посылать ОМОН освобождать захваченный самолет с заложниками. Не менее глупо было бросать нас на захват Белого дома.
— Высказался! — хмыкнул Валера. — Нашел кому!
А экранный я продолжал голосом заботливого воспитателя школы для умственно обделенных:
— Здесь действует принцип ступенчатости. В зависимости от сложности и вида задач, их должны решать специалисты высокого уровня именно в этой области. Здесь, пожалуй, как в медицине.
— И на какой из этих ступеней находитесь вы?
— На высокой, очень высокой…
— Ну, дальше не интересно — мой друг нажал кнопку на пульте, выключая звук.
— Слушай, Сань, вот ты, человек с двумя верхними образованьями, ответь мне, как военный и как историк, какого рожна в поте лица создавать секретные службы, а потом сдавать их вот таким вот ретивым борзописцам ни за хрен собачий?
— Он не борзописец, — отпивая чай, медленно произнес я. — Он борзосъемщик. Но это не важно. Искать же логику в действиях, исходящих оттуда… — Мой палец устремился к потолку — …есть действие похвальное, но бесполезное. Ибо любой, явленный нашим взорам результат есть сумма разнонаправленных, зачастую взаимоисключающих действий. А потому, как обычно получается, создают одни, а сдают другие. И вообще, как говаривал некогда наш замполит курса, «такова основополагающая структура момента». Меня больше интересует другое: каким образом вообще кому-то из пишущей братии стало известно о нашем существовании?
— Вопрос, конечно, интересный, — протянул Пластун, имитируя манеру речи популярного в недавнем прошлом политического лидера. — Давайте говорить серьезно, по деловому. Это называется утечка информации.
— Спасибо, подсказал! — вяло усмехнулся я. Я то все никак не мог понять, что же это такое?
— А чего тут удивляться? Вон Кирпичников интервью газете дает. Шебаршин — тот вообще книги пишет. Гласность, знаете ли.
Похоже, сегодня Валера был не настроен на серьезный разговор. Ему было тоскливо и явно хотелось чего-то большого и светлого. То ли мордобоя, то ли селедки с хреном. Вопрос же, действительно, был крайне серьезный. Деятельность, да и само существование нашей конторы было покрыто таким густым туманом секретности, что пробиться сквозь него можно было только имея очень хороший маяк. Кто из людей сведущих мог стать таким «светилом»?
Видя мою задумчивость, Пластун пожал плечами и, сняв со стены гитару, забренчал:
— Сань, а Сань… — вяло окликнул он меня после блестящего исполнения незатейливого куплета. — Не делай такое лицо. Не то я могу подумать, что тебе в голову пришла мысль. Какая, в общем-то, теперь разница, кто нас сдал? Это большой политик и как сказал один умный мужик, то, что происходит, есть непреднамеренный результат преднамеренных действий великих людей.
— Что, так и сказал? — Я поднял глаза на своего друга. Когда у него отпадала охота корчить из себя этакого простодушного рубаху-парня, становилось заметно, что проведенные им в МГУ годы прошли отнюдь не только в спортзале.
— Так и сказал. Все это деяния давно минувших дней. Нас расформировывают. И сие — горький факт. Мировой терроризм, о котором ты так пламенно распинался, очевидно, задавлен в собственном логове. Где там у него нынче логово?
— Валера, не ерничай! Без того тошно.
— А я не ерничаю. Я стараюсь при плохой игре иметь хорошую мину. Желательно — не одну. И вам, любезнейший Александр Васильевич, того же желаю. Чем вот вы, милостивый государь, собираетесь занять остаток своей жизни, свободный о служения Отечеству?
Я пожал плечами. Перспектив было довольно много. Можно было, скажем, пойти на работу в Службу Внешней Разведки, можно было вообще плюнуть на все и принять батальон спецназа, но было во всех этих решениях что-то такое, что заставляло медлить с окончательным ответом. Был ещё вариант попробовать зацепиться за что-нибудь в мирной жизни. Впрочем, и этот вариант был не менее туманен, чем другие.
— Для начала вернусь в Питер. Родных уже Бог весть сколько не видел.
Телефон, видимо, утомленный нашей светской болтовней, возмущенно зазвонил, словно подводя итог нашему кухонному брифингу.
Пластун ленивым жестом поднял трубку и поднес её к уху.
— Алле… Вас внимательно слушают.
Лицо его моментально посерьезнело.
— Да. Дома. Сейчас! — он прикрыл ладонью микрофон. — Славка Бирюков звонит. В контору вызывают.
Я взял трубку. Капитан Вячеслав Бирюков был аналитиком нашей группы и большую часть времени проводил, что называется «в стенах». Поэтому его часто использовали, когда нас нужно было срочно вызвать на ковер. Судя по тону, вызов был отнюдь не праздным. Впрочем, с праздными вызовами здесь тяжко. Не те люди.
— Саша, — поздоровавшись, начал Слава, — хорошо, что ты дома. Приезжайте. Дядя серьезно болен. Да, вот ещё что. Он просил по дороге купить ему свежую прессу.
— Мне одному приезжать, или…
— Или.
— Ладно, сейчас будем.
Я положил трубку. Произошло ЧП. Настолько крупное, что о нем уже пропечатано в газетах. При этом ЧП, относящееся непосредственно к нам. От раздумий о прелестях мирной жизни не осталось и следа. Я вновь почувствовал то возбуждение, которое возникало каждый раз перед столкновением с опасностью. «Это будет славная охота. Хотя для многих она станет последней», — крутились у меня в голове слова старого волка Акелы.
— Что произошло? — спросил меня Валера, едва я закончил переговоры. В нем уже и следа не осталось от разбойного атамана. Майор Валерий Пластун был готов к работе.
— Приедем — узнаем. Велено по дороге купить газеты.
— Даже так? Опять наши что-то прошляпили? Ладно. Я пошел заводить таратайку, а ты обзаботься прессой.
Лифт не работал. Впрочем, это было не важно. На спор я развлекался, обгоняя лифт, спускающийся с двенадцатого этажа. Добежать до газетного киоска — ещё две минуты. «Пожалуйста, вот эту, эту и вот эту. Спасибо».
Киоскерша ласковым взглядом проводила мужчину, купившего у неё аж три газеты и пожелала мне приходить еще. «Да, да. Несомненно», — Как-то невпопад кивнул я, разворачивая на ходу остро пахнущие типографской краской листы.
Красный «BMW-520» притормозил у самой бровки тротуара. Валера распахнул дверь.
— Ну, что пишут?
— На вот, посмотри. — Я протянул ему «Красную Звезду» и медленно опустился на сидение. Фотография пожилого мужчины со звездой Героя Советского Союза и несколькими рядами орденских планок на груди, обведенная черной траурной рамкой объясняла все. Помещенный рядом с ней текст как всегда с официальной безликостью сообщил, что «На 74 году жизни скоропостижно скончался генерал-майор в отставке Рыбаков Николай Михайлович. Друзья, родные и коллеги…»
Майор Пластун выжал железку до пола. Мотор взревел, и «BMW», не обращая внимания на испуганно мигнувший красный глаз светофора, рванул с места куда-то в сторону Садового Кольца.
