У нашего загончика поблескивали две элегантные коляски парами, а в стороне стояли кучкой военные и курили. Я узнал сильно постаревшего Шильдера, принца Ольденбургского и Андриевского. Были здесь и незнакомые господа.
- Что ж вы, Зарецкий, заставляете себя ждать? - Владимир Алексеевич пожал мне руку, представил другим.
- Как там Охота, хорунжий? Стоит на том же месте? - Это спросил принц, на одутловатом, нездоровом лице которого, кажется, только и жили хитрые и умные глаза.
Я отвечал односложно, как на рапорте, и все порывался спросить, когда же прибудет самый высокий гость, на показ которому мы привезли зубренка. Шильдер опередил меня.
- Сожалеем, Зарецкий, что такое дальнее путешествие с этим милым зверем предпринято не очень своевременно. Наш государь император приехать в Гатчину не сможет. Он собирается в Европу. А великий князь все еще болен. Мы здесь как раз решали, что делать с зубренком. И пришли к убеждению, что его лучше переправить в Беловежскую пущу. Она тоже принадлежит императорской фамилии. Остается вызвать оттуда егерей для перевозки зубренка.
Алексей Власович издали делал мне какие-то знаки. Я понял его и сказал:
- Позвольте нам самим, ваше превосходительство.
Шильдер подумал.
- Ну, если вы не возражаете... В общем-то, разумно. У вас опыт. Да, пожалуй, мы так и поступим. Что скажете, полковник?
Андриевский согласно кивнул, басовито добавил:
- Я напишу предписание. Кавказский питомец будет принят в пуще с должным вниманием.
- Тогда нам остается пожелать казакам-молодцам благополучной дороги.
Принц Ольденбургский вдруг предложил:
- А если не в Беловежскую пущу, а в хороший зоопарк? Не лучше ли будет, господа?
- В какой именно, ваше высочество? - вкрадчиво спросил Андриевский. - В Московский?..
- В Гамбург, например, к Гагенбеку. Это лучший в мире зоопарк.
- Но это все же Гамбург, - мягко возразил Шильдер. - Пока что Россия монопольно владеет дикими зубрами.
- Ну и что? - уже раздраженно спросил принц. - Разве дело в приоритете? Впрочем, я не настаиваю.
- Будем считать, что вы сняли свое предложение, - заметил Андриевский. - Остается пуща.
Гости заспешили, попрощались и уехали, оставив после себя запах хороших папирос.
Откровенно говоря, я был разочарован. Столько хлопот! Ведь можно было прямо в Беловежскую пущу!
Впрочем, что ни делается, все к лучшему. Я встретился с Данутой. С зубренком уладилось. Пуща станет его новым домом, он вырастет, стадо примет его, и кавказская кровь появится в равнинных зубрах. Все в порядке.
Прошло еще три дня. Все эти дни мы виделись с Данутой и даже успели побывать в Зоологическом музее, где я показал ей чучело зубра, которого убили во время последней охоты.
- Пусть этот несчастный зубр останется последним, убитым на Кавказе, сказала Данута.
Увы! Я тут же вспомнил белые скелеты в лесу около реки Холодной. Кто знает, какой зубр и когда станет последним!
На четвертый день сообщили, что вагон подан. Опять явились казаки, погрузили клетку с нашим путешественником, а еще через два дня мы уже шагали за транспортом, перевозившим зверя по долгой и мокрой дороге из Бреста в Каменец с его знаменитой пятнадцатисаженной башней над лесами.
Темный, нетронутый и бесконечный лес заполнял равнину, прерываясь на понижениях знаменитыми ольсами с хмурыми елями и осинником, где нога тонула во мхах чуть ли не по колено. Сосновые боры стояли по песчаным буграм. Проезжая лесом, мы видели непроходимые участки с вечной тишиной и колдовской хмарью. Зубрам есть где укрыться. Говорили, что здесь их от четырехсот до шестисот экземпляров.
Наш Кавказ получил отдельную 'квартиру' - большой отгороженный участок с сараем для укрытия от непогоды. К нему подсадили двух одногодков, потерявших матерей. Они выглядели массивнее Кавказа, были светлее цветом, менее курчавы и, кажется, менее подвижны. Зубрята подружились, бегали вместе, играли. А через несколько дней, к великому нашему удивлению, Кавказ стал дичиться даже Телеусова, вскормившего его.
- Вот она, благодарность, Андрей Михайлович! - сердился егерь. - Будто я ему чужой, уже лоб выставляет, когда подхожу.
- Это к лучшему, Алексей Власович. Пусть остается диким. Все-таки дитя природы.
В пуще я познакомился с Врублевским, ученым, ветеринарным врачом, давно работавшим здесь. Он много расспрашивал меня о флоре Кавказа, о зверях в Охоте. И сам рассказывал и показывал не меньше. Выслушав мой восхищенный рассказ о пуще, Врублевский покачал головой. Мы совершили несколько походов в глубь этого леса. Однажды он сказал:
- Видите, как пусто под деревьями? Ни подроста, ни зеленых веток понизу. Обратите внимание: зелень начинается только на высоте оленьей морды. И зубриной тоже. Это свидетельство перегруженных участков. Здесь содержится слишком много копытных. Им тесно и голодно. Их надо расселять. Но попробуйте доказать это хозяевам заказника! Ведь они охраняют зубра и оленя для себя, для охоты, и, если их желания не совпадают с законами природы, тем хуже для природы! Нарушено природное равновесие. Подумайте, не грозит ли подобное Кавказу?
Я вспомнил бесконечные наши луга и леса, обилие тепла и влаги, пышную растительность, возможности кочевки для зверя и решительно ответил:
- Нет, не грозит. К счастью, мы не в центре Европы, а на окраине ее. У нас другая опасность: истребление зверя. Слишком много желающих пострелять.
- Но у вас существует охрана, - возразил Врублевский.
Отвечать мне было нечего. Сегодня она была, завтра ее может и не быть. А Чебурновы и Лабазаны останутся.
Дни, проведенные в пуще, были полезными. Телеусов пропал, потом явился со своим новым другом, тоже егерем, и сказал, что здесь, 'как у нас'.
На прощанье Врублевский подарил мне книгу Гуссовского 'Песнь о зубре', написанную в XVI веке на латинском языке. На русский язык - в прозе - ее перевел профессор Яунис из Санкт-Петербурга.
Не без жалости оставили мы Кавказа. Как-то сложится жизнь нашего питомца на новом месте? Увидим ли мы когда-нибудь его?!
Запись восьмая
Самая опасная операция. Судьба Лабазана.
Старый знакомый - барс. Болезнь Дануты.
Саша Кухаревич и его жена. Приезд Филатова. В Гузерипле.
Винтовка со сбитым бойком. У больного Ютнера.
1
Погрешив перед собой, я без малого год не открывал книги в зеленом переплете. Так сложились обстоятельства.
Мы с Данутой провели два счастливых месяца в Псебае. Почти не расставаясь, мы исходили все предместья станицы. Я научил ее верховой езде, стрельбе из винтовки и револьвера. Учеником она оказалась способным, тогда как сам я, обучаясь у нее премудростям ботаники, не мог похвастаться особыми успехами: латынь давалась мне трудно еще в институте, так что я путал, скажем, примулу патенс с примулой верис и никак не мог произнести длинное название ромашки по-латыни - 'триплеуроспермум', чем немало огорчал свою умную жену. По вечерам мы вместе читали 'Песнь о зубре'. Славная книга! Язык великого Гомера.
...Лес вырастает у нас удивительно быстро,
Вряд ли где встретишь подобных лесных великанов,
Кто ж теперь скажет, что нас обделила природа?
Благоухают цветами опушки лесные,
Сельского люда места для забав и гуляний.
Прелести жизни тебе, человеку, природа
Щедро раскрыла, но где же твоя благодарность?..*
