Мой подельничек вальяжно разваливается на подоконнике и, разглядывая свои ногти, говорит:
- С чего ты вдруг решил, что я тебя 'кинул'? С какой стати ты взялся судить?
- Ты думаешь, у тебя будет более высокий по ранжиру судья, чем я?
- Да.
- Ну, тогда еще раз погляди на меня и определи свой ранг.
- Кто тебе дал санкции? Ведь никто не давал? Так? Ты забыл, что уровней много, и ты можешь находиться совсем не на верхнем. Ведь можешь? Я прав?
Черт!!! Он не может знать о таких вещах!!! Он тоже?..
- Я прав, я знаю. И ты - знаешь. И к каждому имеет место свое обращение, и каждому надлежит выполнить свою задачу. А ты мне просто начинал мешать. Понятно говорю?
Это что же получается, он тоже?... И его уровень выше моего? Выше?!
- Тогда не мешай мне, не мешай нам. - Высовывается в окно, словно проверяет, как там идут дела.
- Ты же меня сдал... - хриплю. Такое ощущение, будто это не я говорю.
- Согласен. Но только потому, что ты забрался не на свой уровень, и тебя надо было спасать. И не только тебя. Возвращайся туда, где был. И можешь психовать, сколько тебе вздумается, но отныне без санкции доступа тебе в мой уровень нет
- Санкции?
- Именно. Ты же судить-рядить собрался. Но санкций тебе не дадут. Твое время истекает. Ступай и завершай его. Прощай.
Я уже стою на крыльце здания. Снегопад усилился, и кажется, что окружающее пространство наполнено тихим треском ломающихся снежинок. Медленно перехожу на другую сторону Ленинского проспекта, иду, куда ведут ноги. Все еще перед глазами офис, два наблюдателя в облике замужних шлюх, о чем-то болтающие... По правую руку опять базарчик. Здесь две тетки в ступоре. Взять еще пачку сигарет?.. Какие бы выбрать, пока я невидим... Оборачиваюсь, смотрю на окна офиса. Теперь все окна открыты настежь, видны три силуэта. Все трое смотрят, куда я пошел?..
И вдруг крик в самое ухо:
- Чего тебе надо-то? Что ты хотел?
Тетка, елки-палки!.. Ей бы с таким голосом на парадах командовать...
- Ты что, глухой? Ору тут тебе, ору.
- Я - глухой?!
- Ну не я же? - возмущается, морща нос, торговка. - Дури обкурятся, как не знаю кто, наркоманы хреновы...
Отхожу в сторону. Тоннель, или что это было, исчез, прекратилось покалывание в мочках ушей. Что мне делать дальше? Слабость в ногах. Надо сесть, да вот хоть в сугроб... Два спецподовца бегут ко мне... Где мой автомат? Где-то у меня был автомат... Теряю сознание, отключаюсь. В голове шум. Воздуха вдруг стало не хватать...
Холодная вода льется на меня непрерывно. Комната допроса. Когда меня доставили? За столом подполковник, штатский и новенький - очень маленький, сморщенный какой-то человечек, похожий на гриб сморчок. Сморчок показывает лист бумаги. На листе изображены три типа звездолетов. Два звездолета не похожи на те, что висели над городом, третий похож.
- Вы хорошо помните? - Голос у сморчка нервный и резкий. - Вы точно запомнили?
- Да.
Бог ты мой! Я же ничего не сказал о звездолетах, только подумал... О-о, как меня затрясло! Прямо-таки колотит в ознобе, и не от холодной воды. Передо мной темный! Настоящий! Оттуда!.. Озноб зверский... Мысли, воля подавляются, съедаются... Уйти в себя! Быстрее! Сейчас я тебя увижу в полный рост... Перед внутренним взором гигантское, ощерившееся черное лицо. Выбрасываю верхнюю и нижнюю защиту, лучами в глаза... Кто-то вскрикнул... Но я-то вижу, мои лучи такому монстру не страшнее булавки. Ядро...
- Бейте его! Не давайте ему думать!..
Успеваю метнуть ядро...
- Он же нас уничтожает! Вырубайте его!!!
Страшный удар по затылку, лечу, не знаю куда... В пропасть, в бездну... Наползает плотный серый туман, откуда-то издалека доносятся голоса... Вроде лежу... То ли везут, то ли несут... Вспышки света чередуются с тьмой... Слышу ясный голос: 'Он совершенно здоров. Ни одного перелома, нет даже ссадин и ушибов...' А я и правда себя хорошо чувствую. Боль совсем ушла, совсем... Куда-то лечу, словно в пьяном сне... Мысли и ощущения не контролируемы... Опять голос. Что-то требует. Что ему надо от меня?
- Щербинин, вы готовы участвовать в переговорах?
Такой организации, которая за меня сейчас взялась, нельзя доверять вести переговоры с кем бы то ни было от имени всего человечества, достаточно того, что они сделали со страной... - Не пойму, то ли я говорю, то ли думаю, мой голос звучит вне меня.
- Щербинин, какими средствами воздействия на окружающих вы располагаете на сегодняшний день?
Каждый располагает и владеет именно теми средствами, которые заслужил, которые заработал в течение своей жизни; ибо то, что сделано и как сделано, человеку порой не видно, как не видна и степень вознаграждения за содеянное. Этим, пожалуй, и исчерпывается вопрос о справедливости. Иначе говоря, вопрошающий, оглянись окрест себя, осмысли, чем, какими средствами ты воплощаешь в жизнь свои желания, и ты поймешь, о чем сказано выше... Эта мысль приходит как бы извне.
- Шутит, что ли? - говорит незнакомый голос.
- Вряд ли, его психика полностью подавлена. Он не может себя контролировать.
- Усильте дозу излучения и продолжайте дознание... Спросите его о его книгах.
- Щербинин, что вы думаете о книгах?
Что сказать о книгах? Кто их сейчас читает? Кто-то читает, если книги покупаются. Если вспомнить, у многих ли моих знакомых, у кого мне посчастливилось побывать в гостях, я видел книги, соотношение будет примерно таким - 75 к 25. То есть, из сотни 75 семей книг не покупали. А читали они только в школе, и только учебники. Один мой знакомый даже заявил: все, читающие книги - снобы...
- Вы некорректно сформулировали ему вопрос. Спросите его о фантастике.
- Щербинин, нас интересует фантастика.
Фантастику я читал запоем. Библиотека, где я брал книги, мою фотографию как лучшего читателя (по карточке выходило, что я прочитал больше всех книг) отправила в Москву, на ВДНХ - я тоже стал достижением народного хозяйства. Дочь моя старшая, пока была маленькой, сказки на ночь слушала. Я ей и 'Волшебника Изумрудного города' достал, и 'Пиноккио', и 'Чипполино', все то, чего в моем детстве в моем личном пользовании не было. А сейчас смотрю, чем взрослее ребенок, тем меньше ее интерес к книге. Телевидение, видео - эти вещи полностью завладели ее сознанием. По школьной программе ребенок еще что-то читает, поскольку вынужден. Но я по себе помню, как я относился к вбиваемым мне в сознание идеям. Вообще, какой дурак, какой враг народа придумал впихивать в голову четырнадцатилетнего юнца философию умудренного жизнью пожилого человека? Аустерлиц и Бородино я знал лучше преподавателей истории, потому что мне было все интересно об этих битвах, и я все о них вычитал еще в третьем классе, и не только из 'Войны и мира'. А вот мысли Болконского, рассматривающего старый дуб, мне не интересны даже сейчас, да простит меня Лев Николаевич. А, например, 'Преступление и наказание' я считаю лучшим в мире детективом, вот так...
- Щербинин, мы говорим о ваших книгах. Наша страна - самая читающая в мире, ваши книги прочитало много людей.
По поводу самой читающей страны - легенда. Самая издающая страна - да, но не читающая. Когда не было телевидения, видео, мультимедиа, книга была на своем почетном месте, и опять же только в высших слоях общества. Диккенс когда-то объезжал фабрики и читал рабочим главы своего нового романа. А я не могу читать Диккенса, уматывает он меня своим тяжеленным слогом, а на слух его воспринимать - боже упаси...
- Вы его постоянно не о том спрашиваете!
- Так спросите сами, кто вам не дает!..
- Щербинин, как автор, что вы хотели сказать в своих книгах в свете их воспитательной роли?
