стоит за ним, во всю применяют заказные убийства. Причем не как вынужденную реакцию на сложившиеся обстоятельства, а как целенаправленно используемый метод решения вопросов. Таким образом, убийства Мухамедшина, Сухорука и Рыбакова вполне могут быть связаны с деятельностью этой команды. Впрочем, это лишь допущение, версия, базирующаяся на подборе фактов. Будь здесь Слава, он непременно бы привел десяток резонов, подмывающих мои подозрения. Хотя из того, что у нас есть на сегодняшний день, моя версия наиболее вероятная. С нею трудно спорить. Но это — на сегодняшний день.
Кстати, о резонах: надо бы позвонить в Центр, узнать, как идет эвакуация. Надеюсь, телефоны ещё не отключили. Звякнем на последок, скоординируем дальнейшие действия. «Шкода», свободная от чужеродных вкраплений, делает пару кругов по гаражу и выскакивает на трассу. Контрольная проверочка. Похоже, все чисто. Вот и славно, вот и великолепно.
Торможу у автомата.
— Алло, Славик. Привет. Ты дома ещё будешь? Ага. Да нет, все в порядке. Я сейчас приеду. Ты не против? — произношу я как можно более беззаботно.
Не против. Вот и прекрасно. Привет тебе, Фарисеевский переулок. Быть может, в последний раз привет!
Понурые каменные львы у входа, разобранный электронный тамбур, демонтированная стойка контроля… Вопиющая победа голубей над ястребами. Пал ещё один бастион холодной войны. «Ура!» — три раза. Мать вашу!
Слава сидит на добытом где-то стуле посреди пустой комнаты.
— Ну, как дела, командир? Что подследственный? — произносит он, и слова его гулко разносятся в опустевшем кабинете.
— Готовит очередную гадость. Пока не понятно кому, но в исполнители пригласил меня, — рапортую я, ища взглядом, куда опустить свое утомленное тело.
— Вот оно даже как? Интересное кино. Я, как видишь управился с нашим имуществом, так что с понедельника можно выходить на работу, — с нескрываемой грустью в голосе произносит Бирюков, прощаясь, очевидно, в душе с родными стенами, которые, как известно, помогают в тяжелую минуту.
— Хорошо. А по нашим делам есть что-нибудь?
— Немного. Валера прощупывает почву возле дома Рыбакова. Тагир отправился в гостиницу «Славянская»… — В глазах Славы появляется боевой огонь, отгоняющий хандру.
— На тему?
— Если помнишь, именно там убили Мухамедшина, — начинает разворачивать передо мной панораму прошедших событий Мангуст четвертый.
— Помню.
— Так вот, мне удалось установить, что в то же время, когда там жил отставной узбекский полковник, в соседнем номере останавливался наш неизвестный конкурент мистер Макс Коулер. Причем, обрати внимание, оба номера были забронированы одновременно некоей германской фирмой «Джермен агроэкшен».
— Господи! Час от часу не легче! Это же крыша немецкой разведки в Афганистане! — ошарашено шепчу я, недоверчиво глядя на Славу.
— Именно, Саша. Еще один вопросик для нас. Будут какие-то соображения?
— Честно говоря, пока нет. Похвально. Так вот. Мухамедшин был убит через два дня после отъезда Коулера в Штаты. Выстрел профессиональный. Из автомобиля, с довольно большой дистанции. В отличии от Макса Коулера, этот полковник в «Славянской» — постоянный клиент. Он останавливался в ней без малого два десятка раз. Причем, жил по две-три недели.
— Не слабо! — присвистываю я, восхищенный гусарским шиком покойного.
— Да, в средствах наш отставник был явно не стеснен. Тагир отправился в гостиницу под видом сотрудника узбекской безопасности, понюхать, не найдется ли там чего-нибудь для нас занимательного, — продолжает свой рассказ Бирюков.
— Хорошо. Еще что-нибудь.
— Да. Начальство выдало справку по делу Васи Покера. Я скинул Валере список опергруппы для сравнения со списком жильцов.
— Молодец! Где сама справка? — радуюсь я.
— В новом офисе. Там вроде бы ничего особо ценного. Во всяком случае на первый взгляд. Все обстоит так, как рассказывал Стрельцов. Единственное, что действительно может нам пригодиться, — состав опергруппы. Ну, может быть, ещё следственная группа. Не будем спешить. Завтра Валера разузнает все более подробно, так что доживем до понедельника.
Доживем, это верно. А пока подведем итоги, что мы тут уже успели нарыть. Сухорук — Рыбаков для нас уже дело ясное. Сухорук занимался махинациями компании Мюррея и натолкнулся на участие в них Горелова-старшего, что, в общем, очевидно и послужило причиной обращения к нашему генералу. В деятельности Мюррея и Горелова заинтересованы какие-то высокопоставленные лица, они-то и позаботились спрятать концы в воду. Наш выход на них — Банников. И планирует этот самый Банников очередное убийство. Тоже не слабо. Особенно если учесть, что совершить его, по его мнению, должен я. Ну, это ещё бабушка надвое сказала. А пока что…
— Согласен. Ладно, дай мне телефон.
Накручиваю заветные семь цифр.
— Алло, Натали? Вечер добрый.
— Привет, — слышится на том конце провода радостный голос моей красавицы. — Хорошо, что ты позвонил.
— Ты чем занимаешься?
— Смотрю телевизор.
— Из дома выйти можешь.
— Могу, — Наташа почему-то переходит на шепот. — Когда?
— Через полчаса, — глядя на часы, говорю я.
— Хорошо, — тихо произносит она.
— Тогда до встречи. Целую.
Трубка возвращается на рычаг.
— Я смотрю, ты неплохо проводишь время, — хмыкает Бирюков. — Ладно, удачи. Смотри, завтра в девять утра в офисе первое заседание пайщиков концессии. Смотри — не опаздывай.
Горит, переливается огнем реклам и фешенебельных ночных клубов старая Москва. Дружелюбно подмигивают светофоры, стараясь не создавать мне задержек в пути. Своим светофорным чутьем они понимают, что недаром я мчу, как на пожар. И всякий, кто уходил хоть раз в полную неизвестность, знает, как важно, возвращаясь, услышать обычное слово: «Привет!»
Глава 17
Когда после бессонной ночи вас будит телефонный звонок, ничего не остается делать, как только признать, что нет в этом мире совершенства. И судя по всему, не будет. И даже то, что доносящийся из трубки голос старинного друга и соратника сообщает, что заседание совета директоров переносится с девяти часов утра на полдень, утешает как-то слабо. Но утешает. Значит, знакомство с дочерним предприятием Центра, фирмой «УСК», временно откладывается. Что ж, хоть в себя прийти успею.
— Кто это был? — не просыпаясь, шепчет Натали.
— Спи, любимая, звонили с работы, сказали, что у меня есть ещё часа три свободного времени.
— Это хорошо, — она поворачивается ко мне и приподнявшись на локте, тихо воркует. — Ты меня любишь?
Удивительно возбуждающее зрелище — обнаженная красавица, после бурно проведенной ночи. Только полный идиот не признает себя влюбленным по уши. Тем более, что так оно и есть. Но лирика лирикой, а вставать пора. Я как можно убедительней целую мою восхитительную возлюбленную и,
