Шервуд Андерсон
Братья и смерть
Вот они — эти два дубовых пня, по колено человеку среднего роста, срезанные точно под прямым углом. Эти пни стали для обоих детей предметом недоумения. Дети видели, как пилили оба дерева, но в тот миг, когда деревья падали, дети убежали. Они и не подумали о пнях, о том, что их так и оставят там, даже не взглянули на них. Потом Тед сказал своей сестре Мэри:
— Интересно, пошла ли из них кровь, как бывает, когда доктор отрезает мужчине ногу.
Тед наслушался всяких истории о войне. Однажды на ферму пришел проведать одного из работников человек, который участвовал в мировой войне и потерял руку. Он стоял в сарае и рассказывал. Когда Тед заговорил о пнях, Мэри сейчас же затеяла с ним спор. Ей не повезло — она не была в сарае в то время как однорукий стоял там и рассказывал, и она завидовала брату.
— Почему не женщине или девушке? — спросила она, но Тед сказал, что она говорит глупости.
— Женщинам и девушкам не отрезают ног и рук, — утверждал он.
— Почему? Я хочу знать, почему? — настаивала Мэри.
Как жаль, что они ушли, когда валили те деревья!
— Ведь мы могли бы потрогать эти места! сказал Тед.
Он имел в виду пни. Были они теплыми? Шла из них кровь? Дети потрогали эти места потом, но день стоял холодный, и пни тоже были холодны на ощупь. Тед настаивал, что только мужчинам отрезают руки и ноги, но Мэри вспомнились автомобильные катастрофы.
— Нельзя же думать только о войне. Случаются, например, автомобильные катастрофы, — заявила она, однако Теда трудно было убедить.
Оба они по некоторым причинам казались старше своих лет. Мэри исполнилось четырнадцать, а Теду — одиннадцать, но Тед был слабого здоровья, и это в некоторой степени уравнивало их. Их отец, Джон Грей, был зажиточным виргинским фермером, жившим в местности Блуридж, на юго-западе штата. По широкой долине, называвшейся Богатой, проходила железная дорога и текла речка, а вдали, на севере и на юге, виднелись высокие горы. У Теда было какое-то заболевание сердца, поражение клапана или что-то в этом роде, — последствие тяжелого дифтерита, который он перенес в восьмилетнем возрасте. Тед был худеньким и слабым, но, как ни странно, очень подвижным. Доктор говорил, что он может умереть в любую минуту, просто упасть замертво, и все. Это особенно привязало, к нему его сестру Мэри, пробудило в ней сильное и смелое чувство материнства.
Вся семья, соседи с ближних ферм в долине и даже другие ребята из школы признавали эту особую связь между обоими детьми.
— Вон они идут, поглядите-ка на них, — говорили люди. — Им, видно, хорошо вдвоем, но уж больно они серьезные для своих лет. А впрочем, в этом нет ничего странного.
Все, конечно, знали, что с Тедом. Это подействовало и на Мэри. В четырнадцать лет она была одновременно и ребенком и взрослой женщиной. Женщина то и дело проглядывала в ней в самые неожиданные мгновения.
Она чутьем поняла нечто важное, касавшееся ее брата Теда. Это произошло потому, что он стал таким, что у него было такое сердце, сердце, которое могло каждую минуту перестать биться, оставив его мертвым, срубленным, как молодое деревцо. Другие члены семейства Греев, то есть взрослые — мать, отец и старший брат Дон, которому уже исполнилось восемнадцать, — признавали наличие какой-то области принадлежавшей этим двум детям, им одним, но это призвание не было достаточно определенным. В своей собственной семье люди иногда поступают непонятно, причиняют друг другу боль. С такими детьми надо быть настороже. Это знали и Тед и Мэри.
Брат Дон напоминал отца, в восемнадцать лет он уже был почти взрослым. Дон был из тех, о ком люди говорят: «Он хороший парень. Из него выйдет хороший дельный человек, на которого можно будет положиться». Отец в молодости никогда не пил, никогда не гонялся за девчонками, никогда не куролесил. В Богатой долине, когда он был еще мальчиком, жило немало озорных парней. Многие из них унаследовали большие фермы, но потом лишились их, играя в карты, пьянствуя, увлекаясь скаковыми лошадьми и бегая за женщинами. В Виргинии это было почти традицией, но Джон Грей любил землю. Все Греи любили ее. По долине были разбросаны и другие крупные скотоводческие фермы, которыми владели Греи.
Все считали Джона Грея прирожденным скотоводом. Он отлично разбирался в рогатом скоте, крупном скоте, так называемого экспортного типа, знал, как отбирать его и откармливать на мясо. Он знал, как и где найти нужный молодняк для стад, которые он выпускал на свои пастбища. В этой местности росли голубые травы. Крупный рогатый скот шел с пастбищ прямо на рынки. У Грея было свыше тысячи двухсот акров земли, большей частью покрытой голубыми травами.
Отец любил землю, жаждал, земли. Как скотовод, он начал с маленького хозяйства, унаследованного им от отца. Там было всего около двухсот акров, по соседству с тогда еще крупным поместьем Эспинуэлей. Но, начав с малого, он уже никак не мог остановиться. Он понемногу вклинивался во владения Эспинуэлей, довольно легкомысленных людей, чересчур увлекавшихся лошадьми. Они считали себя виргинскими аристократами. Свой род — на что они указывали без излишней скромности — они вели с незапамятных времен. У них были фамильные традиции, они всегда принимали гостей, держали скаковых лошадей, проигрывали деньги на скачках. А Джон Грей приобретал их землю, то двадцать акров, то тридцать, то все пятьдесят, пока не заполучил, и конце концов и старый дом Эспинуэлей и в придачу к нему одну из эспинуэлевских дочерей, не очень молодую, не очень хорошенькую. В то время хозяйство Эспинуэлей сократилось чуть ли не до ста акров, а Джон Грей двигался все дальше и дальше, год за годом, всегда осторожный и оборотистый; каждый цент был у него на счету, ни один не пропадал даром — он все добавлял и добавлял землю к тому, что теперь называлось хозяйством Греев. Бывший дом Эспинуэлей был большим старым кирпичным зданием, с каминами во всех комнатах, очень комфортабельным.
Люди не могли понять, почему Луиза Эспинуэль вышла замуж за Джона Грея, но, высказывая свое удивление, они улыбались. Все дочери семьи Эспинуэлей получили прекрасное образование, все ездили учиться в колледж, но Луиза была не так хороша, как другие. После замужества она похорошела, вдруг стала красивой. Все знали, что Эспинуэли наделены природной тонкостью чувств, они были, как говорится, первый сорт, но их мужчины не умели держаться за землю, а Греи умели. Во всей этой части Виргинии люди отдавали должное Джону Грею. Его уважали. «Порядочный человек, — говорили про него, — на редкость честный. И врожденный скотовод, в этом все дело». Он мог похлопать своей большой рукой бычка по спинке и определить, с точностью почти до одного фунта, сколько тот потянет на весах; ему достаточно было бросить взгляд на теленка или годовалого бычка, чтобы сказать: «Вот этот хорош!» — и бычок действительно оказывался хорошим. Бычок есть бычок. Если он годится на говядину, это все, что от него требуется.
Старшим сыном в семье был Дон. Судьба явно предназначила ему стать Греем, еще одним представителем Греев, как его отец. Дон долго был звездой Четвертого клуба Виргинского округа и уже девяти- и десятилетним мальчуганом получал награды за оценку бычков. В двенадцать лет, проделав всю работу сам, без всякой помощи, он снял с одного акра земли столько бушелей маиса, сколько не снимал ни один мальчик в штате.
Мэри Грей сама удивлялась тему; как она относятся к Дону. Ведь она была такая чуткая. Одновременно и юная и зрелая, она уже так много понимала. Вот Дон старший брат, рослый и здоровый, и вот младший брат Тед. При обыкновенных обстоятельствах, при обычном ходе жизни для Мэри, как девочки, было бы вполне естественным и правильным восхищаться Доном, но этого не было. По какой-то причине Дон для нее почти не существовал. Он был кем-то посторонним, далеким, тогда как Тед, очевидно самый слабый в семье, был для нее всем.
Тем не менее Дон был тут, рядом, такой большой, такой спокойный; его уверенность в себе бросалась всем в глаза. Отец, еще будучи молодым скотоводом, начал с двухсот акров; теперь у него их тысяча двести, А чего добьется Дон Грей, когда придет его час? Он хоть и не говорил об этом, но уже ждал своего часа. Он хотел вести дела, быть самому себе хозяином. Отец предлагал послать его в колледж, сельскохозяйственный колледж, но Дон отказался.
