которым его ждет совершенно новая судьба.
Сто восьмой удар праздничного колокола всякий раз открывает в книге жизни новую, чистую страницу.
Людям не терпится узнать: какой же будет она, эта страница? Потому так и велик перед праздником спрос на всякого рода гадания.
Впрочем, и без обращения к мистическим текстам 'Книги перемен' можно предсказать, что из всех пятидесяти двух недель года именно на две последние недели в Японии падет наибольшее число жертв уличного движения. Таков уж неотвратимый рок лихорадочной поры, которая заставляет японцев носиться сломя голову. Ведь Новый год приносит не только надежды, но и заботы.
Заново раскрывая в книге жизни чистую страницу, каждый Новый год в то же время по традиции служит порогом, за который нельзя переносить невыполненных обещаний, неоплаченных долгов. С тем, кто не успеет к сроку расплатиться по счетам, жизнь безжалостно сводит счеты сама.
На полицейских будках, где вывешиваются сводки уличных катастроф, ежедневно появляются удвоенные цифры убитых и раненых.
Биржевые бюллетени печатают длинные списки обанкротившихся фирм.
И все это такие же неотъемлемые приметы праздника, как тяжелые мешки поздравительных открыток, которые почтальонам приходится навьючивать на велосипеды, или как эпидемия попоек, именуемых 'встречами для забывания старого года'.
Не надо быть прорицателем, чтобы сказать наперед: именно в эти предпраздничные недели частные фирмы побьют все рекорды года по так называемым 'деловым кутежам' и 'деловым подаркам'. Новогодние обычаи ловко используются коммерческим миром для того, чтобы превратить самый большой из японских праздников в сезон генеральной смазки государственной машины.
Практика угощать и одаривать нужных людей (включая эти расходы в издержки производства, чтобы они не облагались налогом) обрела в Японии фантастические размеры. Чтобы развлекать клиентов - и развлекаться при этом самим, - японские дельцы ежегодно тратят сумму, которая составляет две трети годового оборота всех баров, кабаре и других подобных заведений. Нельзя ошибиться в пророчестве, что больше всего денег вылетит в эту трубу именно за предновогодние вечера.
Нет нужды листать гадательные книги, чтобы предсказать под праздник неспокойную ночь полицейским участкам Санья в Токио и Амагасаки в Осака. Хотя названия этих мест не имеют никакого отношения к праздничным банкетам, они тем не менее регулярно попадают в новогодние номера газет. Санья и Амагасаки - это скопления дешевых ночлежных домов, населенных поденщиками, то есть людьми, которые перебиваются уборкой мусора и другими случайными подрядами. По причине Нового года биржа труда закрывается на целых три дня. И тамошним обитателям остается лишь жечь на улице выброшенные кем-то красочные коробки от подарков, напиться дешевого саке, а порой в порыве слепого отчаяния громить ближайшую полицейскую будку.
В предновогодний вечер по всей Японии бойко раскупаются картинки с изображением семи богов удачи на борту сказочного корабля 'Такарабунэ'. Эти картинки принято класть под подушку, чтобы увидеть сон, предвещающий исполнение заветных желаний.
Каждый из семерых на сказочном корабле хорошо знаком японцам. Бога удачи Эбису сразу отличишь по удилищу в руке и окуню под мышкой. Иным и не может быть бог удачи в стране, где все жители заядлые рыболовы и даже сам император пристрастен к рыбалке. За помощью к Эбису обращаются те, кому, помимо снасти и сноровки, требуется еще и везение: рыбаки, мореходы, торговцы. Изображение толстяка с удочкой найдешь почти в каждой лавке. Эбису, однако, вместе с удачей олицетворяет еще и честность. Так что один день в году торговцы обязаны пускать товары в полцены, как бы извиняясь за полученные сверх меры барыши.
Может быть, именно поэтому в деловом мире больше, чем Эбису, уважают Дайкоку - дородного деревенского бородача, восседающего на куле с рисом. Когда-то его почитали лишь крестьяне как бога плодородия, способного вознаградить за труд хорошим урожаем. Но с тех пор, как в руках у бородача оказался короткий деревянный молоток, Дайкоку стал к тому же покровителем всех тех, кому требуется искусство выколачивать деньги: торговцев, биржевиков, банкиров; словом, из бога плодородия превратился в бога наживы.
Наконец, третий толстяк - улыбчивый и круглолицый бог судьбы Хотэй. Его приметы: бритая голова и круглый живот, выпирающий из монашеского одеяния. Нрава он беззаботного, даже непутевого, что при его служебном положении довольно рискованно, ибо не кто иной, как Хотэй, таскает за спиной большущий мешок с людскими судьбами. Богу судьбы поклоняются прорицатели и гадалки, а также политики и повара (те и другие иной раз заварят такое, что сами не ведают, что у них получится).
Впрочем, как торговцы вывешивают в лавке Эбису, чтобы убедить покупателей в своей честности (хотя сами бьют челом богу наживы Дайкоку), так и политики вместо Хотэя любят публично называть своим кумиром бога мудрости Дзюродзйна.
Это ученого вида старец с длиннейшей бородой, который держит в руке еще более длинный свиток знания, то и дело дополняя его. Философы, судьи, изобретатели, учителя, журналисты, как и упоминавшиеся уже политики, считают Дзюродзйна своим покровителем.
Бог долголетия Фуку-рбку-дзю - это маленький лысый старичок с непомерно высоким лбом (считается, что с годами череп вытягивается в длину). Его неразлучные спутники - журавль, олень и черепаха. Не в пример богу мудрости бог долголетия отличается тихим нравом. Он любит играть в шахматы и считает превеликой добродетелью умение зрителей молча сладить за чужой партией. Таких людей встречается, впрочем, так же мало, как достойных бессмертия, которое он может даровать.
В силу личного пристрастия бог долголетия опекает шахматистов, а также часовщиков, антикваров, садовников - людей труда тихого, имеющего отношение к настоящему, прошедшему или будущему.
Особняком стоит на палубе Бишамон - рослый воин с секирой, в шлеме и доспехах, на которых написано: 'Верность, долг, честь'. Бишамон не любит, когда его называют богом войны, доказывая, что он не воитель, а страж, отчего и наречен покровителем полицейских и лекарей (военных, кстати, тоже).
И, наконец, единственная женщина в обществе семи богов - это покровительница искусств Бентен со своей неизменной лютней в руках. Девушки, игравшие на такой лютне, не решались выходить замуж, боясь, что разгневанная богиня лишит их музыкального дара. Бентён действительно не в меру ревнива к чужим талантам, к чужой славе, к чужим почитателям, что, впрочем, отличает служителей искусства отнюдь не только в Японии.
О чем же мечтали люди, желая увидеть в новогоднюю ночь богов удачи на 'Драгоценном корабле'?
Самая, казалось бы, бесхитростная мечта была у мальчугана из горного селения в префектуре Иватэ. Ему хотелось, чтобы на праздники домой непременно вернулся отец и помог ему сделать большущего новогоднего змея.
Отец еще с жатвы уехал в Токио на какую-то стройку. Мать послала мальчугана на почту получить очередной перевод, а заодно узнать, ходят ли автобусы после вчерашней метели. На беду, оказалось, что перевал опять закрыт.
Дома мать с бабкой смотрели по телевизору новогодний концерт. На экране отплясывали девицы в немыслимо коротких юбочках.
И тут, как всегда, начались сетования, что вот хоть и нет войны, а жить приходится, как солдатке, что муж больше в отъезде, чем дома, а в городе, мол, на каждом шагу соблазны.
Но не только крестьянки занесенного снегами северо-востока хмурились при виде мини-юбок на телевизионном экране. С таким же враждебным чувством смотрел на них и председатель ассоциации торговцев жемчугом.
- Всему виной нелепости современной моды. Треть взращенных с превеликими трудами жемчужин не находит сбыта. Приходится свертывать промыслы. Если уж чего и желать в новом году, так чтобы у японок вновь пробудилось их врожденное чувство меры и художественного вкуса.
Торговец жемчугом был несправедлив, огульно обвиняя своих соотечественниц в забвении национальных традиций. Если бы он мог видеть тех самых девушек, руками которых был собран стоящий перед ним цветной телевизор!
Неделю назад начальник сборочного цеха не узнал своих работниц, когда они повязали головы красными лентами, остановили конвейер и завели речь о прибавке наградных в таких повелительных
