Абубекр, поднявшись с кресла, поклонился.
- Ты свободен, сын мой, можешь идти, - сказал Кызыл-Арслан.
Велиахд, еще раз поклонившись, вышел.
НА БЕРЕГУ КУРЫ
Едва войско Кызыл- Арслана разбило лагерь на берегу Куры, хекмдар отправил в Гянжду гонца с письмом к Низами.
'Я много раз обращался к уважаемому поэту с просьбой переехать в Тебриз, - писал он. - Когда валиахд отправлялся в путешествие по Азербайджану, я просил его уговорить поэта осчастливить нас своим приездом. Так как на все наши приглашения поэт ответил отказом, не желая расставаться с Гянджой, я сам решил поехать навестить Вас.
Велиахд, вернувшись в Тебриз, с восторгом рассказывал мне о встрече с Вами.
Я хочу встретиться с поэтом для того, чтобы он по достоинству оценил мои дела и планы на будущее. Сейчас у нас большие возможности для преобразовательных реформ. Однако должен сказать, очень много времени уходит на исправление допущенных Тогрулом политических ошибок.
Сейчас государственные идарэ очищены от врагов, которые не давали нам возможности приступить к реформам, о которых мы говорили с поэтом в свое время. Я буду стараться проводить в жизнь Ваши идеи. Поэт всегда выступил сторонником дружбы с Ширванским государством. Спешу сказать, одна нз целей этого моего похода - встретиться с ширваншахом и личной дружбой закрепить дружбу наших государств.
Я хочу посоветоваться с Вами по многим вопросам. Надеюсь, с Вашей помощью мне удастся сделать многое для улучшения жизни моих подданных.
Я уже тридцать дней нахожусь в пути, мечтая о встрече с поэтом. Надеюсь, уважаемый поэт не сочтет за труд проделать всего тридцать ферсахов, чтобы увидеться со мной.
Кызыл-Арслан'.
В тот момент, когда гонец Кызыл-Арслана подъехал к дому Низами, поэт дописывал последние бейты своего дастана 'Хосров и Ширин':
Я начал труд в волнении немалом,
Разумные поздравили с началом.
Я, разум не теряя от похвал.
Заветный труд прилежно продолжал.
С колчаном схож мой калемдан узорный,
В судьбу я целил как стрелок упорный,
Но тщетно стрелы жалоб я метал,
Бумага отвердела, как металл.
И понял я: волненья жар сердечный
Гасила влага жалоб бесконечных.
Слова, как жемчуг, теряя цвет,
Теряли цену...
Низами остался недоволен письмом хекмдара, который, как всегда, был щедр на обещания, но дальше этого не шел. Он в тот же день собрался в дорогу и в тахтреване выехал к лагерю Кызыл-Арслана.
'Человек до конца дней своих постигает жизнь и учится у нее, но даже мудрец - и тот умирает несведущим, - размышлял он в пути. - Не избежал заблуждений и я. Но теперь я знаю: когда хекмдары обещают, они заботятся вовсе не об истине, а лишь о своей славе: они просто приспосабливаются к обстановке. Я вижу, нельзя верить в честность падишахов. Оружие, добытое с твоей помощью, они могут испытать на твоей же голове. Мы часто слышим из уст падишахов такие слова, как 'справедливость', 'верность', но это всего лишь капкан, в который попадаются доверчивые, простодушные сердца. Вся беда людей в том, что, познав'ая друг друга, они не могут знать о коварных чувствах, спрятанных на дне сердца некоторых. Люди верят красивым словам, за которыми скрывается ложь. И как. часто мысли гениальных людей, мечтающих изменить жизнь и-природу, теряются среди запутанных, косных мыслей 'простого народа, отравленнного ядом религиозного фанатизма, разобщенного на сословия и секты! Скажи, падишах, чем ты знаменит? Троном, сделанным руками простых ремесленников. Но как ты не видишь, что в тени каждого трона стоит гроб?! Когда ты смотришь на мир из ярко освещенного окна своего роскошного дворца, дым славы и мысли о своей божественности застилают твои глаза и ты не видишь кладбища, на котором лежат сотни таких, как ты, падишахов. Окруженный льстецами и лицемерами, ты не слышишь проклятий миллионов. В мире нет ничего более непрочного и недолговечного, чем трон падишаха! Подумай только, что если в один прекрасный день весь народ начнет мыслить так, как я, и поймет, что ты обманщик, не выполняющий своих клятв и обещаний! Скажи мне, что тогда будет с тобой? Ничего, просто тебя стащат с трона на землю. Это сделать очень легко, гораздо труднее восстановить то, что ты разрушил. Вот я везу тебе в подарок дастан 'Хосров и Ширин', в котором написано все, что я хотел сказать тебе и тем, кто правил до тебя. Но как бы я хотел, чтобы и народ сказал вам тоже, что и я!'
Известие о прибытии поэта Низами застало Кызыл-Арслана в тот час, когда он пировал в шатре со своими приближенными.
- Пусть военачальники и знать торжественно встретят поэта! - приказал он визирю Шамсаддину, затем обернулся к слугам: -- Уберите скатерти с вином. Виночерпии и мютрибы пусть удалятся, здесь останутся только певцы и музыканты. К нам приехал поэт, чьи стихи могут быть сравнимы с волшебным эликсиром жизни, какая же надобность в этом напитке, приготовленном из гроздей винограда?!
Когда Низами вошел в шатер, Кызыл-Арслан поспешил навстречу ему, обнял и усадил рядом с собой.
Началась беседа. Хекмдар, объясняя причины, по которым он привез в Тебриз Гатибу, сказал:
- Временно поселив эту женщину в Азербайджане, я избавил от опасности значительную часть государства. На днях Гатиба опять уедет в Хамадан, куда я перенес свою столицу.
Низами улыбнулся:
- Разумно ли, хекмдар, спасая от опасности часть государства, ставить под угрозу свою собственную жизнь? - спросил он.
Кызыл-Арслан тоже не удержался от улыбки.
- Будущее зависит от событий наших дней.
- Государством нельзя руководить с помощью одной философии, хекмдар, возразил Низами. - Нельзя ждать, пока события наших дней изменят будущее государства. Хекмдары должны изменять и направлять ход событий. Чтение философских книг доставляет нам большое удовольствие, но книжная философия расходится с философией жизни, она неприменима к жизни народа. Очень многое из того, о чем только что говорил мне хекмдар, пойдет во вред народу, очень многое вовсе неосуществимо. Жизнь народа невозможно узнать со слов местных правителей. Хекмдар должен лично познакомиться с жизнью народа, ибо для тех, кто окружает его, невыгодно говорить ему правду о народе. Придворные обманывают хекмдаров, которые заперлись в дворцовых стенах. Когда голодный народ приходит к дворцу падишаха, чтобы выразить ему свой протест, лживые царедворцы говорят: 'Слава Аллаху, в стране покой и процветание! Райят пришел благодарить элахазрета и пожелать ему долгой жизни'.
Низами и Кызыл-Арслан долго беседовали о политике и положении в государстве.
Многое из того, что говорил хекмдар, поэту не понравилось.
Прощаясь, Низами преподнес Кызыл-Арслану дастан 'Хосров и Ширин'.
Сразу же по приезде в Хамадан Гатиба принялась плести сеть интриг, замышляя расправу со своими смертельными врагами. Прежде всего она вызвала из Хорезма своего старого друга и сообщника Захира Балхи.
Однажды вечером прохожие на площади перед дворцом покойного атабека Мухаммеда содрогнулись от душераздирающего вопля, донесшегося со стороны дворцовой веранды.
Когда Хюсамеддин, исполняющий обязанности назира [назир - управитель, министр] дворца и дворцовый кешикчи-баши Абюттар прибежали на веранду, они увидели такую картину: на полу в луже крови лежала любимая рабыня Гатибы Сафа-ханум: из спины ее торчал наконечник стрелы, пронзивший ее тело насквозь.
Через минуту рабыня скончалась. На веранду сбежались все обитатели дворца. Не было здесь лишь одной Гатибы.
Вдруг в дверях веранды появилась рабыня Рюбаба с искаженным от страха лицом.
- На помощь! На помощь! - закричала она.- Гатиба-хатун лишилась чувств!
Хюсамеддин поспешил к комнате Гатибы. У двери он столкнулся с дворцовым лекарем.
- Что с мелеке? - спросил он взволнованно.
- Успокойтесь! Опасности нет никакой, - ответил лекарь. - Мелеке сильно испугалась. Ведь вы знаете, Сафа-ханум была ее любимица, которую она не отпускала от себя ни на шаг. Не впускайте к мелеке никого. Причитания рабынь и служанок еще больше расстроят ее.
Лекарь удалился.
Через полчаса к Хюсамеддину прибежал запыхавшийся кешикчи-баши Абюттар.
- Убийца схвачен!-доложил он.
- Кто этот негодяй?-спросил Хюсамеддин, сжимая кулаки.
- Конюший, присматривающий за лошадьми иранских аскеров и дворцовой охраны.
- Допрасите убийцу. Негодяй! За что он убил безвинную девушку.
Абюттар, вернувшись на веранду, приказал привести злодея конюшего.
