Придется выкручиваться!
— Ну и что? А ещё я когда то ходил в школу. Потом оканчивал военное училище…
— Ну, не хмурься! Я не буду задавать лишних вопросов. Хотя меня распирает любопытство, отчего очень скоро я стану толстая и некрасивая! — она демонстративно надувает щеки, чтобы показать, какой толстой она будет.
— Маленькая обманщица! Кто тебе поверит!
Веселый смех. Инцидент исчерпан.
— Да кстати. Я говорила тебе, что Аня звонила?
— Говорила — киваю я. — Я перезвоню с работы. Думаю она не обрадуется, если её сейчас разбудить.
— Регенерация девичьей памяти — с забавной серьезностью комментирует моя ненаглядная красавица. — Тебе сколько сахара в кофе?
Вот и снова дом Рыбаковых. Вся честная компания уже в сборе.
— Добрый день. — здороваюсь я с милицейским капитаном, распоряжающимся на месте преступления. — Майор Лукин. Контрразведка.
— О черт! Вот вас тут ещё не хватало — ругается милиционер. — Старший оперуполномоченный капитан Стельмах. Простите, майор. Не принимайте на свой счет. Здесь с утра столпотворение, не продохнуть. Наверху особо важный следователь из генпрокуратуры. Десять минут назад уехал полковник из ФСБ, увез своих в Склифосовку…
— Погоди, капитан, не части. Насчет столпотворения, это понятно. Тут ведь не канцелярию артели дворников бомбанули — квартиру одного из бывших руководителей внешней разведки. Улавливаешь суть?
— Ну ни хрена себе — сквозь зубы свистит мой собеседник. — Да, что и говорить, контингент в этом доме ещё тот. Хлопот не оберешься.
— Ладно. Опустим. Введи-ка меня по быстрому в курс дела. Что вы тут уже успели нарыть?
— Хорошо. В общем так. Первый сигнал поступил в шесть двадцать от гражданина Сысуева В.П. Утром он пошел выводить собаку и обнаружил в будке караульного, заклеенного скотчем.
— Понятно. Когда здесь смена?
— В девять утра.
— Угу. Охранник жив?
— Жив. На верху дает показания.
— Хорошо. Оружие, документы?
— Все на месте. Преступник ничего не тронул.
— Занятно. Преступник был один или группа?
— Пока не ясно. Дежурный сообщил, что где то между 23–40 и 24 на вахте погас свет. Когда он полез менять лампочку, на него накинулся некто и оглушил ударом по голове. Больше он ничего не помнит.
— Не густо. Ну лампочку скорее всего разбили специально, чтобы вытащить бедолагу из будки. Он случайно не слышал выстрела?
— Нет. Почему вы решили, что был выстрел?
— На полу валяются осколки лампы с цоколем. Второй цоколь по прежнему в патроне. Одна лампочка разбилась при нападении на часового, которая до того. Есть три варианта подобного поведения лампы номер два. Естественный мы можем сразу отбросить. Поскольку сразу после этого было совершено нападение. Следовательно, либо в неё выстрелили, либо бросили, скажем камешек. Второе услышать невозможно. Логично?
— Логично. Но не пуль, ни камней мы не обнаружили.
— Хорошо искали? — строго спросил я.
— Спрашиваешь! Обрыли все!
Это хорошо. Вероятно, Стрельцов прибыл сюда ещё до прибытия опергруппы. И скорее всего, он просто знал, где и что искать.
— М-да. Непонятно… Ладно, подумаем… — задумчиво произнес я. — Что было дальше?
— Дальше нам позвонила гражданка Рыбакова В.К. и сообщила, что во время её отсутствия в квартире было совершено ограбление. Исчезли бумаги из личного сейфа покойного генерала Рыбакова. Кроме того, в коридоре там же обнаружены три человека в состоянии полного отъезда, скованные наручниками.
— Что с ними? — деловито интересуюсь я.
— Черепно-мозговые травмы. Плюс у одного — перелом челюсти.
— Да, кто-то здесь изрядно повеселился! Какие-нибудь следы?
— Ничего! Пусто! — разводит руками капитан Стельмах. — Чрезвычайно загадочное дело!
— Верно говоришь. Но это доказывает лишь одно. Здесь работали не дилетанты. Здесь чувствуется почерк матерого профессионала, — многозначительно говорю я. — Хорошо. Я пойду наверх. Ты заканчивай здесь и тоже приходи. Скоординируем действия. Ты не знаешь, как мужика из прокуратуры зовут?
— Стрельцов Андрей… Андрей… Отчество не запомнил.
— Ничего. Сойдет и так. Спасибо за помощь!
Андрей Стрельцов встречает меня у входа в квартиру.
— Добрый день. Майор Лукин. Контрразведка.
Я протягиваю руку для приветствия и смотрю прямо и твердо, как и подобает истинному контрразведчику.
— Добрый день. Стрельцов. Следователь по особо важным делам генпрокуратуры, — отвечает Андрей. Лицо следователя сохраняет эталонную бесстрастность, только в лазах едва-едва заметна усмешка.
Он пожимает мою руку, и чувствую, как в ладонь мою впечатываются два маленьких шарика — пульки от Валеркиной пневматики.
Ну, вот и познакомились.
— Что тут у вас слышно? — начинаю я.
— Трое сотрудников ФСБ госпитализированы. Кто-то хорошо постарался. — Он испытующе смотрит на меня. — Дежурный дает письменные показания.
— Что похищено?
— Служебные бумаги генерала. Это по вашей части, —
комментирует Андрей.
— Больше ничего?
— Нет.
Забавный спектакль, если не для зрителей, то для исполнителей уж точно.
— Хорошо. Где там ваш страж?
Проходим в кабинет. За старинным столом, привычным рабочим местом нашего генерала, восседает молодой сержантик с внушительным кровоподтеком на лице. Он, конечно, не виноват и уж тем более не может подозревать, что своим присутствием в этом месте он оскорбляет мою память о любимом командире. Солдат задумчиво водит авторучкой по листу бумаги. По всему видно, что письменные показания даются ему с большим трудом. Увидев меня, он заученно вскакивает.
— Сиди, сиди. Работай. — Я устраиваюсь напротив и беру в руки уже исписанный лист. — Послушай меня, сержант. Я майор Лукин из контрразведки. Надеюсь, ты понимаешь, чем мы занимаемся?
— Так точно, — рапортует он, снова порываясь встать.
— Не подумай, что я тебя пугаю, но в ситуацию ты попал прескверную. Тут ведь вот в чем дело, на тебя же не пацанва приблатненная наехала, даже не мафиози доморощенный. Ты диверсанта проморгал. Понимаешь, что это значит?
Значило это, в сущности, совсем немного. Сержант действовал вполне адекватно ситуации. О том, что этот полуголодный срочник сможет задержать матерого профи, у которого за спиной Крым и рым, и речи быть не могло. В отличии от своего визави, я это знал. Он — нет. Все, что ему грозило, — гауптвахта. Не
