Осинский Владимир
Универсальный язык
Владимир Осинский
Универсальный язык
'В эпоху первых Контактов был случай взаимоуничтожения двух планет в результате того, что их обитатели не поняли друг друга'.
(Из Истории первых Контактов)
- Передача прекращена, - медленно произнес Май. - Отдых. Конец.
Движением, полным усталости, он откинулся на спинку кресла, и та послушно подалась под ним. Май поворочался на образовавшемся мягком ложе, устраиваясь поудобнее. Теперь спать, спать... Но сон не приходил и отдыха не было. Май с завистью подумал о тех, кто был на борту. Корабль описывает гигантскую замкнутую кривую на далекой окраине этой чужой Системы. В его просторной кают-компании собралась сейчас половина экипажа. Говорят, разумеется, о нем, вернее, о полете его поисковой капсулы вокруг безжизненного спутника загадочной планеты, единственной в Системе, где, судя по всему, могла существовать разумная жизнь.
Теперь сомнений уже не оставалось. Планета была обитаемой, и те, кто на ней жил, не замедлили со всей определенностью информировать об этом космических пришельцев: сначала, естественно, Мая, а через экран его капсулы - всю экспедицию. Но знали ли они, что поисковая капсула - всего лишь вестовой большого корабля, дрейфующего за миллионы километров от них? Разведчик был уверен: знали. Не могли не прийти к этому выводу, потому что...
- Ты спишь? - голос Фирна прозвучал приглушенно, как говорим мы, чтобы не разбудить человека на случай, если он все-таки уснул, хотя это и маловероятно.
Нить мыслей мгновенно прервалась. Май четко ответил:
- Нет. Я готов, капитан.
Последняя фраза была обычной формулой из Космического устава, прочно закрепившейся в сознании. Она вырвалась непроизвольно. Разведчик знал, что он имеет право отвечать не по-уставному, и Фирн тут же подтвердил это, сказав необычно мягко:
- Ничего не требуется. Я просто хотел спросить, не нужно ли тебе принудительное отключение. Ты переутомлен, Май, и, может...
- Не надо! - поспешно сказал разведчик. - Я сам.
- Как знаешь.
В голосе капитана было удовлетворение.
Поисковая капсула управлялась с корабля. Оттуда, с командного пункта экспедиции, включались системы объемного мыслеизлучателя и экрана, рассчитанного на прием ответных сигналов с чужой планеты; точно так же в случае необходимости могла быть подана команда на экстренное удаление капсулы с ее орбиты и возвращение на борт корабля. Только спуск на поверхность, если такое решение будет принято, Разведчику предстояло осуществить самому.
Но спуск задерживался.
Май включил сигнал вызова.
- Капитан, - сказал он. - Мы в чем-то ошиблись? Неужели мы в чем-то ошиблись? Но в чем?
Фирн отозвался не сразу, и, по существу, ответа в его словах не было.
- Постарайся заснуть. Не тревожься, Май...
Разведчик вновь остался наедине со своими мыслями.
'Не тревожься', - сказал капитан. Почему он сказал так? Разве не было десятков испытаний и Май не выдержал их? Стать Разведчиком - высшая честь для астролетчика, ибо здесь отбираются единицы из сотен. Разведчик - тот, кто первым вступает в Контакт, его могут ждать неожиданности настолько многочисленные и разнообразные, что диапазон допускаемых версий практически неограничен. Такова самая суть Контакта - встречи с неведомым миром. Конечно, ты можешь погибнуть, но не в этом самое страшное, и так говорят не ради красивой фразы. Просто так и есть на самом деле: ничтожная ошибка, допущенная Разведчиком в процессе установления Контакта, может обернуться последствиями самыми тяжелыми, вплоть до катастрофы в глобальных масштабах. Ведь встречаются два мира - две истории, две цивилизации, два образа мышления, два... Словом, все может оказаться разным, а возможно, противоречивым и даже враждебным. Не так ли было в последней, Великой войне, хотя в ней стояли друг против друга отнюдь не обитатели разных планет. Даже океан не разделяя их, и тем не менее два мира оказались настолько противоположными друг другу, что исключалась всякая возможность компромисса. Когда в страну Мая вторглись военные машины врагов, каждому стало ясно: победа или исчезновение с лица планеты, дальнейшая жизнь по законам, по которым жил его мир или смерть. Середины не оставалось. Это понимали даже малыши - такие, каким был в то время он, Май.
Давнишнее, сначала смутное, воплощенное только в чувство, воспоминание всплыло в памяти Разведчика. Оно становилось все четче, краски делались контрастнее, оживали запахи, звуки, все это наполнялось невыносимо резкой жизнью ощущений... Прошлое обретало плоть, пронизанную болью, потому что доминирующей эмоцией был страх, и у нынешнего Мая пойманной птицей билось сердце, кровь все сильнее стучала в висках.
Внезапно все кончилось. Исчез грохот, падающий с пылающего неба, разом погасли зарницы взрывов, не стало ужаса. Мая - тогдашнего, маленького придавило чем-то тяжелым и мягким, стало трудно дышать, однако он не успел вновь испугаться.
- Май! - отчаянный и пронзительный раздался крик, знакомые руки высвободили его из-под тяжести, и он, как спасение, ощутил родной слабый запах цветов, который в его сознании всегда был неотделим от матери.
Позже Май узнал, что его прикрыл своим телом незнакомый воин и принял на себя смерть, прилетевшую с грохочущего неба.
Великая война была долгой. Агрессоры встретили сопротивление, которого не ожидали. Непоколебимо уверенные на первых порах в своем могуществе, теперь они уже сами боролись за свою жизнь и тем яростнее были в схватке. Впоследствии война получила название Великой - гордое, звонкое название. Но в народе ее окрестили также Кровавой, и тут не было никакой метафоричности. Кровь лилась широким потоком - обыкновенная, красная горячая кровь, ее не хватало для раненых, погибавших в госпиталях, потому что никакие медикаменты не могли заменить алой жидкости, вытекающей из бесчисленных ран.
Многие женщины и те из мужчин, кому не довелось по различным причинам воевать с оружием в руках, отдавали свою кровь Обществу. А чтобы организм мог восстановить ее, им выделяли из скудных запасов питания дополнительную малую толику.
Мать отдавала ее Маю, и он радовался, как звереныш, который умирает от голода, и вдруг ощущает на языке живой вкус пищи, и жадно поедает ее, не задумываясь ни над чем.
Однажды в темной холодной комнате (энергия была нужна для войны) мать сидела с ним над жалким, грозящим погаснуть огоньком, а потом сразу упала на этот огонек, лишившись сил от полного истощения. Тихо плача, Май с величайшим трудом оттащил ее в сторону. Они долго лежали рядом на полу в изнеможении. Потом мать поднялась, достала из какого-то тайника крошечный кусочек лакомства и отдала его Маю, и он, как всегда, жадно и бездумно проглотил его. В комнате было несколько таких тайников. Мать прятала в них крохи съестного, чтобы Май не нашел и не съел сразу. Спрятав же, плакала, но и об этом Май узнал много позже.
Шло время, война не кончалась, Май подрастал и начал понемножку понимать, что мать отдает ему львиную долю еды. Теперь он протестовал, получая содержимое тайников. Однако мать уверяла, что она сыта, и отказывалась от доли, которую он упрямо выделял ей. Стыдясь и ненавидя себя, Май в конце концов съедал все без остатка.
Те, из враждебного мира, были повержены. Часть их - безнадежные фанатики - предпочла погибнуть. Остальные постепенно учились видеть мир не в кривом зеркале, как прежде. Наступила эра Гармонии. Это был мир, о котором еще никто не рассказал по-настоящему. А сейчас такая задача была возложена на Мая, и ее сложность неизмеримо возрастала оттого, что рассказывать надо было неведомым представителям неведомой планеты, открытой экспедицией после четырех больших циклов межзвездного полета.
В замкнутом пространстве поисковой капсулы, по-детски свернувшись клубочком, крепко спал одинокий Разведчик Май, с блеском окончивший Университет Контактов, впитавший в себя мудрость великих знаний.
