итоге эволюция роботехники вступает с этими законами в конфликт. Чапековские роботы восстают - это их правда. Азимовские робопсихологи вынуждены освободить свои детища от власти трех законов, и это правда логики, логика эволюции. Но куда приведет нас эта правда? Куда приведет нас азимовская 'Женская интуиция'?
Вот почему во многих произведениях роботы фигурируют уже не как слуги людей, а как своего рода иная людская раса. У них своя культура, свои социальные и моральные устои. Но - и это главное - в глазах закона они уравнены с людьми. Таковы дух и буква нашей человеческой культуры, нашей цивилизации. Но конфликты людей и роботов - это уже, скорее, конфликты рас, что в конечном счете является отражением современных конфликтов в обществе с социальным неравенством. Так фантастика опережает время и заглядывает в будущее, не снимая вместе с тем с повестки дня наиболее острые проблемы современности. И здесь тоже две непримиримые, в рамках капиталистического общества, правды.
На что же способны роботы? Что могут делать уподобленные человеку андроиды, у которых понимание проблем бытия так близко к нашему и вместе с тем тан чудовищно упрощено, поскольку лишено вековых наслоений религии, мещанской морали и красивой неправды (или правды) искусства?
Они могут выполнять весьма обременительные для человека обязанности домашней прислуги ('Робот, которому захотелось спать'). Порой они претендуют и не только на роль прислуги (рассказ немецкого писателя Зигберта Гюнцеля) и даже сочиняют превосходную научную фантастику, как герой Клиффорда Саймака, или же анекдоты и юмористические скетчи ('Шутник' Уильяма Тенна).
Но комизм ситуации заключается в том, что все это они могут делать и сейчас! В худшем случае они научатся этому в ближайшие годы. Мне, например, довелось видеть компьютер (разумеется, не антропоморфный, ибо он был задуман только для вычислительных задач), который играл в шахматы на уровне шахматиста второго разряда и знал толк в преферансе. Мне приходилось также читать сочиненные машиной стихи и слушать машинную музыку. Например, на Международной промышленной выставке в Осака компьютер сочинял на заданный мотив вальсы и танго, фуги и шейки, блюзы и симфонии. Недавно, кажется в Бельгии, проходила выставка абстрактных полотен (в цвете), выполненных все теми же ЭВМ. Репродукции поражают продуманной цветовой гаммой. Можно возразить, что роботам далеко до Бетховена или Пушкина, Бердслея или Кандинского.
Сегодня далеко...
В принципе достаточно сложная машина может стать серьезным соперником человека и в области изящных искусств. Другое дело, кому это нужно? Но ситуации и взгляды меняются. Если сегодня на книжном рынке Запада великолепные произведения буквально тонут в потоке бульварной литературы, сочиненной непритязательными homo sapiens, то почему нас должны удивлять словомельницы Лейбера? Разве бульварное чтиво - это не тот же 'словопомол'?
Отгремели словесные баталии, в которых профессора филологии со слезами доказывали кибернетикам, что машина не может ни мыслить, ни чувствовать - во всяком случае не должна, ибо, как утверждали даже некоторые вполне последовательные материалисты, творчество не материально.
Жизнь показала, что компьютер способен делать многое: все, что может человек, и кое-что, чего он не может, ибо достаточно сложная машина - это уже индивидуальность. Хорошие современные компьютеры можно пересчитать по пальцам, их не создают на конвейере. Достаточно же сложная специализированная машина вообще будет уникумом.
Одним словом, писателям-фантастам не надо доказывать читателю, что роботы могут выступать в качестве двойников людей. Читатель поверил в этом еще Гофману. Не приходится доказывать и того, что роботы способны играть эту роль достаточно успешно. Читатели научной фантастики в этом не сомневаются. Что же тогда остается, если в бунт машин никто больше не верит, а трагические ситуации запрещены законами роботехники? А собственно, ничего особенного и не остается, кроме обычных литературных ситуаций, в которых андроиды успешно заменили людей. Не удивительно, что в этих ситуациях можно найти немало забавного.
Право же, разве не забавен Брайан Олдисс, показавший супружескую пару роботов, которые, считая себя людьми из плоти и крови, были даже несколько робофобами? Или Роберт Шекли, сатирически изобразивший Последнюю Битву, Армагеддон, сил света и тьмы с участием военных роботов? Коль скоро люди уверовали в неограниченные возможности андроидов, последние с неизбежностью превратились в своего рода антидвойников. Такие антидвойники ничего не стоило превратить в сатирические персонажи. Отсюда робот-ленивец, который научился спать на работе, и робот, подвизающийся на ниве литературы (благо его коллеги-люди целиком переключились на словопомол), робот-юморист, ставший звездой телеэкрана, и сладкоголосый робот-певец, и робот-редактриса мисс Румянчик. Возможности неограниченные! Способности роботов манипулировать взаимозаменяемыми деталями (включая мозг) и специфика их отношений друг с другом открывают перед фантастами широчайшие перспективы для гротеска и буффонады (таковы, например, рассказ 'На Землю за вдохновением' и повесть 'Серебряные яйцеглавы'). Это уроки Чапека, уроки 'R.U.R.a' и 'Войны с саламандрами', обогащенные разработками Лема ('Сказки роботов', 'Кибериада'). Лему, в частности, прямо следует Пирс Энтони ('Не кто иной, как я...'). Суперробот джанн с планеты Металлика, зал 'Для иных форм жизни', ругательство 'перегретое машинное масло' - все это привычный лемовский реквизит из его Вселенской 'Металлокомедии' дель арте. Да и роботы Зингер, Континенталь и Считалка иа рассказа Антона Донева вполне могли бы быть ее персонажами.
Итак, роботы современной фантастики наделены не только достоинствами, которых у нас нет, но и недостатками, которые у нас есть. В современном мире (я, разумеется, имею в виду условный мир современной научной фантастики) робот целеустремлен, не скрывает своей гениальности, самостоятелен и в меру нахален. Это не железный 'дядя Том' постчапековского периода, верный и кроткий слуга. Нет, андроиды Лейбера и' Саймака - это роботы-похитители, роботы-честолюбцы, роботы-штрейкбрехеры. Человек более не может ожидать от них ни снисходительной поблажки, ни капитуляции в угоду людскому самолюбию. Тем более, что робот и человек - это не только антитеза, но и единство, скрепленное переходным звеном - киборгом (яйцеглавы, собственно, и представляют собой такие киборги - искусственные симбиозы мозга и кибернетического устройства). К тому же человек, которого сами роботы называют 'святым Айзеком', уже выпустил в мир новую серию андроидов, свободных от ограничений трех великих законов (рассказ 'Женская интуиция').
Поэтому мы стоим на пороге нового, четвертого по счету этапа древней, как само человечество, и вечно современной сказки об андроидах. Сказки, которая всегда была зеркалом создавшего ее мира.
Вот так все и случилось. И, право же, вам судить - хорошо ли это...
Е. Парнов
