уведомить…
– Значит, эта женщина…
– Да, это свой товарищ, – подтвердил Цеплис. – Но вас она не могла признать за своего. У нее не было для этого данных, и в настоящее время требуется проявлять особую осторожность. Но она поступила очень разумно. Если вы свой, она предупредила вас о том, что надо опасаться полиции, а если бы оказались чужим, к ней нельзя было бы придраться: она направила вас именно в полицию.
– Я не рассчитывал встретить вас здесь, – признался я.
– Партии лучше знать, где кому находиться, – уклончиво возразил Цеплис.
– А семья? – поинтересовался я. – Успели эвакуировать?
– Жена и сын в деревне, у родственников, – пояснил Цеплис. – Я расстался с ними на второй день войны, но от товарищей знаю, что они пока в безопасности.
– А Рита?
У Цеплиса было двое детей: сын Артур, сдержанный и очень похожий на отца тринадцатилетний мальчик, и девятнадцатилетняя Рита, миловидная, умная, порывистая девушка, комсомолка и студентка педагогического института.
Цеплис нахмурился.
– Риты нет, – негромко объяснил он, не уклоняясь от ответа, точно речь шла о ком-то постороннем. – Риту оставили в городе, и немцы схватили ее чуть ли не на следующий день после занятия Риги, когда она вместе с другими комсомольцами пыталась вывести из строя городскую электростанцию…
У меня сжалось сердце… Я потянулся к Цеплису.
– Мартын Карлович!..
Но он мягко отвел мою руку и на секунду опустил глаза.
– Не надо…
Он принудил себя слегка улыбнуться, как бы давая понять, что сейчас не время ни грустить, ни бередить душевные раны, и шагнул к двери.
– Ну а теперь я вас познакомлю…
Он вышел, оставив меня одного, но вскоре вернулся обратно вместе с человеком, доставившим меня в расположение партизан.
– Капитан Железнов, – сказал Цеплис, представляя мне моего спутника.
– Я уже знаю, что это капитан Железнов, – сказал я. – Мы познакомились еще вчера.
– «Знаю» не то слово, – возразил Цеплис. – Если бы знали, нам не пришлось бы ехать сюда.
– Извините меня, – сказал я, протягивая Железнову руку. – Но ведь в моем положении легко заподозрить что угодно.
– А я не в претензии, – ответил мне Железнов. – Дело законное, на вашем месте я тоже задумался бы…
Я не выпускал его руки из своей.
– Слушаю вас, капитан… товарищ Железнов!
Железнов улыбнулся своей мягкой, застенчивой улыбкой.
– Может быть, и письмо Жернова возьмете теперь, хотя сейчас оно и не очень нужно?
– Почему не нужно?
– Потому что теперь я в рекомендациях для вас уже не нуждаюсь.
Он дружелюбно посмотрел на Цеплиса.
– Да, – подтвердил Цеплис, – товарищ Железнов – это наш товарищ.
– Что ж, поговорим? – предложил Железнов, переходя на деловой тон, и сел на скамейку, приглашая тем самым садиться своих собеседников.
Но Цеплис, не столько в силу врожденной деликатности, сколько руководствуясь опытом старого подпольщика, накопленного им за годы ульманисовской военной диктатуры, направился к выходу; он хорошо усвоил правило не интересоваться тем, что не имело прямого отношения к его непосредственной деятельности.
– Разговаривайте, – сказал он. – А у меня тут своих дел…
Он оставил меня наедине с Железновым.
– Вам понятно, по чьему поручению я действую? – спросил он меня.
Я согласно наклонил голову.
– Поэтому вам придется рассказать о себе, – сказал он. – Но предварительно поинтересуйтесь…
Он все же протянул мне привезенное письмо. Конверт был заклеен, и, пока я его вскрывал и читал записку Жернова, Железнов молча наблюдал за мной.
Я хорошо знал и почерк своего начальника, и его манеру выражаться. Записка отличалась обычным его лаконизмом. В ней Жернов передавал мне привет и совершенно официально, в тоне приказа, предлагал полностью довериться подателю письма.
Да, все в записке было сухо и лаконично, но – это даже трудно объяснить – какая-то теплота, сдержанная стариковская ласка сквозила меж скупых строк…
«Вам трудно, и будет трудно, – писал мне Евгений Осипович Жернов, в годы моего пребывания в академии мой профессор, а затем непосредственный начальник по службе. – Но вы не один, и, как бы вам ни было трудно, Родина всегда с нами. Податель этого письма действует по поручению нашего командования…»
Я было спросил:
– А где…
И тут же замолчал: вопрос был неуместен. Однако капитан Железнов угадал мою мысль.
– Нет, отчего же, – ответил он. – Вы вправе поинтересоваться. Полковнику Жернову дело нашлось бы и в Москве, но он боевой офицер и настойчиво стремился на фронт. Он в штабе армии. Там полагали, что его письмо не может вызвать у вас сомнений…
– Но не так просто было его мне вручить!
Я улыбнулся, еще раз взглянул на записку, перегнул листок и сунул было его обратно в конверт.
– Нет-нет, – остановил меня Железнов. – Прочли, убедились, а теперь спичечку… – Он тут же протянул мне коробок. – Никаких документов, ничего, – объяснил он. – В вашем положении…
Я зажег спичку и послушно приблизил ее к листку. Синее пламя лизнуло конверт. Я положил его на краешек стола. Вспыхнул на минуту желтый огонек, и письмо полковника Жернова превратилось в горстку серого пепла.
Железнов перегнулся через стол и сдул пепел на землю.
– Так-то лучше, – заметил он. – Все здесь и ничего здесь! – Он похлопал себя сперва по голове и затем по карману. – А теперь давайте поговорим. Хотя времени у нас в обрез. Докладывайте обо всем, что произошло с вами.
Мне было понятно его требование, но не так-то просто было рассказать о себе.
– Знаете, товарищ Железнов, я и сам хорошо не понимаю, что произошло со мной, – признался я с некоторым даже замешательством. – Меня убили, то есть пытались убить. В тот же вечер в Риге был убит некий Август Берзинь, и он же Дэвис Блейк, как мне потом стало известно, резидент Интеллидженс сервис в Прибалтике. Воспользовавшись тем, что между нами имелось некоторое сходство, наши тела, если можно так выразиться, поменяли. Меня перенесли на место Блейка, а Блейка – на мое. Затем его похоронили под именем Макарова, а я под именем Берзиня был помещен в больницу и впоследствии очутился в немецком госпитале…
Железнов сочувственно мне кивнул.
– Это примерно совпадает со сведениями, которые удалось собрать о вас товарищам, – согласился он. –
Вас пытались убить и действительно сочли убитым. Покушение на вас совпало с первой бомбежкой Риги, и, возможно, это обстоятельство и помогло инициаторам покушения совершить этот мрачный маскарад. Во всяком случае, ваш труп… то есть, как это выяснилось потом, труп человека, принятый за ваш, был найден поутру в изуродованном виде под обломками какого-то здания, однако одежда и документы позволили опознать в нем майора Макарова. Поскольку вы сидите сейчас передо мной, несомненно, что похоронен был кто-то другой. Известно, что вы лежали в немецком госпитале. Потом стало известно, что вы
