– А может, вы думали, что я смогу вас успокоить, – тихо предположил Сойер.
Он шагнул к Джори и дотронулся до рукава ее пальто. Джори посмотрела сначала на его руку, потом в лицо Сойера:
– Да, возможно, отчасти меня потянуло сюда из-за вас, но…
– Но вы пытаетесь с этим бороться, – мягко подсказал он. – Знаю, Джори. Мы оба с этим боремся.
Она заглянула в его глаза.
– Возможно, некоторые в этом городе будут болтать, что Клоувер убили вы. Но я знаю, что вы этого не делали.
– Откуда вы можете знать?
– Просто знаю, и все.
Слабый порыв ветра тронул верхушки сосен, росших возле самой лестницы, и с веток посыпался сухой пушистый снег.
– Пойдемте в дом, Джори.
– Сойер, кто вы?
Вопрос застал Хоуленда врасплох. Он был готов дать Джори многое из того, что ей нужно: плечо, на котором можно выплакаться, слова утешения – но не правду.
– А вы как думаете, кто я?
Джори нахмурилась:
– Не знаю… и может быть, сегодня вечером это не имеет значения.
– Пожалуй, сейчас и мне самому все равно.
Он крепче взял ее за руку и слегка потянул к себе, так что Джори пришлось сделать шаг вперед. Сойер почувствовал, что она дрожит всем телом.
– Джори, заходите, я помогу вам согреться. – Сойер с трудом узнал собственный голос: он почему-то стал хриплым.
– Я не замерзла.
– Но вы вся дрожите.
Их взгляды встретились, и Сойер понял, что ее тело вибрирует вовсе не от холода. Его тоже охватила дрожь, он чувствовал то же самое: нараставшее, едва поддававшееся контролю желание, которое сотрясало, казалось, самую его душу.
Сойер наклонился и чуть тронул губами ее губы – лишь на миг, так легко, что они едва соприкоснулись, но и мгновенного контакта оказалось достаточно, чтобы Сойер содрогнулся всем телом, а потом вынужден был поспешно отступить на шаг, чтобы взять себя в руки и не наброситься на нее прямо здесь и сейчас. Он едва сдержался, чтобы не уступить настойчивому требованию своих рук, губ, до боли возбужденного мужского естества.
Джори казалась вдвойне ошеломленной – сначала его страстным, несмотря на мимолетность, поцелуем, а потом – поспешным отступлением.
– Что это было? – спросила она со свойственной ей прямотой и поднесла к губам руку в варежке.
– А вы как думаете?
Джори покачала головой, потом всмотрелась в его глаза и вдруг, словно разрешив какое-то терзавшее ее внутреннее противоречие, решительно сказала:
– Я войду.
Сойер кивнул и отступил, давая ей дорогу. Джори потопала ногами, стряхивая с сапог снег, и оглядела маленький холл, в который выходили три закрытые двери и лестница на второй этаж.
– Когда мы здесь жили, тут не было все так перегорожено, – проговорила Джори. – Вон там был камин, а на втором этаже напротив входной двери – галерея. На каком этаже вы живете?
– На третьем.
Он закрыл дверь, отделившую их от внешнего мира, и маленький вестибюль стал казаться еще меньше.
– Моя комната тоже была на третьем этаже. – Джори мечтательно вздохнула. – Помню, я представляла, что живу в домике на дереве, потому что под моими окнами росли деревья и их ветки доставали до окна. Когда я выглядывала, мне не было ничего видно, кроме листьев и неба.
Они стали подниматься по лестнице. На площадке второго этажа, куда выходили закрытые двери еще нескольких квартир, повернули к пролету, ведущему на третий этаж.
В доме было тихо, за закрытыми дверями спали в своих постелях остальные жильцы, и Сойер не стал зажигать свет.
– Это так непривычно, – прошептала Джори. – Лестница осталась на том же месте, но раньше она была открытой. Стенами и дверями они как будто порезали дом на части.
Третий этаж был разделен всего на две квартиры. В одной жил Сойер, другая – через коридор – пустовала. Снимавшая ее молодая пара съехала вскоре после того, как Хоуленд поселился здесь.
Дверь в его квартиру была открыта, как он ее и оставил.
– Это моя квартира.
