Во сне ему привиделась петля и одинокая виселица у Йоркширских болот. Веревка раскачивалась под ветром туда-сюда. Джимли часто снилось подобное, но, проснувшись, он об этом не вспоминал, как не вспомнил бы и нынешний сон, если бы не одна деталь. У подножия виселицы стоял ребенок, маленькая девочка в черном траурном платье и темном плаще с капюшоном, наброшенным на совершенно лысую голову. Сперва взгляд ее был опущен долу, но после, когда она подняла глаза на Джимли, он заметил, что зрачки у нее кроваво-красные, а лицо бледное и застывшее, словно неживое.
Он проснулся, как всегда, с хорошим аппетитом и, потягиваясь, уселся завтракать. И только позднее, примерно в середине дня, у него появились первые признаки красной лихорадки.
Фрэнни Бест, проститутка и мать, занимала весь верхний этаж двухэтажного дома, который стоял на небольшом и довольно уединенном пятачке земли посреди лабиринта переулков и дорожек, соединявших задние дворы других зданий. Квартира была ее собственностью — щедрым даром одного из клиентов, который как раз и являлся домовладельцем и проживал со своим семейством в нижнем этаже. Он нажил состояние на бесчестных сделках при массовой застройке в новых лондонских районах, за взятки произвольно изменяя границы участков, находившихся в частной собственности. Сейчас он спал безмятежным сном у себя внизу. А наверху Фрэнни, сама не своя от страха, не знала, на что решиться. Вот уже двадцать минут, как она испуганно следила за перемещениями монстра, который так и кружил у ее дома. Она отчетливо слышала шелест его шагов, остававшихся на удивление легкими, несмотря на тяжесть, которую он тащил в своих огромных лапах, сгибаясь под ней, — это был огромный круглый камень, который слабо светился в ночном мраке. На глазах у Фрэнни чудовище трижды останавливалось со своей ношей и трижды клало странные светящиеся камни возле углов дома. Монстр был высокий, тощий и выглядел печальным и унылым. Типичный делидпуз, как сказал бы любой охотник за нечистью. С виду тварь можно было бы принять за невероятно высокого и до крайности истощенного человека в лохмотьях. Наклонив голову и согнувшись под тяжестью своей ноши, покачиваясь в густом тумане, монстр трижды обходил дом, прежде чем опустить наземь очередной камень. Стоило делидпузу приблизиться к последнему из углов дома после третьего круга, который он проделал с камнем в руках, как Фрэнни в панике ворвалась в комнату своей двухлетней дочери, схватила малютку и бросилась бежать. Она мчалась по ступеням со скоростью ветра, ребенок спросонья хныкал у нее на руках. Фрэнни выскочила за дверь, даже не думая об опасности, которой грозила встреча с монстром: ее гнал прочь из дома куда больший страх — страх быть погребенной заживо в этом строении, которое делидпуз, раскладывая по углам светящиеся камни, наверняка обрекал на какую-то ужасную участь.
Монстр тем временем поместил возле четвертого угла здания последний из камней и исчез, словно его и не было. Через несколько секунд дом с оглушительным треском рухнул, погребая под собой домовладельца и его семью. Четыре камня еще некоторое время продолжали светиться тусклым фосфоресцирующим светом, а затем погасли и стали неотличимы от множества обломков здания, громоздившихся вокруг.
На большом сталелитейном заводе в Фулхеме работа не прекращалась ни днем ни ночью. Нельзя, чтобы печи остывали. В гигантских плавильных чанах раскаленный металл шипел и бурлил, как лава, пока его не переливали в огромные формы. Рабочие здесь носили брюки из плотной материи, куртки и колпаки. Лица их были красны от жара и залиты потом. Окружающую тьму рассеивало лишь адское пламя плавильной печи. По закопченным стенам плясали тени — их отбрасывали поднимающиеся и опускающиеся молоты, тяжелые цепи и дребезжащие формы, подпрыгивавшие на полозьях.
По всему заводу разнеслись слухи о таинственных и страшных происшествиях в Старом Городе, но при столь тяжелой работе литейщикам было не до праздных разговоров, так что шепоток смолк как-то сам собой. Пока горел огонь в печах, пока профсоюз боролся за права рабочих с алчными работодателями, готовыми уволить кого только можно, а оставшимся урезать жалованье, люди эти были вполне довольны своей жизнью. Это состояние с грехом пополам заменяло им счастье, а большинство из них и не мечтало о большем.
В четвертом часу пополуночи Бертлин Крил, озабоченно хмурясь, подошел к своему десятнику. Крил был уже немолод, и волосы его значительно поредели, но силе его огромных, как стволы столетних сосен, ручищ позавидовали бы и двадцатилетние.
— В чем дело, Берт? — нехотя спросил десятник, следя взглядом за большим черным жуком, который полз по брызгам застывшего металла как раз возле его ноги. И лишь раздавив жука своим тяжелым башмаком, он поднял глаза на подчиненного. — Ну, что там у тебя?
— Плавильный чан, Эймон.
— Что могло приключиться с плавильным чаном?
— Ты лучше пойди и сам посмотри, Эймон. А то ж ведь ты мне не поверишь.
Эймон несколько раз провел подошвой ботинка по полу, соскребая с нее останки жука, и последовал за Бертом в грязный, закопченный, жаркий цех, посреди которого на толстых цепях висел плавильный чан, словно изваяние огненного бога. Это был котел невероятных размеров с выгнутым как у кувшина носиком. Под ним помещалось несколько наклонных желобов, по которым расплавленный металл заливали в формы.
Эймон и Берт поднялись по шатким металлическим ступеням к жерлу котла, где было невероятно до дурноты жарко и душно, и остановились на небольшой площадке. Берт указал пальцем в самую середину поверхности кипевшего металла.
Эймон, не мигая, туда уставился. Сперва ему показалось, что там нет решительно ничего, кроме обыкновенной накипи, состоявшей из всевозможных примесей, сора, грязи, но потом в том самом месте, куда он смотрел, ему почудилось какое-то движение, шедшее из глубины кипящей лавы.
— Ну что, видал? — спросил Берт.
— Что-то там есть, — нехотя признал Эймон. — И думается мне, это… Силы небесные! Ты тоже это заметил?
— А то, — ухмыльнулся Берт. — Минут пять глядел, как эта тварь проклятая там плескалась.
Эймон продолжал изучать странное существо в глубоком молчании. К котлу подошли еще несколько рабочих, которые уже были наслышаны о происшествии. Десятнику не удалось как следует рассмотреть, что за создание плескалось в плавильном чане. Все, что успевал выхватить его взгляд при очередном появлении странного существа над кипящей поверхностью металла, это лишь неясная тень, что-то бесформенное, тотчас же после появления исчезающее в глубине котла. Создание это ныряло и плескалось в кипящем металле, температура которого составляла несколько сот градусов, совсем как выдра или ондатра в водах ручья. То есть на глазах у десятника Эймона творилось нечто совершенно невозможное, такое, во что никак нельзя было поверить.
— Ребята решили, саламандра это, — сказал Берт.
— Что еще за саламандра? — сердито спросил Эймон.
— Тварь такая, живет в огне. И может так в нем разогреться, что на воздухе лопается, совсем как стакан, если его из кипятка опустить в холодную воду.
— Ну а дальше? — полюбопытствовал Эймон.
— Никто, видать, не дожил, чтоб досказать историю, — вздохнул Берт.
Эймон почесал в затылке, приподняв свой колпак.
— В общем, скажи им, никаких чертовых саламандр на свете нету. Берите черпаки и вылейте металл из чана, а заодно и эту тварь захватите, поняли? Ей там не место.
— Понятно, Эймон, — осклабился Берт. Он был счастлив, что кто-то другой принял решение и взял на себя ответственность.
Ровно в пять сталелитейный завод в Фулхеме взорвался, затопив пламенем всю округу и разбросав огненные метеориты в такие отдаленные районы, как Челси, Баттерси и Хаммерсмит. Что в свою очередь положило начало нескольким городским пожарам.
К утру лондонцы поняли, что мрак и хаос, воцарившиеся сперва над одним лишь Старым Городом, в течение считанных часов распространились по всему городу. Хотя наступившее к исходу ночи время суток можно было назвать утром лишь весьма условно — небо было так плотно укутано темными тучами, что
