Мякоть была сладкая-сладкая, как патока. Я вздохнула. До чего же скучно! Может быть, мне уехать в Париж?
Приоткрыв дверь, я выскользнула в галерею. Здесь было прохладнее, и сквозняк трепал легкие занавески из венецианских кружев. Вдалеке, у самой лестницы, мелькнул силуэт швейцарца. Я пошла туда, уже не удивляясь пустынности роскошных апартаментов, остановилась у открытого окна… И тут же услышала обрывок какого-то спора.
– Ты мне надоела. Я не хочу тебя видеть, не желаю с тобой встречаться… Можешь ты это понять? Ты же полная дура. Не хватало мне связываться с дурами надолго…
– О, месяц назад ты так не говорил! – простонал женский голос, в котором звучало сдавленное рыдание. Мне показалось, что я узнала по голосу Адель де Бельгард.
Так… Обычное выяснение отношений между любовниками, один из которых желает разрыва. Правда, не совсем обычное, мужчина вел себя чудовищно грубо. Я повернулась, чтобы уйти, но мои туфли застучали о паркет так громко, что я обнаружила свое присутствие. Женщина вскрикнула и убежала. Она была изящна, стройна… Конечно, Адель де Бельгард.
Из-за лестницы, облегченно вздыхая, вышел мужчина. Убегать мне было бы стыдно, и я осталась. Украдкой мне удалось рассмотреть грубияна повнимательнее. Как ни странно, мы раньше никогда не встречались. А ведь мне известны все постоянные посетители Версаля.
Он был уже не юноша. Возраст – чуть больше тридцати. По крайней мере, на вид. Я с удивлением отметила, что он не носит парика. Волосы… Да нет, настоящая грива волос – жестких, иссиня-черных, с несколькими серебристыми прядями, что в его годы выглядит странным. А какое не по возрасту жесткое лицо… Его угловатость словно создана для резца скульптора. Губы сжаты в одну суровую горько- насмешливую складку. И – параллельно им – так же сурово сведенные в одну линию брови. Лоб высокий. Выражение глаз скучающее, насмешливое и угрюмое. Он высок, узок в бедрах и широк в плечах, но никак нельзя сказать, что он красив…
И все же было в этом человеке что-то такое, что сразу притягивало взгляд, завладевало вниманием. Необычная внешность? Да, необычная для версальского щеголя – обветренная кожа, загар, жесткие мускулы, угадывающиеся под одеждой. И голос у него был громкий, без мягкости, без любезности, а уж о смысле того, что я слышала, и говорить не приходится – это уже грубость… Так откуда же он взялся здесь, в этом царстве рококо и океане галантности?
– Простите меня, ради Бога, – пробормотала я. – Я вовсе не нарочно. Я не хотела вам мешать.
Он прошел мимо меня не говоря ни слова и с таким надменным видом, что я была задета. В конце концов, я же не служанка. И когда я говорю, я желаю услышать ответ.
– Послушайте, сударь! – окликнула я его. – Вы, кажется, не пожелали услышать моих слов?
Он обернулся так стремительно, что я невольно попятилась.
– Кто вы такая, черт возьми?
Я широко открыла глаза от гневного изумления.
– Черт возьми вас! И я бы советовала вам повежливее разговаривать со статс-дамой ее величества королевы!
– Ах да! – проговорил он, и на его губах появилась усмешка. – Любовница графа д'Артуа! Как же, я слышал и о вас, и о ваших успехах на ложе адюльтера.
У меня перехватило дыхание. Он говорит мне такое? Да как он может, наглец… Он, который совсем не знает меня…
– Вы… вы просто мерзавец!
Он нахмурился, быстро подошел ко мне.
– Что вы сказали?
– Вы прекрасно слышали что! И не думайте, что ваше угрюмое лицо меня испугает, – заявила я, подавляя обиду. – Убирайтесь с дороги, я хочу пройти!
– Как драматично, – с издевкой проговорил он. – Прямо сцена из Корнеля. И мадам держится так великолепно. Вы даже сами довольны собой, не правда ли? Впрочем, с чувством собственного достоинства у вас получился явный перебор…
Он подошел так близко, что я прижалась к стене.
– Что вы хотите? Негодяй!
Он взял меня пальцами за подбородок, запрокинул мне голову и поцеловал в губы.
– Да как вы смеете! Я позову на помощь!
Звонкий звук пощечины нарушил тишину галереи – у меня даже ладонь заныла от удара.
– Убирайтесь немедленно!
– Да, мне уже пора, признаться. Кстати, сколько вам лет, госпожа статс-дама?
– Вам нет до этого никакого дела, грубиян!
– Верно, никак не больше девятнадцати. И вы, вероятно, даже не подозреваете, до чего великолепны у вас волосы, моя свирепая золотоволоска.
Его взгляд снова стал ледяным, выражение лица изменилось.
– Не воображайте только, что понравились мне. Таких пустышек, как вы, я куплю на улице по дюжине за десять ливров. От уличных девок вы только тем и отличаетесь, что ложитесь под принца крови, а не под солдатню… невелика разница.
Я стояла, онемев от ужаса и гнева, не в силах возразить. Он еще раз усмехнулся и, повернувшись на каблуках, скрылся за лестницей.
