Москву. А Петр Андреевич не подает никаких признаков жизни. Может, с ним что случилось? Стал звонить в Военный совет армии. Там тоже переполошились, искали писателя в полках и даже в медсанбате. Наконец отвечают: Павленко в том самом полку, куда я заезжал.
На второй день приезжает Петр Андреевич в редакцию, заходит ко мне сонный, с трудом волоча ноги, покашливает, глотает какие-то порошки и сразу же вручает мне листиков десять, исписанных его обычным бисерным почерком. Оказалось, что его 'эмка' сломалась, ее на буксире отвели во второй эшелон дивизии, а писатель на попутной машине, затем пешком добрался до полка, но меня уже здесь не застал. Там провел тревожный день и бессонную ночь.
- Надо было сразу же вернуться в Москву! - упрекнул я его. - Завтра бы съездил.
- Вернуться? - перебил он меня. - С пустыми руками...
Смотрю я на него, худющего, усталого, и говорю:
- Иди к себе, два-три дня ничем не занимайся, отдыхай...
Но сам же прервал его 'отпуск'.
И вот на второй день после нашего разговора о подвиге Иванова Петр Андреевич принес мне уже набранный и сверстанный подвал, над которым стоял заголовок 'Во имя Родины'.
Прочитал я очерк, и между мной и Павленко произошел такой диалог.
- Петр Андреевич, можно подумать, что ты там был, рядом с Ивановым.
- Был - не был, но ясно представляю себе все, что произошло в белогородском лесу. Написал даже меньше того, что могло быть и было.
- Да, но что скажет читатель?
- Читатель мудр. Он поймет, что к чему. Да еще и сам домыслит какие-то детали, которые тоже не будут далеки от истины. - И после небольшой паузы Петр Андреевич добавил: - Не был никто и с Сусаниным. Ни Рылеев, никто другой, но ни у кого не вызывает сомнения, что все так и было в костромском лесу.
- Хорошо. Но давай поставим подзаголовок: 'Рассказ'.
- А этого как раз делать и не надо. Подвиг Иванова - не выдумка, а истина. Вот уж действительно введем читателя в заблуждение...
Словом, убедил меня Петр Андреевич. На углу сверстанного подвала я сделал надпись: 'На вторую полосу'. Под очерком стояла подпись 'П. Трояновский'. Я поставил над ней еще одну 'П. Павленко'. И снова Петр Андреевич запротестовал:
- Оставь подпись Трояновского. Паша - отличный журналист. Смог бы сам написать очерк, но, видимо, торопился. А меня не убудет.
Согласился я и с этим. Кстати, Трояновский был крайне удивлен, когда увидел подвал в 'Красной звезде', под которым стояла его подпись. Скромнейший Павел никогда не утаивал, что к этому очерку основательно приложил свою руку Павленко...
* * *
А на второй день в полдень Павленко потащил меня в Центральный дом Красной Армии на просмотр документального фильма 'Разгром немецких войск под Москвой'. О том, что такая картина готовится, мы знали, ведь сценарий для нее писал Петр Андреевич. Я все ждал, что он попросит у меня для этого творческий отпуск. Но обошлось. Писал между поездками на фронт или в часы, свободные от работы над очередной главой своей 'Русской повести'. Да и сочинять сценарий ему было не так трудно: в дни оборонительных сражений и нашего контрнаступления под Москвой он часто бывал в войсках Западного фронта, многое видел, многое знал.
На просмотр фильма пришел почти весь литературный состав 'Красной звезды'. Были там кинодраматург Алексей Каплер и кинооператоры во главе с Романом Карменом.
Нетрудно себе представить, с каким волнением смотрели мы фильм. Перед нашими глазами вновь прошла картина великой битвы за Москву, и вновь мы переживали горечь отступлений и радость победы. Но эмоции - эмоциями. Надо было подумать о том, как рассказать читателю об этой картине. После просмотра тут же, в зале Дома, состоялась импровизированная редакционная летучка. Решили посвятить фильму целую полосу. Смущало только одно: успеем ли в завтрашний номер?
- Конечно, полосу! А успеть - успеем, - горячо поддержал нас Павленко.
- Петр Андреевич, - сказал я, - взял бы ты эту ношу на свои плечи...
Павленко сразу же стал действовать, проявив подлинно репортерскую сметку и оперативность. Он собрал тех, кто делал фильм - Кармена, кинооператоров М. Шнейдерова и А. Крылова, чуть ли не силком усадил их в редакционную машину и умчался с ними в редакцию. Был приглашен и кинодраматург Каплер. Там объяснил им задачу:
- Даем завтра полосу. Пишите. Пишите, кто как может. - И после небольшой паузы предупредил: - Из редакции не выпустим, пока не сдадите статьи. А покормить - покормим...
Вначале их ошеломила такая эксцентричность писателя. Но тут же подумалось: целая полоса в газете! И потом, ведь просит не кто иной, как Павленко - разве ему откажешь!
И вот сегодня напечатаны рассказы об этом фильме, который тогда стал событием В полосе - большая статья Каплера 'Бессмертное сражение за Москву'. Это как бы битва за столицу глазами кинодраматурга. Статья Кармена впечатления о фронтовых встречах. Выли там такие строки:
'В одной деревушке я снимал встречу с населением наших передовых частей. Старуха колхозница, крестясь обеими руками, кланялась в пояс бойцам. Плача от радости, она обнимала их и целовала. Серый дым стелился над закостеневшими трупами убитых немцев. Шли цепочкой суровые бойцы, и старуха знала, что вместе с ними пришла жизнь'.
Кто из нас, смотревших этот фильм тогда, да и спустя много лет после войны, не улыбнулся, увидев сцену, запечатленную Карменом на пленке, маленькую сгорбленную старушку, в приливе радости крестившуюся действительно двумя руками! Кстати, этот кадр попал и на пленку фотоаппаратов наших репортеров, был опубликован в газете. Но снимок был статичен, а в фильме все в движении: и блестящие глаза старушки, и улыбка, и расправлявшиеся морщинки...
Был Кармен и в Волоколамске в день его освобождения. Перед ним предстала та же трагическая картина, которую вместе со мной видели редактор 'Правды' Поспелов и редактор 'Известий' Ровинский, побывавшие в тот же день в городе.
Из статьи Шнейдерова и Крылова читатель узнал, каким нелегким делом, полным опасности, был труд фронтовых кинооператоров, шагавших со своим киноаппаратом 'Аймо' вслед за бойцами переднего края. 'Однажды, - повествуют они, - пришлось снимать танкистов-гвардейцев генерал-майора Катукова. Вышли мы на исходную позицию танков к опушке леса... Снимаем выход танков, их первые залпы, бежим следом за ними, вражеский огонь вынуждает залечь... Все-таки кое-что сняли...'
По своей скромности они не подчеркивали, что танкисты-то были прикрыты броней, а кинооператоры были открыты, как говорится, всем огненным ветрам. И сняли они не кое-что, а широкую панораму танковой атаки.
В полосе 'Песня защитников Москвы' из этого фильма. Сочинил ее Алексей Сурков еще в дни битвы за Москву:
Мы не дрогнем в бою
За столицу свою
Нам родная Москва дорога.
Нерушимой стеной,
Обороной стальной
Разгромим,
Уничтожим врага.
На эти стихи была написана музыка, и с экрана она шагнула по стране и всем фронтам.
Щедро мы дали и кадры из фильма - на первой, второй и третьей полосах: лентами на все шесть колонок...
23 февраля
Сегодняшний номер газеты посвящен 24-й годовщине Красной Армии. В центре полосы - приказ наркома обороны СССР Сталина. Начиная с 1925 года такие приказы издавались каждый год. Вначале за подписью Председателя Революционного Военного Совета СССР М. В. Фрунзе, затем - наркома обороны К. Е. Ворошилова. Последний 'мирный' приказ - 23 февраля 1941 года - был подписан С. К. Тимошенко. Кстати, приказ отличался от прошлых тем, что требовал в связи с напряженной международной обстановкой, 'перед лицом опасности внезапного нападения' высокой мобилизационной готовности войск, чтобы 'никакие случайности не смогли нас застать врасплох'.
От кого же надо было ждать 'внезапного нападения'? В приказе маршала Тимошенко, естественно, не указывалось. Но каждому из нас в те дни было ясно, что нарком имел в виду именно фашистскую Германию.
