глядя на девушку. Она не хуже Таниэля понимала, что с той происходит нечто очень и очень скверное.
— Скажите на милость, я должна знать, кто он такой! — возмутилась Элайзабел. — Да я никогда прежде тебя не видала. И что это еще за мисс Элайзабел? Меня совсем не так зовут!
— Но тогда кто вы такая?
— Тэтч, вот кто я. Уж шестьдесят девятый годок так прозываюсь. Мужняя жена и вдова, чтоб ты знал. А вот вы-то кто такие будете? И что это за место? А? Где я? А ну отвечайте!
— Тэтч? — растерянно повторил Таниэль. — Тэтч?!
— Ну да, Тэтч. А ты, видать, деревенщина неученая, к тому же мозгов у тебя не густо, коли так туго соображаешь. Вот именно — туго, иначе не скажешь.
Таниэль никак не отреагировал на эти обидные слова. Он тяжело опустился в одно из кресел у камина. Кэтлин села в другое. Огонь, до которого никому теперь не было дела, по-прежнему едва тлел за решеткой.
— Хорошенькое дело! — прокаркала Элайзабел-Тэтч. — Устроились тут у моего очага, как будто я их пригласила садиться, и даже назваться не потрудились! Это зачем еще вы меня сюда притащили, а? У меня есть дела поважнее. Как с ними-то будет? Только время мое, которому цены нет, даром тратите А ведь знаете, что за мной — сила.