зонды запускать в точку либрации, да и то только с-совместно с к-какими-то левыми м-миссиями…
Гарольд вдруг замер на полуслове. Он как-то неловко прижал обе ладони к вискам, покачнулся и тяжело оперся плечом о доску.
— Гарольд!?
— П-пройдет… — пробормотал он едва слышно, зажмурился, лицо скривилось от боли. Даже в неярком свете лампы было видно, как побелели его губы. Он начал медленно сползать на пол.
Волна какого-то липкого ужаса захлестнула меня, сердце заколотилось как сумасшедшее, я как мог, поддерживал его. Телефона у меня с собой не было. Я беспомощно, почти машинально посмотрел в ту сторону, куда ушел Биркенау. Там, конечно, никого уже не было — да и кто будет в институте в половине восьмого вечера?
С противоположной стороны послышались быстрые шаги. Я обернулся. Де Краон почти бежал.
— Ох, Реджинальд, — еле выдохнул я, — пожалуйста… нужно скорую, нужно…
— Положите его на пол.
— Скорую… — бормотал я, кажется, у меня дрожали руки, перед глазами все плыло.
Реджинальд опустился на колени перед распростертым на полу Гарольдом. Приподнял ему голову. Положил одну руку ему на лоб, другую на затылок.
— Сильный спазм сосудов.
— Откуда Вы знаете!? Надо врача… — начал было я.
— Нет.
Он вздохнул и закрыл глаза. Его руки по-прежнему обнимали голову Гарольда. Несколько секунд не происходило ничего. Потом Реджинальд вдруг коротко и резко ударил костяшками пальцев левой руки по металлической окантовке доски объявлений. С содроганием я услышал треск сломанных костей. Он неловко и с видимым усилием положил левую руку обратно на лицо Гарольда. Реджинальд не издал ни звука, только на его верхней губе выступили бисеринки пота.
В ушах у меня все еще стоял отвратительный хруст костей, перед глазами плавали круги, и я не очень удивился, увидев слабое свечение, исходившее от рук Реджинальда. Но свечение становилось все ярче и ярче, я в немом изумлении наблюдал, как голову Гарольда окутывает кокон золотистого света…
Реджинальд тяжело встал, опираясь здоровой рукой о стену. Он не смотрел на меня.
— Гарольд придет в себя через десять минут, — только и сказал он.
И ушел. А я так и не смог ничего ни спросить, ни сказать.
Я остался сидеть рядом с бесчувственным Гарольдом. Вдруг заиграла музыка, «Гефсиманский сад» знаменитой рок-оперы. На полу мигал лампочкой маленький телефон. Плохо соображая, что делаю, и желая только прервать навязчивую музыку, я поднял аппаратик и услышал неприятно-жеманный мужской голос, говоривший по-английски:
— Чарльз, он окончательно отказался платить. И удвоил охрану. Значит, осталась только твоя работа. Расценки обычные. Жаль, конечно, — голос противно хихикнул, — но во всем есть свои плюсы. Он ведь коллекционирует редкие японские миниатюры, отказываясь выставлять их на продажу?
Я уронил телефон. Гарольд слабо застонал, приходя в себя.
Глава VI
Гарольд ходил по кабинету. До книжного шкафа и обратно. Де Краон удобно расположился в кресле и с безучастным видом покачивал носком ботинка. Кисть его левой руки была в гипсе.
После вчерашнего Гарольд был еще немного бледен, лицо усталое, но губы упрямо и решительно сжаты — мой друг горел желанием, так сказать, прояснить ситуацию. По-правде говоря, я тоже. Он, наконец, прекратил свои нетерпеливые блуждания и с вызовом глянул на де Краона.
— Мне хотелось бы знать, что произошло вчера вечером?
— Что именно Вам хотелось бы знать? — Реджинальд продолжал покачивать носком ботинка.
— Что Вы вчера сделали?
— Ну, вчера я пришел в свой чудесный люкс, поужинал, потом…
— Хватит!! — взорвался Гарольд, — Редж, не делай из меня идиота! Я хочу знать, я имею право знать, что ты со мной вчера сделал!? Я знаю, что со мной вчера было! Когда это было последний раз, я провалялся в больнице почти три недели!
— Просто разновидность, м-м-м… гипноза, — пожал плечами Реджинальд. Он внимательно изучал носок ботинка. Честно говоря, я тоже обращал внимание на его ботинки — каждый день он являлся в институт в новой паре. Сегодня у меня было особенно обострено восприятие, взгляд все время останавливался на этих его ботинках, из крокодиловой или, может, змеиной кожи. Я в таких вещах плохо разбираюсь. Знаю только, что ст
— Нет, — голос у меня был хриплый.
Реджинальд одарил меня более чем выразительным взглядом. Второй раз за все время нашего знакомства его глаза выражали простое и понятное человеческое чувство.
— Мы ждем, Реджинальд! — Гарольд нервничал и пытался грубостью скрыть свою растерянность.
Реджинальд вздохнул.
— У меня не было другого выхода, — наконец нехотя протянул он, полуприкрыв глаза.
— Почему?
— А кто бы мне тогда деньги за этот месяц заплатил, попади ты в больницу или…
— Или… что? На что это ты намекаешь, мать твою, а!? У меня это дело обычное, от этого не умирают! Что ты на меня так смотришь?
— Ничего. Я не думаю, что мое объяснение будет понятно или, хотя бы, пойдет кому-то из нас троих на пользу.
— Ничего, мы потерпим!
Реджинальд встал. Вынул из внутреннего кармана аккуратно висящего на спинке стула пиджака маленький сверток.
— Закройте дверь на ключ, Александр.
Он развернул мягкую ткань. Нашему взору предстал набор миниатюрных хирургических инструментов. В основном это были металлические литые иглы разной толщины.
— Будьте любезны, сформулируйте какую-нибудь задачу. Основное условие, — продолжал Реджинальд в ответ на наши непонимающие взгляды, — отсутствие простого аналитического решения, желательно, только численное. Но вы должны знать заранее это решение. Нечто вроде теста.
— На, — Гарольд тут же нацарапал на бумажке какую-то формулу. Он, не отрываясь, смотрел на де Краона.
Реджинальд достал носовой платок, аккуратно завернул левый манжет рубашки почти до локтя, выбрал одну из игл поменьше и уверенным движением воткнул ее в руку чуть повыше гипса. Выступила кровь.
— Десять минут, — сказал он.
— Да Вы что! — глаза Гарольд расширились, — Вы что, с ума сошли!?
— Спрашивал — так смотри. И выключите верхний свет, — властный тон Реджинальда возражений не допускал.
В приглушенном свете маленькой настольной лампочки я снова увидел то, что видел вчера.
Хотя не совсем.
