- Ти-ха! - рявкнул огромный Кожевников и грудью пошел на урядника, толкнув его так, что тот чуть не свалился. - Приказ командира сотни сполнять без разговоров!..
Поутихло. Я проследил за Телеусовым. Он уже отъезжал в окружении десятка хлопцев. Тогда я поднялся на стременах и громко сказал:
- Казаки-хуторяне! От имени вольного Дона благодарю за честную службу. Вы арестовали опасную преступницу. Мы доставим ее в штаб на допрос, а уж потом будем судить военно-полевым судом. Будьте уверены, она все расскажет и получит по заслугам. Еще раз благодарю!
Развернув на месте Куницу, прямо через толпу, с рукой на расстегнутой кобуре, я пришпорил свою лошадку. Сотня поскакала следом.
Все произошло так быстро и так стремительно, что бравые судьи не успели сообразить, что к чему.
Не-ет, мы не остановились и на выезде из растянувшегося в длину хутора. Мы рысью проскакали еще версты четыре, потом по гребле*, разбитой колесами, перешли топкий Кагарлык и только там, у одинокого стога сена на луговой низине, спешились, чтобы стать лагерем.
______________
* Гребля - земляная плотина.
- Разойдись! - прикрикнул Василий Васильевич на хлопцев, с любопытством сгрудившихся вокруг Телеусова и Кати. - А ну, ребята, займись делами, пока мы тута сами...
Катю сняли с седла, положили у стога. Она постанывала. Лицо бледное, без кровинки. Глаз не открывала.
Алексей Власович налил в кружку немного водки, разбавил водой и, приподняв Катину голову, влил ей в рот. Она закашляла и глубоко вздохнула. Взгляд ее сделался осмысленным, она осмотрелась, увидела бородатого Кожевникова, меня. И быстро, по-девчоночьи, зажмурилась.
- Не сон, Катя, это мы, мы... - Я погладил ее по плечу.
Еще раз оглядев нас, лагерь, коней, себя, она прежде всего запахнула на груди полы рваного полушубка, поджала ноги в мокрых чулках. И только тогда неуверенно сказала: 'Андрей!' Слезы покатились по ее щекам. Сперва плакала тихо, потом навзрыд. Запоздавшая реакция.
Стемнело. Загорелись костры. Погони мы уже не боялись. До проклятого Татарского, как и до Мечетинской, отсюда верст пять или шесть. Да и постоять за себя мы могли.
Катя выслушала, как мы на нее наткнулись и, можно сказать, выхватили из смерти.
- Нету покоя людям и в этих степях, Катерина, - пробасил Кожевников. Что в Расее делается, мильёны людей мечутся с места на место. И ты туда же, малявая. Считай, повезло тебе, раз мы вовремя подскочили. Опоздай на полчаса, и быть тебе...
- Не вспоминайте, ради бога! - Она закрыла лицо ладонями. - Не могу представить...
Телеусов принес от большого костра котелок с кулешом; подбросили в огонь веток тальника и старого сена из уполовиненного стога. Вскипятили чай. Катя встала, прошлась. Вижу, шатает ее из стороны в сторону. И все ощупывает себя, морщится. Видно, били ее. Уже после чая, несколько окрепнув, сказала:
- Они схватили меня в хуторе. Я от самой Каменской на лошади пробиралась в одиночку. Конечно, в Екатеринодар. Все было хорошо, а тут не повезло.
- Саша где? - спросил я.
- Должен быть там, в Екатеринодаре. С фронта мы уезжали вдвоем, а потом начались бои за Новочеркасск, белые одолели. Саша с бойцами пробился на юг, а я с обозом раненых отошла к Каменской. Лишь потом, когда поместила раненых в лазарет, поехала тоже на юг, в обход Ростова. Глупая. Надо же додуматься по пути раздавать листовки этим...
Оказывается, они вместе с Сашей воевали недалеко от нас, на Западном фронте, только южнее Бреста. Катя была военным фельдшером. Полк, где они служили, ушел с фронта раньше, чем наш, там было много иногородних донцов. Вот и подались домой.
- А вы-то?! - Она посмотрела на меня.
- В Псебай. Своим делом заниматься. Зубров и леса охранять.
- Ох, Андрей, Андрей, боюсь, не удастся вам. Зубры, леса... Тут такое начинается! - И она вздохнула.
Мы стали определять, как идти дальше, Катя сказала:
- Точно знаю: красные полки Сорокина готовятся наступать на Екатеринодар. Они в Тихорецкой. Армавир и Кавказская тоже у наших...
И осеклась, с беспокойством поглядывая на бешметы с Георгиевскими крестами, на мои погоны.
- Наши, ваши... Не поймешь, кто и где, с кем и за что. Ты сама-то разобралась?
Она кивнула: лишний вопрос!
- Едем в Псебай, - предложил я. - Отдохнешь, потом вместе поищем Сашу. Как он? Не ранен, здоров?
- С первого дня на фронте. Крест заслужил. Уважение. При Керенском офицеров разоружал. Потом сам едва от смерти ушел, под арестом сидел, но бежал. Всего хватило.
В эту ночь мы почти не спали. Катя лежала, завернувшись в мою бурку. И все время постанывала. Бедная женщина, что она перенесла! И опять торопится в самое пекло гражданской войны.
Утром, когда прозвучала команда 'На конь!' и сотня построилась, я сказал, чтобы рассеять всякие домыслы у хлопцев:
- Спасенная нами женщина ни в чем не виновата. Мы ее хорошо знаем. До войны она с мужем жила на кордоне в Гузерипле, он был егерем Кубанской охоты. Берем землячку под защиту?
- Берем! - недружным хором ответили казаки.
- Ну, а теперь, хлопцы, о дороге к дому. Стало известно, что из Тихорецкой на Екатеринодар вот-вот двинется одна из армий Советской власти. А к западу отсюда, в Ольгинской, стоит Корнилов с батальоном офицеров. Если мы не хотим попасть к Покровскому или Корнилову, путь остается один: спешно пройти степными дорогами на Кореновскую и выйти к реке Кубани, чтобы переправиться через нее возле Усть- Лабинской, где был мост. Других планов нет? Нет! Конь для Катерины Кухаревич готов? Револьвер возьми, Катя. Алексей Власович, помоги-ка! Короче стремя подтяни. Вот так. Трогаем!
Надо непременно успеть до схватки, которая разгорится на полпути к дому. А тут еще погода. Зима опять собралась с силами, резко захолодало, подморозило. По хрусткой стерне, по пашням, минуя главные дороги, где можно было встретить кого угодно, мы прошли за день верст восемьдесят.
Не только наша сотня шла в эти дни на юг. Нас постоянно догоняли и обходили группы каких-то всадников, мы сами обходили других, более уставших. Со всех фронтов к родным местам шли казаки и солдаты, вооруженные, обросшие, с горячечными глазами, на все готовые. Все торопились домой, чтобы хоть на какое-то время почувствовать себя хлеборобами, да и понять, наконец, что происходит вокруг, где правда, за которую можно и нужно постоять.
Одна из таких групп - казаки из Темиргоевской, почти земляки, числом более полусотни - догнала нас, и командир, пожилой урядник, узнав кого-то из псебайцев, доверительно сказал мне:
- А немцы, понимаешь ли, возля самого Ростова. По пятам идут. Ландверная дивизия. То ли Краснову в помочь, то ли сама по себе. Мы прямо через город проскочили.
Земляки шли вместе с нами, потом ускакали вперед. У них был пулемет на вьюке и добрый запас продовольствия.
На подходе к станице Динской, куда из близкого Екатеринодара, как сказывали в хуторах, подтягивались белогвардейские отряды Покровского, одного из генералов деникинской армии, человека крайне жестокого, Катя сказала:
- Теперь распрощаемся, Андрей.
- Опасно, Катя. Лучше бы ты с нами.
- Нет. Мне очень надо. Буду хитрей и осторожней. Листовок при мне нет, скажу, что иду с фронта к мужу. Сашу надо найти, хочу быть вместе с ним, а то такое начнется!..
- Ты думаешь?..
- Война, Андрей. Теперь уже классовая война, гражданская. В казачьем крае создается центр
