Работа – страдание – укротила его многочисленными «побоями», мы бы сказали – «оплеухами», от которых остаются голубые и желтые разводы. Работа подобна пытке? На дорогах своего несчастья Вийон встречал уже мёнского палача. Возможно, он говорит о страдании многих дней, о трудных дорогах, грубых окриках и тумаках…

Если изучить словарь поэта, то мы увидим, что его поэтическое дыхание коротко. Мы уже не на состязании в Блуа. Вийон не пишет балладу о Любви или жалобу на Судьбу. У него теперь более четкая интонация, он ошеломляет герцога письмом с изложением обстоятельств дела, которое его талант помешал ему написать в прозе.

Не получил от принцев ни денье, -Не считая вас, – ваше скромное созданье.Шесть экю, которые вы ему пожаловали,Пошли у него на еду,За все расплатится сполна, честно.И это будет легко и с готовностью;Ибо как встречаются в лесу желуди,В окрестностях Патэ, и каштаны,Точно так же тот, кому вы заплатите,Отдаст вам все безотлагательно.И, по существу, вы ничего не потеряете.Надо только подождать.[208]

Стихи написаны в шутливой форме. Вийон знает, что Патэ находится на равнине и что там нет ни желудей, ни каштанов. Прием не нов, уже в «Малом завещании» поэт заставлял нас улыбнуться, завещая Жаку Кардону желудь с ивы…

Во всем этом лишь один смысл: герцогу не будет возвращен долг. И опять Вийон заимствует слова из лексикона крючкотворов: «отдаст вам безотлагательно»; и клянется, что герцог ничего не потеряет – «надо только подождать», то есть герцог потеряет только проценты.

Вийон все тот же, мечтающий и выпрашивающий, такой, каким был и в Блуа, когда, склонившись над фонтаном, он писал: «Я смеюсь, плача». Теперь он забавляется, попрошайничая, и с юмором надписывает удивительный адрес на своем послании – это четверостишие, видимо, предпослано самому письму и должно тронуть герцога:

Стихи мои, неситесь вскачь,Как если б волки гнались сзади,И растолкуйте, Бога ради,Что без гроша сижу, хоть плачь! [209]

Отсутствие денег дает о себе знать… Он еще продолжит в том же духе. Двор Бурбона имел также ту особенность, что там деловые люди охотно играли в аристократов. Пьер де Нессон, сын суконщика, долго старался задавать тон, для этого он написал «Поэму Войны», нагло откликнувшись на «Поэму Мира» Алена Шартье. Но Нессон не смог скрыть своей «рыцарственности», и его опусы смешат как буржуа, так и аристократов древних родов.

Никто, конечно, так резко, как Вийон, не мог описать эту среду, где все друг друга обманывают, но можно ли это было делать? Если ему так хочется войти в среду разбогатевших торговцев, может ли он так подчеркнуто выказывать свое пренебрежение? Голодный поэт – в ста лье от мира, где деньги определяют место каждого. «Куртуазность» здесь берется взаймы, и придворные Жана Бурбонского честно стараются обрести ее, личное влияние герцога ведет двор к самому точному равновесию между обществом, которое существует, и тем, о котором мечтают. Он нанимает артистов, собирает поэтов, организует праздники. Менее пышный, чем герцог Бургундский, потому что не так богат, к тому же не так молод и не одержал таких побед, чтобы играть в «отставленного», как герцоги Орлеанский и Анжевенский, Жан II Бурбонский умеет объединять людей и мысли.

КОНЕЦ ИЛЛЮЗИЯМ

И снова поражение. Можно подумать, что дорога Вийона выстлана неудачами, а может, тут играет роль стремление к независимости. Он не служит герцогу Бурбонскому так же, как не служил Анжуйскому или Орлеанскому. Дали ему или нет его шесть экю – значения не имеет. Вийон не кончит свою жизнь одетым в ливрею чиновника, призванного развлекать, не будет он и менестрелем, нанятым для того, дабы знатная особа имела при себе на всякий случай талантливого поэта. Все отъединяет его от этих людей – тот играет на виоле, этот искушен в шахматах, которыми кишат дворы. Он сам к этому времени определил свое место в жизни; Вийон перечисляет все те недуги, которыми наделяет себя человек, когда он не способен заработать даже трех су. Он пишет стихи, он насмешничает, он «прославляет», он борется. Он придумывает фарсы, игры, наставления. Он из тех, кого хорошо принимают и чей талант оплачивают, но не из тех, кого причисляют к сложной, но единой социальной группе, именуемой двором. Рефрен «Баллады поэтического состязания в Блуа» – это как бы автопортрет:

Я всеми принят, изгнан отовсюду. [210]

Теперь с миражом покончено. Тот Вийон, который возвращается в Париж осенью 1461 года, растерял все иллюзии, но возмужал от страданий. Он размышляет над своей судьбой. Этот возврат отражен уже в «Споре Сердца и Тела Вийона»; поэт беседует сам с собой, и тут к разочарованию примешиваются добрые решения, сформулированные в диалоге души и тела. Мы не можем с уверенностью сказать, имело ли это произведение такой конец, который убедил бы архиепископа Орлеанского, в чем действительно виновен заключенный в тюрьму бродяга, а в чем нет. Во всяком случае, личностный тон убеждает нас, что «Спор» не просто словесное упражнение в рамке диалога с самим собой, которым забавлялось более или менее удачно столько ритористов и до и после Вийона.

Одна мысль превалирует в размышлении бедного малого, вырвавшегося из заточения: он чувствует, что дошел до конца пути. Он вернется к этому в «Большом завещании»: он выдохся. Так начинается «Спор» – с признания в своей немощи. Сухой и черный – так характеризовал он себя недавно. Теперь мужество его покидает. Он слишком хотел жить.

– Кто там стучится? – Я. – Кто это «я»?– Я, Сердце скорбное Вийона- бедняка,Что еле жив без пищи, без питья,Как старый пес, скулит из уголка.Гляжу – такая горечь и тоска!…– Но отчего? – В страстях не знал предела!– А ты при чем? – Я о тебе скорбелоВсю жизнь…

Вийон мыслит трезво. Вся его жизнь осталась позади, он мог бы прожить другую. Жизнь прошла напрасно. Он «бедняк Вийон», он похож на «старого пса». И главное – «скулит из уголка». Он одинок.

– Чего ты хочешь? – Сытого житья.– Тебе за тридцать! – Не старик пока… – И не дитя! Но до сих пор друзьяТебя влекут к соблазнам кабака.Что знаешь ты? – Что? Мух от молокаЯ отличаю: черное на белом… [211]

Возраст не прибавляет мудрости. Все, чему научился поэт, – это признавать очевидное. Винить во всем надо лишь самого себя – уж лучше бы он был дураком.

– Мне горько, а тебя болезнь твояИзмучила. Иного дуракаБезмозглого еще простило б я,Но не пустая ж у тебя башка![212]

Покорность, даже фатализм; душа Вийона корит Судьбу за обреченность на нищету. Больше, чем глубокой мудрости, дающей духу власть над миром, Вийон верит в неблагоприятное расположение светил, которое оставило на нем свою мету. Таким они его сделали, таким он и живет.

– Мне больно… Эта боль – судьба моя:Гнетет Сатурна тяжкая рукаМеня всю жизнь! – Сужденье дурачья!Всяк сам себе хозяин, жив пока,И… вспомни Соломона-старика:Он говорил, что мудрецу всецелоПослушен рок и что не в звездах дело…– Вранье! Ведь не могу иным я стать,Как никогда не станет уголь мелом! – Тогда молчу. – А мне… мне наплевать.

Мораль диспута в следующем: перестанем философствовать. Ну что ж, пусть так! Вийон заканчивает спор акростихом. К чему советы? Все слишком поздно.

– Ведь жить ты хочешь? – Мне не надоело.– И ты раскаешься? – Нет, время не
Вы читаете Франсуа Вийон
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату