отрядов, наскоро набранных в Нормандии и поставленных под командование коннетабля Рауля де Бриенна, графа д'Э.
Там произошло первое паническое бегство в ходе Столетней войны. Стараясь избежать долгой осады, защитники вышли навстречу англичанам, затем в последний момент отхлынули к городу, даже не вступив в бой. Закрыть ворота не удалось: французы и англичане в них смешались, истребляя друг друга в страшной суматохе. Коннетабль и его помощники — чтобы их не нашпиговали стрелами лучники, невнимательные к социальным различиям, — решили сдаться, пока еще можно было успеть выбрать себе победителя. Таким образом Томас Холланд оказался, по-настоящему не заслужив этого, обладателем выгодных пленников: кроме коннетабля и камергера де Танкарвиля в их числе находилась немалая часть нормандского баронства.
Кан еще горел, когда Эдуард III возобновил движение на восток. Лувье, который отстоять было нельзя, сдался на милость победителя. Не желая останавливать свою слишком маленькую армию ради какой бы то ни было осады, англичанин предусмотрительно обходил укрепленные города и замки, способные обороняться. Так спаслись Эврё и Мант. Эдуард III не хотел занимать Нормандию, он всего лишь искал возможности перейти Сену, предварительно посеяв панику.
Оказалось, что мост в Верноне, а затем мост в Пуасси французы разрушили. Пришлось возводить временный мост, который плотники построили в Пуасси за несколько дней. Тем временем Жоффруа д'Аркур отправился сжигать Сен-Клу.
И зажечь там огонь, всего в двух лье от Парижа, чтобы король Филипп мог увидеть дым.
Окружение Валуа трепетало, опасаясь за судьбу столицы. Никогда, со времен норманнской осады в 885 г., сколько бы ни было вооруженных столкновений с крупными соседними феодалами, с нормандцами, с анжуйцами, с шампанцами, никогда Капетинги не теряли Париж.
Оборонять город было невозможно. Городскую стену, возведенную в конце XII в. Филиппом Августом, содержали кое-как, настолько все считали естественным спокойствие, установившееся в Париже со времен Людовика Святого. За полтора века роста город со всех сторон вышел за ее пределы. В некоторых кварталах стена даже оказалась встроенной в новую городскую структуру. Между Лувром и воротами Сен-Дени — они находились почти в районе современной улицы Этьена Марселя — даже не было видно, чтобы город был укреплен.
Парижане знали, что они уязвимы, и успели услышать, как англичане обошлись с жителями Сен-Ло и Кана. Поэтому возник изрядный переполох, когда они заметили, что король оставил их на произвол судьбы. Некоторые заговорили о том, что надо разрушить Малый мост к югу от собора Парижской Богоматери, иначе говоря, пожертвовать левым берегом, чтобы спасти Сите и правый берег — деловой и административный центр.
В свое время Эдуард III слишком поторопился завоевать Фландрию. Теперь он не слишком желал брать Париж. Для рейда, проводимого практически без связи с базами, это было чересчур. Кстати, Плантагенет мог задаться вопросом: что ему делать с Парижем?
Сколько бы он ни называл себя королем Франции, он хорошо знал, что крупные феодалы Франции — активно или пассивно — поддерживают Валуа. Разве они не способствовали успеху последнего в 1328 г.?
Эдуард также знал, что королей Франции миропомазывают не в Париже. В следующем веке Генриху VI придется довольствоваться собором Парижской Богоматери, но это миропомазание немногого будет стоить по сравнению с миропомазанием «милого дофина» в Реймсе. Для Эдуарда III местом помазания еще был Реймс. Взятие Парижа было бы, конечно, победой, и какой громкой! Но сколько времени и денег для этого потребуется? И что будет потом? Удержать город трудней, чем вступить в него.
Король Англии уже повел себя достаточно вызывающе по отношению к своему кузену Валуа. Он уже разослал своих разведчиков до Булони и Бур-ла-Рен. Посеяв страх, он предпочел удалиться. Чем захватывать обременительный город, он счел более полезным обеспечить себе плацдарм, более покорный, чем Фландрия, и расположенный ближе к английским портам, чем неудобный Котантен.
Мост через Сену в Пуасси восстановили за пять дней. Эдуард III решил идти на один из северных портов, на Булонь или на Кале.
Филипп VI понял все превратно. До сих пор он держался в тени. Во Фландрии он уклонился от боя. В Нормандии пустил все на самотек. Против армии, форсирующей Сену, он выставил лишь слабые отряды пикардийских городов. На самом деле Валуа жил в постоянном страхе измены: преданный в Бретани — по крайней мере, он так думал — Оливье де Клиссоном и в Нормандии Жоффруа д'Аркуром, ощущая всю настороженность своего окружения, связанную с его непрочной властью, он не знал, на кого действительно можно положиться. Никто в подобных условиях не стал бы рисковать.
Но вдруг все внезапно переменилось. Избегая Парижа, Эдуард III показал, что его силы в данный момент на исходе, что в столице у него нет сообщников, которые могли бы сдать город. Раз англичанин направляется на Понтьё, значит, он слабей, чем опасался его противник.
И Филипп VI воспрял духом. Он собрал в Сен-Дени все силы, которыми мог располагать. Форсированным маршем он бросился в погоню за англичанином.
Эдуард III знал, что его армия меньше, и был не из тех, кто культивирует напрасное геройство. Он ускорил темп. Перед неприступным Бове он довольствовался тем, что сжег несколько предместий. На несколько часов он задержался в виду Амьена, но лишь затем, чтобы перегруппировать войска перед форсированием Соммы — последнего препятствия по дороге на север.
Пикардийцы уже видели на горизонте столбы дыма, отмечавшие приближение англичан. Филиппу VI не было нужды убеждать их защищаться. Когда авангард Плантагенета во главе с Уориком и д'Аркуром хотел перейти мост в Лонпре, он наткнулся на почти отчаянное сопротивление.
Ладно — англичане попытались перейти реку по другим мостам. Дважды, трижды, и всякий раз с тем же результатом. Маленький отряд терял силы в безуспешных атаках. Время шло.
Тогда попытались пройти выше по течению, в Пикиньи. Но и там слабый авангард не смог одолеть сопротивления. Тем временем Филипп VI достиг Амьена.
При поддержке Джона Чандоса Эдуард сделал попытку пройти на западе, сжег Омаль и хотел взять Абвиль. Он отказался от этого намерения, лишь оценив решимость мэра, Колара Ле Вера, который дал ему знать, что готов выдерживать осаду. Осада означала потерю времени, а у Эдуарда его не было. В то время как близ Уазмона Чандос разбил маленькую армию, собранную в Вимё сиром де Бубером, граф де Сен-Поль отразил под Сен-Валери-сюр-Сомм наступление англо-нормандцев Жоффруа д'Аркура.
Если учесть, что у короля Франции было численное превосходство, становится очевидным, что время работало на него. Англичане устали. Они узнали, что их обошли по правому берегу, где части Годемара дю Фея, бальи Вермандуа, то есть Сен-Кантена, перекрыли все мосты ниже Абвиля. И прежде всего они видели, что главные силы французской армии медленно движутся к основанию треугольника, образованного Ла-Маншем и Соммой. Вечером 23 августа Эдуард III предложил сто «ноблей» — золотых монет — тому, кто найдет брод. Захватчик попал в тупик.
Вся операция короля Франции провалилась из-за одного бедолаги из Монс-ан-Вимё, которого превратности войны некоторое время назад сделали пленником английского короля.
Не то чтобы Гобен Атас — так звали этого славного малого — был сторонником Плантагенета. Но он попался и хорошо знал, что Филиппу VI меньше всего дела до того, чтобы выкупать какого-нибудь Гобена Агаса. Перед ним открылись милые перспективы пленного, которого не выкупят. А ведь он знал эти места. Он там родился. И он выслужился: он знал брод, находящийся на полпути между Абвилем и Сен- Валери.
Здесь вполне пройдет двенадцать человек в ряд, обещал он. И дважды, между ночью и днем. И воды там будет не выше колена.
Когда идет морской прилив, река течет обратно и поднимается так, что никто не смог бы ее пересечь. Но когда этот прилив, каковой случается дважды между днем и ночью, спадает, река остается столь мелкой, что ее легко перейти пешком и верхом. Этого нельзя сделать ни в каком другом месте, кроме как по мосту в Абвиле, каковой представляет собой большой укрепленный город с изрядным воинским
