злобном, безжалостном лжеце.
И она была права.
Значит, он сделает то, что должен сделать, а потом уйдет, как его всегда учили.
Никаких опасных потусторонних мыслей, никаких сумасшедших эмоций, никаких воспоминаний.
Во всяком случае, не сейчас.
То, что было между Марко и Эй Джи, давно прошло; оно умерло и погребено и пусть остается в своей могиле. Пусть все будет как есть.
Преследуемая незнакомка рядом с ним – некая Лия Хаскин, как она себя называет, – так мало похожа на женщину, которую он любил, что ему не составит никакого труда думать о ней как о посторонней.
Но в глазах этой чужой женщины временами мелькало столь знакомое выражение, что Марко становилось не по себе…
Пламень.
Лед и пламень.
Эта фраза пришла ему на ум, как строка из песни давно прошедших дней. Он всегда думал о ней именно этими словами. Интересно, говорил ли он Лии об этом или просто держал свое наблюдение при себе, как держал множество других мыслей.
Лед и пламень.
В этих словах выражалась вся ее суть. То она воплощенная пламенная страсть, а то, в следующее мгновение, – ледяное отчуждение.
В прошлом, когда они любили друг друга, пламени было намного больше, но даже тогда Лия была способна внезапно надевать на лицо маску холодности. Марко это удивило в первую же ночь их знакомства, хотя он и понимал, что это всего лишь защитный механизм.
Он ошибся в ней, полагая, что она, подобно ему, отдавалась любви душой и телом.
Только много позже он понял, что для Лии физическая близость еще не означала близости эмоциональной, душевной. Она не слишком хорошо владела влечениями тела, но очень хорошо контролировала влечения эмоциональные. Как хотелось ему овладеть ею, овладеть целиком, уничтожить эту отчужденность и убедить поверить ему.
Но как мог Марко сделать это, если все, что он рассказал Лии о себе, было ложью от первого до последнего слова?
Все было ложью, кроме искреннего чувства, которое он к ней испытывал.
Она говорила ему, что чувствует то же самое, но он знал, что она многого недоговаривает.
В то жаркое флоридское лето, как только он пытался преодолеть стены, которые Лия воздвигла вокруг своего сердца, она моментально отстранялась, и Марко не мог винить ее за это. Может быть, она просто чувствовала, что все было не так, как казалось, и что Марко был не тем человеком, за которого себя выдавал.
Но именно этим Лия взяла в плен красавца Марко – своей способностью мгновенно превращаться из огненного вулкана в принцессу-недотрогу.
Ее исчезновение в ту сентябрьскую ночь было вполне в духе Эй Джи. Она ускользнула на год точно так же, как ускользала в течение тех пролетевших, как сон, месяцев, когда они были вместе.
Но и теперь, будучи Лией Хаскин, она все равно оставалась льдом и пламенем.
Правда, теперь льда было куда больше, чем пламени.
Если Марко сейчас даст себе волю, то забудет, зачем явился сюда. Его снова очарует загадка этой неповторимой женщины, и он забудет, что она рядом с ним против своей воли.
Нет, Марко не имеет права ничего забывать.
У него есть долг, который надо исполнить, и неотвратимая реальность заключается в том, что он обязан навсегда распрощаться с этой женщиной – будь она Эй Джи Саттон или Лия Хаскин.
«Слава Богу, что ты так и не призналась ему в любви», – думала между тем Лия, глядя из окна на пролетавший мимо унылый пейзаж.
Сколько было ночей, когда слова любви едва не срывались с ее языка, но каждый раз она удерживала их, движимая разумом, который никогда ей не изменял. Сколько раз приходилось ей лгать, утопая в любви, от которой нестерпимо хотелось признаться во всем. Но она умела удержаться на самом краю опасного обрыва и снова пряталась в уютной гавани лжи.
Слава Богу, она всегда умела сохранять необходимую дистанцию между собой и Марко; будь у нее меньше сил и позволь она ему проникнуть в ее душу, он обрел бы над ней абсолютную власть.
Какая сила удержала ее от последнего, самого опасного шага? Прочитывая строчка за строчкой страницы их отношений с Марко, Лия поражалась, насколько отчетливо помнила она определенные эпизоды их романа: ночь первой встречи и тот идиллический уик-энд на острове Санибель.
Все остальное было смутной чередой ласк и разговоров, сплетенных воедино нитями страсти и, с ее стороны, недоверием.
Она никогда по-настоящему не верила ему, даже в лучшие времена. Во всяком случае, так ей помнилось. Однако Лия не могла бы точно назвать причину своего скептицизма в отношении Марко. Причиной ее недоверия было нечто большее, чем потрясающая красота этого Адониса, вокруг которого постоянно должны были увиваться женщины.
Лия подсознательно чувствовала, что он окутан какими-то тайнами, и суть Марко не соответствовала тому, что он считал нужным показывать.
