Катерина Тимофеевна обрадовалась и удивилась:
- Неужто же вы от нее? Да ведь она за границей!
- Вот и я оттуда прямо к вам и з-записочку имею слова в три, в качестве как бы удостоверя-ющего д- документа.
Для Катерины Тимофеевны - большая радость. Письма от Анюты изредка получала, а человека, который бы видал там названую дочку,- впервые встретила. В письмах Анюта мало рассказывала, какая она писательница! А может, и опасается писать подробно, кто ее знает. В записке сказано: 'Шлю поклон с хорошим человеком'. При записке и подарок: шелковый платок всех цветов, да такой яркий, что старой женщине и надеть нельзя. Приезжий человек шутит:
- Вам, Катерина Тимофеевна, очень будет к лицу. К-красота-то какая, и работа настоящая итальянская, из города Рима.
- Да уж куда мне такой! Сама бы носила, пока молоденькая.
В минуту гость стал своим человеком. На трудных словах заикаясь, рассказал обстоятельно и подробно все, что знал и что мог придумать: как Анюта с другой барышней жили в городе Париже, какая у них была комната, где обедали, да как Анюта старательно училась и к тому же работала, сама добывала себе хлеб, и о других заботилась, как ее все знакомые любят за обходи-тельность и душевную простоту. Иной человек, даже и постарше, за границей теряется либо заску-чает, и жалеть его некому,- а вот она ничего не испугалась. Конечно, по дому тоскует и сколько раз поминала про Катерину Тимофеевну, всегда с любовью и благодарностью, что заботилась о ней, круглой сироте.
Катерина Тимофеевна отодвинула к сторонке подарок, чтобы не закапать слезой.
- Уж вы меня простите, такой ваш рассказ неожиданный! Да как же Анюта с французами-то говорит? Она языку не обучена.
- Ничего, научилась. А вот теперь и с итальянцами объясняется, она теперь в Италии, живет на самом на морском берегу. Оттуда и шаль прислала.
Успокоившись, Катерина Тимофеевна не упустила рассказать Анютиному знакомому, сколько она из-за Анюточки натерпелась страху. И на допросы вызывали, и сюда таскались выспрашивать разные люди.
- А я что же знала? Ничего она мне не рассказывала, и как это случилось - мне посторон-ние люди доложили, что было написано в газетах. Я ее не сужу и не осуждаю, дело не мое. А люди говорят, что дурных она из тюрьмы бы не вывела, а вывела девушек честных, взятых понапрасно-му. Так и на вопросы отвечала, и никто Анюточки не осудил, даже некоторые восхищались. А я и понимаю-то плохо в этой политике.
Гостя легко не отпустила,- чтобы непременно выпил чаю с вареньем, с собственным. Из обширного буфета вынула рюмку на толстой ноге и бутылку вишневки, тоже своего изготовленья.
- Конечно, вам, заграничному человеку, наливка не в диковинку.
Очень ей понравился гость, степенностью, простотой и рассказом про Анюту. Вот такого бы мужа девушке - да только этот, наверное, женат.
- Имени-отчества ваших не знаю.
- Иван Дмитрич, а по фамилии Пастухов.
- Своим делом занимаетесь?
- Помаленьку разъезжаю, дела торговые.
- Замуж Анюточка, видно, не выходит, не слыхали?
- Об этом не слыхал. А за кого выйдет - тот будет счастливый человек при ее характере. Вот б-будь я п-помоложе, пришел бы к вам, Катерина Тимофеевна, попросить б-благословения.
Видимо, человек шутит, а к Анюточке относится хорошо. Шутит и Катерина Тимофеевна:
- Если дело за мной, я ее за хорошего человека всегда благословлю!
Со стуком легким, Катерине Тимофеевне знакомым, вошла в дверь лиловая ряса, свежести не первой, но опрятная и, при малом свете, скорее парадная. Есть с кем теперь и радостью поде-литься! При входе священника приезжий встал и почтительно поклонился.
- Радость у меня, отец Яков! Вот они Анюточку видали за границей и привезли мне поклон и подарок. И про житье ее рассказывают.
Отец Яков порадовался искренне:
- Действительно радостно, радостно. Оттудова приезжают не часто, да еще с доброй вестью. Лю-бо- пытно!
От наливки отец Яков отказался, чаю же выпил три чашки, и даже внакладку. Оказал почет и варенью.
- В Москву на побывку или как?
- Не задержусь, батюшка. Поеду в родной тамбовский уезд, там у меня жив старик отец, тоже священнослужитель.
- Значит, из духовного звания? Очень приятно.
И ему понравился гость, назвавшийся Иваном Пастуховым. Видно - бывалый и добрый человек, о людях говорит хорошо и Анюте как бы приятель.
Когда же, с хозяйкой попрощавшись, вышли вместе и направились к Сухаревой и дальше по Сретенке, приезжий человек сказал отцу Якову:
- Уж к-как мне приятно, что с вами познакомился. Я про вас, отец Яков, им-мел немалое удовольствие слыхать не от одной Анюты, а и от ее приятельницы и сожительницы, также вам известной. Катерине Тимофеевне я имени ее не назвал, а уж вы, верно, припомните - есть такая Наталья Калымова, Наталья Сергеевна.
Отец Яков ответил подумавши и с осторожностью:
- Калымова, Сергея Павловича, рязанского помещика, действительно знавал хорошо. Надо быть - уж не его ли дочка?
Зачем болтать лишнее незнакомому человеку, хоть и приятному в разговоре. И однако, до невозможности любопытно отцу Якову: ведь не чудно ли, что на путях его жизненного странствия нет-нет да и появится дочь рязанского приятеля!
- Где же ныне пребывает?
- Надо полагать, что в Италии, вместе с Анютой.
- В отеческий дом, значит, не собирается вернуться?
Собеседник на ходу крутит недавно отрощенную бороду и косится на отца Якова. Роста они одного, сверху вниз никому смотреть не приходится.
- Да ведь как сказать, ваше священство, ждет ли ее ласковый прием в отечестве? Вы как полагаете?
- Знать не могу, не осведомлен. Однако же родитель, наверное, по дочери тоскует.
- По многим тоскуют близкие, отец Яков, сами знаете: 'по сущих в болезни и печалех, бе-дах же и скорбех, обстояниих и пленениих, т-темницах же и заточениих, изряднее же в гонениих'. И хоть возносится моленье 'ослабу, свободу и избаву им п-подаждь',- а что-то таковое не н-наблюдается.
В свою очередь покосившись на начетника и бороду погладив, не без строгости сказал отец Яков:
- И еще сказано: 'погибельными ересьми ослепленные'...
- Дело взгляда, батюшка. По нашему же, 'блаженны изгнани правды ради'. Как раз это про нее, про известную вам девицу, а вернее, про обеих.
- Не сужу, не сужу. А приятно встретить мирянина, в текстах сильного.
- С детства привык, да и сам из семинаристов. Вот еще помню икос четвертый из акафиста Пресвятой Богородице: 'Радуйся, страстотерпцев непобедимая дерзость. Радуйся, твердое веры утверждение. Радуйся, светлое благодати познание. Радуйся, ею же обнажися ад'. Замечательно это сказано, отец Яков: ею ад об- бнажися! Люди ходят и пропасти не видят - а она указывает, и за это ей слава.
- Радуйся невесто неневестная!
- Вот именно, отец Яков! Другой не поймет, а мы с вами, по духовному вашему званию и моему происхождению, п-понимаем. Если доведется увидеть п-прикажете ли кланяться?
- Да уж обязательно передайте пастырское благословение. Значит обратно собираетесь в чужие страны?
- К-как сказать... Посреде хожду сетей многих... Т-трепещу, приемля огнь, да не опалюся, яко воск и яко
