— Шнырек плачет, — упрекал меня Юксаре. — Привидение нарисовало череп на его банке из-под кофе и написало внизу: «ЯД».
— Какое ребячество, — ответил я.
— И Фредриксон рассердился. Твое привидение накалякало всякие угрозы на «Морском оркестре» и ворует у него стальные пружинки!
— В таком случае, — согласился я, — нужно и в самом деле принимать какие-то меры! И немедленно!
Я быстренько сочинил обращение и повесил его на двери навигационной каюты. Оно гласило:
«Уважаемое привидение!
По ряду причин в следующую пятницу перед заходом солнца состоится собрание привидений. Все жалобы принимаются во внимание.
Примечание. Просим никаких цепей с собой не брать».
Я долго колебался, как подписать: «Королевская колония» или «Вольная колония». В конце концов решил написать и то и другое. Это придавало обращению определенную солидность.
Ответное письмо, написанное красной краской на пергаменте (пергамент был сделан из старого дождевика Фредриксона), оказалось прибитым к двери хлебным ножом Мюмлы-мамы.
«Роковой час настал,
— писало мое милое привидение. –
В пятницу, ровно в полночь, в этом пустынном краю раздастся одинокий вой собаки Смерти! Вы, тщеславные слизняки, заройтесь носами в землю, которая загудит от тяжелых шагов Невидимки, ибо ваша Судьба начертана кровью на стене Гробницы! Если захочу, все равно прихвачу с собой железную цепь.
— Ясно, — сказал Юксаре, — похоже, ему очень нравится слово «судьба».
— Ты вот что — не смейся на этот раз, — сказал я строго. — Так-то оно и бывает, когда ни к чему на свете не испытываешь истинного уважения!
Посоветовавшись, мы послали Шнырька пригласить Фредриксона на свидание с привидением. Конечно, я и сам мог бы пойти, но я помнил слова Фредриксона: «Я не могу показать тебе это, пока оно не будет готово. Ты пришел слишком рано. Мне немножко некогда». Он сказал это, как всегда, вежливо, но каким-то ужасно чужим голосом.
Привидение явилось только в двенадцать и известило о своем приходе, издав трижды протяжный вой.
— Я здесь! — заявило оно. — Трепещите, смертные, час отмщения забытых костей настал!
— Привет! Привет! — сказал Юксаре. — Что ты все воешь о каких-то старых костях? Чьи это кости? Почему ты само с ними не разберешься?
Я пнул Юксаре по лодыжке и вежливо сказал:
— Приветствую тебя, призрак ущелий! Как поживаешь? Бледно-желтый ужас, оскалив зубы, глядит на заклятый берег.
— Перестань меня передразнивать! — разозлилось привидение. — Эти слова позволено говорить одному мне!
— Послушай-ка, — сказал Фредриксон, — не мешайка спать по ночам. Пугай кого-нибудь другого, ладно?
— Да все другие уже привыкли ко мне, — угрюмо ответило привидение. — Даже дронт Эдвард больше не боится.
— А я боюсь! — крикнул Шнырек. — Я все еще боюсь!
— Очень любезно с твоей стороны! — сказало привидение и поспешно добавило: — Заброшенный караван скелетов воет под ледяным желто-зеленым светом луны!
— Дорогое привидение, — ласково сказал Фредриксон, — по-моему, у тебя нервы немного того — не в порядке. Давай договоримся: ты обещаешь пугать кого-нибудь в другом месте, а я научу тебя, как можно пугать по-другому. Идет?
— Фредриксон здорово придумывает всякие штуки! — воскликнула Мюмла. — Ты даже не представляешь себе, что можно сделать из фосфора и тонкой жести! Можно до смерти напугать дронта Эдварда!
— И Самодержца, — добавил я.
Привидение заколебалось.
— Можешь, например, заиметь свою собственную (туманную) сирену, — намекнул Фредриксон. — А ты, случайно, не знаешь, как делают фокус с просмоленными нитками?
— Нет. А как это? — заинтересовалось привидение.
— Берешь обыкновенные нитки, — пояснил Фредриксон. — Привязываешь их к чьим-нибудь ногам, потом прячешься и натираешь нитки смолой… Дьявольски страшно…
— На мой дьявольский глаз, ты ужасно симпатичный! — воскликнуло привидение и, свернувшись клубочком, улеглось у ног Фредриксона. — Может, ты и скелет раздобудешь? Говоришь — из тонкой жести? У меня тонкая есть…
До рассвета Фредриксон объяснял про пугание и чертил разные пугательные конструкции на песке. Ему явно нравилось это детское занятие.
Утром Фредриксон отправился на работу в парк Сюрпризов, а привидение мы избрали в члены Королевской Вольной колонии с присвоением почетного титула «Страх на острове Ужасов».
— Послушай-ка, привидение, — сказал я. — Хочешь жить у меня в доме? Мне что-то скучно одному. Ясное дело, я вовсе не трус, но иногда по ночам бывает страшновато…
— Клянусь адскими собаками, — начало привидение и стало едва видимым от злости. Но сразу же успокоилось и сказало: — Да, пожалуй, это очень любезно с твоей стороны.
Я устроил привидению постель в ящичке из-под сахара, а чтобы ему было уютнее, выкрасил ящик в черный цвет и украсил бордюрчиком из скрещенных костей. На обеденной миске я (к большому удовольствию Шнырька) написал: «ЯД».
— Ужасно уютно, — заухало привидение. — Ничего, если я погремлю немножко ровно в полночь? У меня это уже как бы вошло в привычку.
— Пожалуйста, греми, — ответил я, — только не дольше пяти минут, и не сломай трамвайчик. Он очень ценный.
— Ну ладно, пять минут, — согласилось привидение. — Но за ночь летнего солнцестояния я не отвечаю.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ,
Вот и миновал день летнего солнцестояния (между прочим, в этот день родилась младшая дочь Мюмлымамы — Мю. Ее имя значит: самая маленькая на свете). Цветы распустились, созрели яблоки, поспели и были ведены другие вкусные фрукты, и я, не зная, как это случилось, сделался домовитым
