Шедевр блекфута

Шервуд Андерсон Шедевр блекфута

Я вышел из здания аукциона на Пятой авеню. Падал снег. Только что я видел, как за двадцать тысяч долларов было продано полотно Блекфута. Рэмзи, знаток картин и коммерсант, подошел к моему приятелю Трайкапу, который стоял возле меня, вертя в руках тросточку, и обратился к нему с краткой речью. Трайкап, как некогда Блекфут, был подающим надежды художником. Блекфут, надо вам сказать, сошел с ума, и его запрятали в какую-то больницу вдали от Нью-Йорка. Рэмзи тронул Трайкапа за плечо и заговорил доброжелательным тоном. Я не мог этого вынести. Мне стало тошно от его слов.

— Расправьте плечи, дружок, — сказал Рэмзи. — Дышите глубже и расправьте плечи.

Я отправился из Пятьдесят восьмую улицу и пригласил одну знакомую пообедать со мной. Это была впечатлительная девушка аристократической внешности, приехавшая откуда-то с Запада, и мне хотелось причинять ей боль. Я представлял себе, как я расскажу ей историю Блекфута и как исказится ее выразительное лицо. В моем желании причинить боль такой милой девочке была некоторая извращенность, как есть извращенность и в том, что я хочу увидеть историю Блекфута напечатанной. Я хотел бы причинить боль многим людям.

В тот вечер, когда была продана картина, мы с моей знакомой вошли в ресторан. Его владелец приблизился, чтобы взять у меня пальто. Седой человек со слащавым лицом, похожий на Рэмзи.

Он положил руку мне на плечо.

— Вы начинаете горбиться, мой друг, — мягко зажурчала его речь. Выпрямьтесь! Надо приучить себя дышать глубоко и держаться прямо.

Я не ударил этого человека, может быть оттого, что у меня сильно задрожала рука. Я только вырвал у него пальто и выбежал на улицу. Девушка выбежала за мной.

— Убирайтесь к черту! — крикнул я владельцу ресторана. Мне хотелось крикнуть это всем тем дрянным людишкам, которые свели с ума великого Блекфута, выкрикнуть перед ними то, что я сейчас расскажу вам.

Как я и предвидел, рассказ огорчил мою приятельницу. Надеюсь, он огорчит и вас.

Двадцать лет назад Блекфут был бедным художником и жил в Нью-Йорке. В этом нет ничего особенного, но он, видите ли, был настоящим художником, а в этом уже есть нечто особенное. Он был женат на дочери содержателя прачечной и жил в том клубке улиц нижнего Мэнхеттена, который известен под названием Гринич-вилледжа.

Я не стану говорить о том, как бедствовал Блекфут. Это было ужасно, но дело не в этом. Комфорт и обеспеченное положение иногда не менее ужасны. Как бы то ни было, он жил в крошечной дешевой, темной квартирке; под ногами у него копошились ребятишки, число которых все увеличивалось, беспорядок и грязь окружали художника.

Блекфут был худой, бледный человек лет тридцати, очень сутулый. Несомненно, ему следовало бы расправить плечи и дышать глубже. Это хорошее правило для всякого, кто женится на дочери содержателя прачечной, на девушке, созданной для того, чтобы рожать детей, и живет с ней в Гринич-вилледже, на окраине Нью-Йорка.

Однажды Блекфут написал картину. В мрачное февральское утро он принялся за работу, и случилось что-то удивительное. Из хаоса родилась гармония. Его кисть прямо-таки пела, скользя по холсту. Он работал весь день и половину следующего, и душа его радовалась.

Он забыл об окружавшей его неприглядной обстановке и весь отдался работе. В этой картине было все — цельность, простота, движение и то загадочно неуловимое, что отличает подлинные произведения искусства, чистая лирическая красота.

Неудивительно, что, когда работа была закончена, Блекфут проникся уважением к себе. Он надел свое потрепанное пальто, разыскал трость, которой не брал с собой уже лет пять, и отправился к Рэмзи. Он знал, что Рэмзи сумеет оценить его картину, и к тому же у Рэмзи были деньги. Такое сочетание трудно найти, Блекфуту не к кому было обратиться, кроме Рэмзи.

По дороге Блекфут принял решение. Ему пришла в голову самая нелепая мысль: он назначил цену за только что написанную картину.

«Ей-богу, я возьму за все тысячу двести долларов!» — сказал он себе.

На улице Блекфут встретил Фреда Морриса. В Нью-Йорке все знают Фреда. Он сланный малый, а искусство для него — средство заработать деньги, и он пишет картины, которые охотно покупают. Он искренне заинтересовался картиной Блекфута и поздравил его.

— Это хорошо, старина, — проговорил он, когда взволнованный художник рассказал ему, как все было; потом коснулся тросточкой плеча Блекфута. Надо держаться прямее, — сказал он. — Вы начинаете сутулиться. Я каждый день гуляю и слежу за тем, чтобы не горбиться. Это идет мне на пользу. Вам следовало бы делать то же самое.

На следующее утро Рэмзи пришел посмотреть картину Блекфута. Представьте себе седого, спокойного, уверенного в себе человека, пробирающегося сквозь кучу ребятишек в комнату, где висит картина. Он сразу понял, какое это замечательное произведение, и откровенно высказал свое мнение.

— Вы, несомненно, создали превосходную вещь, — сказал он. — Сколько вы за нее хотите? Я возьму ее сразу.

Блекфут обрадовался. Он понимал, что он создал, но ему хотелось, чтобы Рэмзи тоже понял.

— Тысячу двести долларов, — поспешно произнес он, Рэмзи покачал головой.

— Я дам вам тысячу, — ответил он и, когда Блекфут рассердился и забегал по комнате, добавил очень вежливо и. сдержанно: — Оставим этот разговор. Незачем поднимать шум. Я думаю, что вы станете знаменитым художником, и, откровенно говоря, не хочу с вами ссориться.

Он направился к двери.

— Право же, Блекфут, у вас очаровательные детишки, — сказал он. — Вам надо беречься: на вас ляжет большая ответственность. Я заметил, что вы начинаете горбиться. Я был в армии, и там меня научили держаться прямо. Там я привык к физическим упражнениям.

Блекфут подождал неделю, а потом снова пошел к Рэмзи. Ему казалось, что в прошлый раз он слишком погорячился.

«Надо брать вещи такими, каковы они есть, — думал он. — Не могу же я рассчитывать, что другие увидят в моей картине то, что вижу я».

Надев свое потрепанное пальтишко и на этот раз забыв трость дома, он отправился к Рэмзи.

И тут Рэмзи показал зубы. Он предложил Блекфуту за его полотно семьсот долларов. Рэмзи был по- прежнему любезен, и голос его звучал мягко, но дать больше он не соглашался. Блекфут молча повернулся и вышел; он был так разъярен, что не мог произнести ни слова. Ему хотелось кого-нибудь убить. Таковы художники. Если вы хотите говорить с ними, опираясь на так называемые здравые деловые соображения, они вас не понимают.

В конце концов Рэмзи приобрел картину за четыреста долларов. Блекфут еще дважды навещал его и, наконец, сдался. В последний раз он вышел было из дома Рэмзи и долго стоял, глядя на улицу при тусклом сумеречном свете. Он ни за что не хотел сдаваться, но все-таки сдался. Кинувшись обратно, он согласился на предложенные ему четыреста долларов за картину, которая позднее была продана за двадцать тысяч, и тут же получил деньги.

Мне кажется, я не преувеличил бедности Блекфута. По правде говоря, я не помню точно, сколько у него было детей, может быть всего трое или четверо, но ожидался еще один. Ну, понятно, Блекфут задолжал зеленщику и домовладельцу, и занять денег было не у кого.

Четыреста долларов очень пригодились. Были сделаны покупки, нанята женщина, которая прибрала квартиру и накормила детей. Сам Блекфут жарко растопил камин в комнате жены. Он казался довольным, но усталым. В десять часов он пошел спать в комнату, где кроме него спали еще двое детей.

Больше никто не видел настоящего Блекфута. То болтливое существо, что бегает по сумасшедшему дому и уговаривает всех держаться прямо и дышать глубоко, не имеет ничего общего с человеком, написавшим картину, которую вчера продали на моих глазах.