- Но это же глупо. Гуся можно купить и на Острове, у любого торговца.
- Нет, такого гуся нигде больше не купишь. Это образец. Специальный заказ. - Он улыбнулся. - Если моему клиенту понравится этот гусь, он возьмет их целую тысячу. Вы окажете мне большую услугу. - Дассаскай опять улыбнулся и вынул гуся из-за пазухи. - Видите? А теперь признайтесь, это же прекрасный гусь.
- Думаю, вы правы, - с сомнением сказал Геннадий. - Но разве за время пути он не... ну, вы понимаете, он же испортится.
Дассаскай покачал головой:
- Ну, поверьте, четыре дня - именно то, что нужно птице, чтобы дойти до нужного состояния. Мой клиент отблагодарит вас за все неудобства.
- О нет, вы неправильно меня поняли, - поспешно возразил Геннадий.
Островитяне всегда считали делом чести выполнить любое мелкое поручение вроде доставки письма: такова этика нации, посвятившей себя коммерции. Ожидать вознаграждения за услугу считается плохим вкусом, как требовать у спасенного деньги за то, что его вытащили из воды.
- Просто... ну, хорошо.
- Спасибо, - поблагодарил Дассаскай. - Вы прямо-таки сняли камень с моей души. Я всю жизнь ожидал возможности заключить такую сделку, но сообщение сейчас очень плохое, кораблей мало, и я боялся, что мой клиент потеряет всякий интерес к предложению, и все сорвется.
Он передал Геннадию гуся, держа птицу за шею. Геннадий постарался скрыть отвращение.
- Не обижайтесь, - сказал он, - но, на мой взгляд, гусь самый обычный.
Дассаскай кивнул:
- Совершенно верно. Но он очень дешевый. Такие встречаются крайне редко и пользуются огромным спросом.
- Наверное, - с сомнением ответил Геннадий. - Но не лучше было бы послать ему живого? Тогда ваш покупатель мог бы оценить его качества, и не пришлось бы беспокоиться из-за того, что птица испортится.
Дассаскай слегка нахмурился и усмехнулся.
- Предположим, кто-то посторонний завладел бы этим гусем и начал их разводить. Все, конец моему предприятию. Если бы вы разбирались в птице, то, конечно, поняли бы мои опасения.
- Ну, раз вы так уверены, - сказал Геннадий, жалея о том, что ввязался во все это дело. - Ладно, кому мне отдать его?
- Я написал имя вот здесь. - Дассаскай сунул в руки Геннадию клочок пергамента. - Вы, наверное, удивлены, но некоторые из нас действительно умеют читать и писать.
- О, конечно, я вовсе не...
- Тогда все в порядке. - Дассаскай улыбнулся. - Еще раз благодарю за помощь. Надеюсь, скоро обе наши страны порадуются хорошим новостям.
Один народ посылает гусей другому народу, подумал Геннадий.
- Замечательно, - сказал он. - Что ж, мне пора подниматься на борт. Не хотелось бы опаздывать.
- Это еще что такое? - спросил Теудас, когда его дядя взошел на палубу. Юноша уже успел найти для них обоих свободные места на корме, возле якорного каната. - Зачем вам понадобился мертвый гусь?
- Не спрашивай, - ответил Геннадий. - Меня попросили доставить его на Остров. Очевидно, он знаменует начало новой эры.
- Вот как? К тому времени, когда мы попадем на Остров, запах будет не из приятных.
Геннадий опустил гуся на свернутый канат и прикрыл собственным дорожным мешком.
- Чепуха. Для мертвого гуся четыре дня - это расцвет жизни, или смерти. Считай как хочешь. И, пожалуйста, перестань так на меня смотреть. Хорошо? Это коммерческий образец, вот и все. Ты ведь не стал бы возражать против мешочка гвоздей или коврика?
Теудас вздохнул и опустился на моток веревки.
- Ладно, - сказал он. - Будь по-вашему. Только мне представляется, что сейчас не самое подходящее время для посылки каких-либо образцов отсюда на остров. В конце концов, идет война, лагерь переносится на новое место... На их месте мне было бы не до торговли.
- Очевидно, они считают по-другому. - Геннадий прислонился к борту. Он знал, что рано или поздно его станет укачивать, а потому необходимо принять меры предосторожности, пока еще не поздно. - И, знаешь, в оптимизме нет ничего плохого. По крайней мере до тех пор, пока никто не просит меня вкладывать деньги в будущее своего народа.
Теудас покачал головой:
- Либо ваш знакомый просто сумасшедший, либо все это какой-то дурацкий розыгрыш. В любом случае на вашем месте я бы выбросил дохлую птицу за борт, прежде чем провоняет весь корабль, и тогда за борт отправят уже нас.
- Не смотри на мир так мрачно, - сказал ему Геннадий. - Мы наконец-то убрались отсюда, верно? Если бы за возвращение к цивилизации от меня потребовали обвешаться тухлыми утками с головы до ног, я сделал бы это с огромным удовольствием. Хотя, должен признать, здесь было не так плохо, как я ожидал. Во-первых, мы остались живы, на что, откровенно говоря, я уже не рассчитывал, когда брел по мерзкому топкому болоту, боясь наткнуться на имперских солдат. Во-вторых, нас приняли довольно любезно, даже необычайно любезно, учитывая, к кому мы попали. Так что доставка к месту назначения какой-то водоплавающей птицы - небольшая цена за сохранение жизни. На меньшее нельзя было и рассчитывать.
- Вот как? Вы действительно считаете, что нас приняли любезно? - Теудас с неприязнью посмотрел на дядю. - Больше вам ни до чего нет дела, да?
Некоторое время Геннадий молчал, обдумывая ответ.
- Знаешь, я и сам не уверен в своих чувствах. Возможно, дело в том, что меня не было там - я имею в виду при Падении. Я не видел того, что видел ты. Конечно, я знаю, как все было, мне рассказывали, и я этому верю. Но со мной лично произошло другое: я перебрался из Города на Остров, потом с Острова в Шастел, где получил приличную работу, где люди относились ко мне с уважением, где я - черт возьми! - был счастлив. Мне казалось, что когда я увижу все это снова, - он махнул рукой в направлении руин Города, но не обернулся, - то что-то изменится, и я опять возненавижу их. Но ничего подобного почему-то не случилось. И когда я смотрю на них сейчас, то вижу лишь людей, одолеваемых страхом перед нависшей над ними угрозой, людей, старающихся запихнуть свою жизнь в бочки и мешки и убежать подальше от опасности. То есть сделать то, что сделал когда-то я сам. Не знаю... Мне трудно ненавидеть тех, кто так похож на меня.
Теудас угрюмо усмехнулся:
- А я могу.
- Да, конечно, но ведь ты молод, в тебе бурлит энергия. - Геннадий передвинулся - борт больно врезался в позвоночник. - Когда доживешь до моих лет, поймешь, как легко отказаться от ненависти к врагам. Невозможно все время ненавидеть их всех. Начинаешь рассуждать по-другому, примерно так: да, они простые люди, ничем не отличаются от нас, во всех злодеяниях виноваты их вожди. А потом встречаешь одного из этих вождей и понимаешь, что он тоже человек, по крайней мере почти человек, и осознание этого становится для тебя жестоким ударом, как сломанный палец для музыканта, зарабатывающего на жизнь игрой на арфе. - Он потерся спиной о борт, пытаясь найти более удобное положение. - Когда я увидел Темрая, мной овладело какое-то странное чувство. Нечто подобное я ощутил однажды в детстве, когда увидел акулу, попавшую в сеть к рыбакам. Они подвесили ее за хвост, и акула висела, неподвижная, мертвая, похожая на деревяшку, а мужчины уже начали ее потрошить. Знаешь, акула оказалась куда меньше, чем я представлял, и оттого совсем не такая уж страшная.
Теудас закрыл глаза.
- Интересно, что вы так об этом говорите. Я, когда увидел его сейчас, подумал почти о том же. Конечно, мальчишка и взрослый смотрят на одно и то же разными глазами. И все-таки я был бы не против увидеть Темрая повешенным. И мне бы понравилось, если бы его повесили за ноги.
- Твое право, - ответил Геннадий, подавляя зевок. - Я и не говорил, что ты должен перестать испытывать к нему ненависть: в конце концов, ты имеешь для этого все основания. Я лишь веду к тому, что
