шагом все яснее обозначалась неслыханность происходившего - и невозможность вернуться к исходной ситуации. Нужно было срочно придумывать, что же, в конце концов, делать, когда они столкнутся нос к носу, но никому из них не пришло в голову попросту посоветоваться с космодромным начальством, которое их пока, по-видимому, не замечало: все телеобъективы, ближние и дальние, передавали крупным планом героя дня и ничего другого.
- Ребята, - не выдержал простодушный Первеев, - неудобно как-то вчетвером на одного...
- Верно. Я впереди, вы страхуете в шести метрах. - В такие минуты Джанг Фаттах, как никто из них, умел принимать молниеносные и безошибочные решения.
Кроме того, он был старшим как по возрасту, так и по должности. Первеев и Габорги - близнецов, когда они действовали в паре, иначе никто не называл придержали шаг. И только теперь сухощавая фигурка Фаттаха, стройная даже в скафандре, появилась в поле зрения Миграняна.
'Что там за четверка?! - загремел в шлемофонах его голос. - Я же сказал стоять!!! Мушкетеры нашлись! Кто?'
Он прекрасно видел кто. Цвет скафандров - космодромные ремонтники, по номерам он знал каждого. Впрочем, и без номеров. Вот только Ги и Габора он путал - даже в душевой, не то что в скафандрах. Кричал он от отчаяния, потому что тоже не знал, что делать дальше.
'Назад!..'
- Нельзя, Карен Месропович, - негромко проговорил Фаттах, замедляя шаги, но не останавливаясь. - Теперь уже нельзя.
Тусклая оловянная громадина катила прямо на него, выписывая едва уловимую синусоиду, как конькобежец. Две тумбы, чтобы не сказать - ноги, не шагали, а едва заметно пружинили, плавно выгибаясь то вправо, то влево. Фаттах подумал-подумал да и передразнил - тоже повел коленками туда и сюда. Гость увидел - хотя чем бы ему видеть? - притормозил и верхнюю призму, голову то бишь, наклонил к правому плечу. Они приближались друг к другу теперь совсем медленно и наконец выжидающе замерли. Между ними оставался один шаг, не больше. Выдержка у Фаттаха была железная, у пришельца, по-видимому, нет. Он первый поднял руку и неожиданно гибким движением коснулся нижней части гермошлема, словно взял Джанга за подбородок. В этот миг Фаттах успел отметить, что дыхание в шлемофоне исчезло - стояла абсолютная, космическая тишина.
Фаттах заставил себя улыбнуться, но улыбка никак не хотела держаться на узком сухом лице, окаменевшем от напряжения. Прозрачный шлем с обязательным номером на макушке позволял видеть небольшую изящную голову, как у большинства инопланетников, бритую наголо. Именно голова, а не лицо, почему-то чрезвычайно заинтересовала пришельца. Фаттах почувствовал, что его разворачивают влево, - он повернулся в профиль; упершееся в подбородок щупальце (или все-таки рука?) произвело обратное движение - он повернулся вправо; тогда пришелец откатился чуть- чуть назад и, как показалось Фаттаху, беспомощно оглянулся на висевшую над ними Землю - и опять на Фаттаха - и снова на Землю...
А потом он присел, выгнув опорные тумбы колесом, и принялся что-то чертить на одной из каменных плит, предназначенных для фундамента новой обсерватории. Фаттах нагнулся - на сером камне ярко- розовым мелком был нарисован не то череп, не то Африка.
- Уф-ф-ф... - облегченно выдохнул Джанг. - Есть контакт! Они выпрямились и стояли теперь друг напротив друга совершенно спокойно. Фаттах только теперь заметил, что где-то в глубине маслянисто- оловянного покрытия пришельца угадывается чрезвычайно тонкая ячеистая структура, - именно эти ячейки, сжимаясь, позволяли ему совершать движения.
- Он меня разглядывает, - проговорил он негромко, улыбаясь уже без принуждения, - на голове у него строчечка крошечных линз, вертикальных, словно кошачьи зрачки. Мелок утоплен в это самое... Олово. Или каучук. Мне бы кусочек мела...
Чего не было, того не было.
- Ну что, пошли посмотрим твой кораблик? - обращаясь к пришельцу, будто к старому знакомому, проговорил Джанг. - К тебе, к тебе! Он протянул руку в направлении межпланетной 'волнушки'. Гость полуобернулся, - значит, обзор у него был не круговой - и точно таким же движением показал на купол 'Шапито'. Потом согнул левую руку - нет, все-таки это воспринималось как щупальце или на худой конец пожарный шланг - и розовым мелком нарисовал на своей 'голове' человеческие губы.
Нарисовал - и стер.
- Вам видно, Карен Месропович? - негромко, словно гость мог его услышать, проговорил Фаттах. - У него сверху вроде ведерка вверх донышком, но мне почему-то чудится, что оно... как бы сказать... с настроением. То на нем удивление, то нетерпение, то телячий восторг...
'На ведре?'
- Не верите? Вас бы сюда, Карен Месропович...
'Вот уж воистину - меня бы туда! Только от меня до вас - шестнадцать километров. Пока я долечу, вы там такую самодеятельность развернете... А сейчас - хватит. Дашков со всем Советом уже летит, вот им и карты в руки. А ты - давай сворачивай контакт, первая беседа не должна быть продолжительной'.
- А как?
'Как', 'как'... Тактично. Сам заварил - сам расхлебывай'.
Мигранян не хотел объяснять подробно все то, что понимал интуитивно: каким-то чудом первый контакт налажен, скорее всего решающую роль сыграла удивительная чуткость и естественность поведения Фаттаха - недаром он любимец всей Солнечной. Видимо, эти качества наилучшим образом кореллируют с программой, заложенной в этого кибера. Так что пусть продолжает действовать и дальше, руководствуясь собственной интуицией, а не советами со стороны.
Джанг же воспринимал все это несколько иначе. Нарисованные и стертые губы - 'я не могу говорить, как вы'. Кибер не мог бы так просто и естественно поступить. И потом, у кибера обязательно был бы круговой обзор.
- Ладно, - согласился Джанг. - Сейчас я попытаюсь объяснить ему, что нам - сюда, а ему - туда.
И он попытался. Человек эти жесты понял бы однозначно, но пришелец снова наклонил свое ведерко к правому плечу, вскинул руку и нарисовал маленькую Африку прямо на скафандре Фаттаха. Потом решительно скользнул вбок, описал дугу и приблизился к Первееву. Вид у того, надо признать, был наиглупейший: круглый полуоткрытый рот на круглом лице.
Гость вскинул мелок - на скафандре Первеева появились два маленьких концентрических кружка.
А вот Габорги, с их одинаковыми неуемными шевелюрами и пышными усами, его нисколько не тронули. Он как-то походя изобразил на груди Ги одну звездочку, а на том же месте у Габора - две. И, совершив такое дело, уверенно покатил к шлюзовому створу.
Четверка людей неуверенно двинулась за ним. Приблизились к двери.
'Ни-ни!' - угрожающе произнес Мигранян.
Это они и сами понимали. Только было как-то неловко. Сейчас и остальная троица могла бы поклясться, что на абсолютно гладкой поверхности 'ведерка' отразилось разочарование и недоумение. Затем гибкое щупальце протянулось к Первееву и чрезвычайно осторожно извлекло у него из кармана носовой платок (про Первеича недаром говорили, что он чихает внутри шлема, а протирает его снаружи). Так же медленно, вероятно демонстративно, гость провел платком по своему лицу и торсу; платок положил у ног Фаттаха. Потом нарисовал у себя на животе несколько головастиков с хвостиками и тут же медленно, торжественно их стер. А потом величаво развернулся и покатил назад, стремительно наращивая темп. Тусклый зайчик метнулся к подножию чужого звездолета и исчез.
- Обидели хорошего человека, - убежденно проговорил Фаттах.
'Ве-ли-ко-лепно!!! - заглушая его голос, проревел Мигранян, у которого камень с души упал. - Все великолепно! Все скафандры - на дезинфекцию третьей степени, образец ткани поместить в камеру анализатора, но до прилета Дашкова не трогать!'
А сам Дашков в это время неуклюже выбирался из мобиля: за три часа полета ноги, привыкшие к обязательной утренней пробежке, немилосердно затекли. Но Дашков тоже был доволен: селекторное совещание, длившееся весь перелет, закончилось вполне результативно. Основные узловые моменты первого контакта были обсуждены, рекомендации подготовлены, специалисты вызваны и тоже сейчас мчались со всех концов света на Чарщангинский космодром.
Теперь можно было пробежаться до диспетчерской и посмотреть наконец, что там непосредственно
