Шарля были безуспешны. Тогда я принялся с большим рвением выводить магическую формулу, которая помогла бы мне освободить нашу семью от рокового проклятья. Независимо от результатов моих исследований я принял для себя решение никогда не жениться. Так как я последний потомок графов С., то должен стать и последней жертвой ужасного проклятия Шарля.
Когда я перешел за фатальную черту тридцати двух лет, верный нашему дому Пьер уже покоился в царстве теней. Я сам похоронил его под каменными плитами двора, где он так любил гулять. У меня, оставшегося в полном одиночестве в огромном замке, стал проходить страх. Я прекратил сопротивляться неизбежной судьбе, считая, что меня все равно постигнет участь несчастных предков. Теперь, освободившись от гнетущего страха, я целыми днями осматривал огромные залы трех разрушенных башен замка, в которых никогда не бывал раньше. В молодости я не предпринимал подобных попыток сначала из- за запрета Пьера, а в дальнейшем из-за собственных опасений. В некоторых комнатах нога человека не ступала в течение четырех веков. Я находил здесь множество любопытных предметов, старинную мебель, покрытую вековой пылью и сгнившую от сырости. Повсюду встречалось невероятное количество паутины. На всем лежали безжалостные следы времени и заброшенности. Единственными обитателями пустынных комнат были летучие мыши, чувствовавшие себя здесь полными хозяевами. Я вел точный счет дням и часам моей жизни. Каждое движение стрелки фамильных настенных часов в библиотеке лишало меня по секундам жизни и приближало к тому жуткому моменту, которого я так давно опасался. Мне оставалось совсем немного дней до точного возраста графа Генри. А ведь большинство моих предков смерть уносила, не дав им достигнуть возраста убийцы Мишеля Злого. Какой будет моя неотвратимая смерть? В какой форме свершится проклятие на этот раз? Я мучился этими вопросами. Конечно я не мог знать ответа, но твердо решил, что в моем лице смерть не найдет трусливую и пассивную жертву. Событие, ставшее самым важным в моей жизни, произошло во время поисков в замке, по моим расчетам чуть меньше недели до предполагаемой кончины.
Обследовав утром оставшиеся лестницы и залы разрушенной башни, я решил после полудня продолжить свои поиски на нижних этажах замка, и попал в подвал, вероятно бывший средневековым складом боеприпасов. Медленно двигаясь с факелом в руке по проходу, усыпанному порохом, я обнаружил у последней лестницы гладкую и влажную стену, преграждающую мне путь. Я собирался уже подняться наверх, как вдруг мой взгляд упал на люк с железным кольцом, расположенный прямо возле меня. Толкаемый любопытством, я не без труда поднял каменную плиту люка. Из образовавшейся черной дыры исходили зловонные пары, едва не затушившие пламя моего факела. Заглянув в темное отверстие, я заметил витую каменную лестницу, по которой не без дрожи стал медленно спускаться. Лестница вела к узкому проходу, находившемуся глубоко под землей. Довольно длинный коридор, по которому мне пришлось пройти, заканчивался у массивной дубовой двери, покрытой каплями воды. Все мои усилия открыть ее не увенчались успехом. Я решил прекратить бесплодные попытки и покинуть подземелье. Но едва сделав несколько шагов по направлению к каменной лестнице, я испытал самый ужасный и потрясающий шок, который невозможно даже вообразить. В тот момент, когда я меньше всего ожидал этого, дубовая дверь медленно открылась сама по себе за моей спиной, зловеще скрипнув ржавыми петлями. Охваченный страхом, я был не в состоянии проанализировать случившееся. Когда наконец усилием воли я заставил себя повернуться к открывшейся двери, мои глаза едва не выскочили из орбит от увиденного.
В дверном проеме стоял человек и пристально смотрел на меня. Он был одет в костюм, который носили в средневековье. У него были высокий лоб и большая темно-русая борода. Кожа отливала мраморной бледностью, присущей безжизненной статуе, впалые худые щеки изборождали морщины, а его длинные узловатые руки напоминали щупальцы. Страшное сутулое существо было похоже на скелет. Но самым поразительным в нем были глаза! Эти две небольшие черные пропасти, выражение которых говорило о глубоком уме, блестели светом нечеловеческой жестокости. Эти жуткие глаза пылали ненавистью и пронизывали меня насквозь, пригвоздив к месту. Наконец, человек заговорил замогильным голосом, от которого в жилах стыла кровь. От парализовавшего меня страха я не мог даже пошевельнуться. Человек говорил на поздней латыни, языке самых образованных людей ранней феодальной эпохи. Этот язык был понятен мне благодаря чтению трактатов по алхимии и черной магии. Человек напомнил о проклятии, заклеймившем наш род, и о моей близкой неминуемой кончине. Рассказав уже известную мне историю преступления графа Генри, он затем долго распространялся о справедливой мести Шарля Колдуна. Оказывается, что через несколько лет после своего исчезновения Шарль Колдун вернулся в родные края, чтобы отомстить наследнику Годфрею. Стрела, пущенная им, смертельно ранила молодого графа, которому едва исполнилось тридцать два года. Незаметно для всех он проник в эту старую заброшенную комнату в подземелье, где и обосновался, чтобы выполнять свой священный сыновий долг. Сына Годфрея, Роберта, он настиг в поле и насильно заставил принять яд. Потом Шарль Колдун убил сына Роберта, а затем и внука Роберта, таким образом его месть настигала всех потомков по мужской линии нашего рода. Вот уже шесть веков Шарль Колдун является, чтобы свершить свою праведную месть в точно указанные сроки рокового проклятия.
Но в рассказе для меня существовала тайна, которую я не мог разгадать. Как Шарль Колдун, который должен был давно истлеть в могиле, смог убивать моих предков в нужный срок, а именно, по достижении ими роковой черты тридцати двух лет? А может это был призрак или его тень? Человек теперь охотно и с некоторым самолюбованием рассказывал об опытах Мишеля Злого и Шарля Колдуна, об успехах, достигнутых ими, а особенно сыном, в создании эликсира, приносившего вечную молодость и жизнь тому, кто попробует его. Он настолько увлекся своими разглагольствованиями об алхимии и говорил об этом с таким энтузиазмом, что на какое-то мгновение из его глаз исчезла дикая жестокость. Но вдруг они снова загорелись невероятной ненавистью. С шипением, подобно жалящей змее, незнакомец извлек из кармана пузырек с бесцветной жидкостью с явным намерением вылить мне ее в лицо, как это сделал шесть веков назад Шарль Колдун с графом Генри. Движимый инстинктом самосохранения, я смог наконец преодолеть притяжение неизвестной силы, приковавшей меня к полу, и с силой бросил факел в незнакомца из подземелья.
Пузырек выпал из рук человека и разбился о каменную плиту, а его одежда мгновенно воспламенилась, бросая кошмарные блики на стены. Крик ужаса и бессильной ярости, сорвавшийся с губ умирающего, заставил меня содрогнуться от отвращения. Мои измученные нервы не смогли вынести вид заживо горящего человека.
Я упал без сознания на холодный и грязный пол, и когда пришел в себя, меня окружала полная темнота. Дрожа от страха при воспоминании о пережитом, я колебался продолжать ли свои поиски по замку. Но любопытство и в этот раз одержало победу над страхом. Меня мучили вопросы: кто этот дьявольский человек? Как ему удалось проникнуть в разрушенную башню? Почему он пытался убить меня? И особенно: как после смерти Шарля Колдуна совершалось роковое проклятие, висевшее над нашим родом?
Сознавая, что я навсегда избавился от человека, хотевшего меня убить, я почувствовал себя теперь свободным от страха. Я горел желанием узнать все о жестокой судьбе, преследовавшей наш род и превратившей мою юность в бесконечный кошмар. Мне удалось обнаружить кремневую зажигалку, с помощью которой я зажег второй факел. Его бледное пламя высветило мне обгорелое тело таинственного незнакомца. Его пугающие глаза теперь были закрыты.
Я широко распахнул дверь и зашел в темную комнату. Это была лаборатория алхимика. В углу я обнаружил груду желтого металла, блестевшего от пламени факела. Возможно это было золото, но, находясь во власти противоречивых эмоций, я отложил осмотр металла на другое время. В противоположном углу моему взгляду открылось отверстие, ведущее к одному из многочисленных лесных оврагов. Именно через этот ход незнакомец проник в замок. Проходя мимо обгоревшего трупа, я услышал еле уловимый стон и склонился над обожженным и полностью сморщенным телом, чтобы лучше рассмотреть его.
Вдруг труп открыл свои жуткие, безмерно увеличившиеся глаза, чернее, чем обгоревшее лицо, которое, казалось, светилось во мраке. В них застыло выражение, не поддающееся описанию. Потрескавшиеся губы медленно зашевелились, пытаясь произнести слова, непонятные для меня. Однако я смог лишь различить имя Шарля Колдуна, слова 'год', 'проклятие'. Но общий смысл его речи все еще не был мне понятен. Видимо, незнакомец стал сердиться, что я не в состоянии уловить смысл его бессвязной речи. Его глаза снова запылали дьявольской ненавистью. Я неподвижно стоял перед ним, содрогаясь от неописуемого
