Американка

бассейне.

В другой раз, когда Дорис нарядилась Королевой Озера, Сандра выбралась из бассейна и вытащила за собой лестницу, так что Дорис не могла сама вылезти наверх.

— Прекрати, — жалобно попросила Дорис из бассейна. — Спусти лестницу. Я больше не играю. Я хочу выбраться.

Но Сандра притворилась, что не слышит. Она скрылась наверху и вернулась с пистолетом.

Сандра остановилась на краю бассейна, как когда-то давным-давно, подняла вверх руку и наставила на Дорис пистолет. «Бах-бах-бах, ты убита».

Это было уже не в первый раз, так что Дорис не больно-то испугалась. К тому же тогда ей и в голову не могло прийти бояться Сандры, ведь та была частью ее самой.

Но это были последние секунды невиновности.

Потому что внезапно произошло нечто странное. Игра закончилась, и все стало всерьез, для них обеих.

— Прекрати, я же сказала…

И Сандра — во всем этом было удивительное совпадение — вспомнила то, что случилось давным- давно, вечность назад, когда еще была Лорелей Линдберг.

Лорелей Линдберг в бассейне. Ищет рубин размером со столовую ложку. Аландец куда-то ушел, но ненадолго. Может вернуться в любой момент. Он убрал лестницу, чтобы она там сидела, в целости и сохранности. Это была такая игра, такая, после которой мирятся, но пока до этого было еще далеко. «Сандра! Принеси лестницу! — шепчет Лорелей Линдберг. — Лестницу, Сандра! Миленькая! Поторопись же!» И Сандра медленно, словно сомнамбула…

Прошла мимо. Не услышала. Хотя она слышала.

Вернулся Аландец. У него с собой ружье.

Кажется, я слышала выстрел.

Или нет.

Как уже говорилось, Сандра ходила во сне, в то время.

То, что случилось потом, было странным. Сандра никогда не была так близка к тому, чтобы рассказать обо всем этом Дорис Флинкенберг. Так близка… Но все же она подняла руку и, прищурившись, посмотрела прямо на Дорис в бассейне. Или на Королеву Озера. Тогда. Или как ее прикажете называть.

— Помоги. Не стреляй. Сжалься.

Кто это был? Уж не Дорис. Нет. В бассейне была Лорелей Линдберг. Без всякого сомнения, она боялась Аландца. Боялась за свою жизнь. До смерти.

Это игра с высокими ставками, сказал Черная Овца, в Маленьком Бомбее. И мы еще не видели финала.

ММММММММММышь.

ЧЕМ ЭТО ВЫ, ДЕВОЧКИ, ЗАНИМАЕТЕСЬ?

Вдруг там появилась мама кузин, перед входом в подвал.

Пока все это происходило у бассейна, мама кузин появилась у входной двери нижнего этажа, у «входа для официанточек», той двери с застекленным окошком. Она стучала и кричала:

— Откройте сейчас же! Сейчас же!

А когда никто не отозвался, достала свой ключ и отперла дверь, вот она уже внутри и на миг, на секунду теряет дар речи от всего увиденного.

— Ну, что? — спросила Сандра, зыркнув на нее пустым сердитым взглядом, словно ничегошеньки не понимая.

— НЕЛЬЗЯ ЦЕЛИТЬСЯ В ЖИВОГО ЧЕЛОВЕКА!

Закричала мама кузин почти в истерике.

Но потом она увидела Дорис в бассейне. Словно новыми глазами.

Дорис, полную жизни, такую милую, такую красивую… так похожую на принцессу среди всех этих вещей. Минута, две; взгляд мамы кузин, пожалуй, слишком долго задержался на Дорис Флинкенберг, потому что за это время Сандра успела спрятать пистолет.

— Какой пистолет? — проговорила Сандра как ни в чем не бывало.

— Я ЖЕ ВИДЕЛА! — не уступала мама кузин, но теперь еще более запальчиво, чтобы и себя саму убедить.

— Что? — снова спросила Сандра, спокойно и равнодушно. И, повернувшись к Дорис, спросила, словно мамы кузин там и не было вовсе:

— О чем это она?

Дорис между двух огней. Сандра. Мама кузин. Она понимала, что, с одной стороны, любить Сандру будет трудно. Но с другой стороны: ДЛЯ ЧЕГО ВООБЩЕ НУЖНА ЛЮБОВЬ? Если не для того, чтобы идти с другим рука об руку. Любишь в другом то, что пробуждает тебя к жизни, сказала Никто Херман. Ты и я против всего мира.

И совсем не всегда это приятно. (Господи, сколько на кассетах Дорис песенок на эту тему!)

Так что сделать выбор было нетрудно, хотя и немного совестно.

Присутствие мамы кузин вернуло их к реальности. Действительность. Что Сандра должна… Боже мой, Дорис Флинкенберг, сказала Дорис себе самой, теперь у тебя фантазия разыгралась.

Мама кузин задала совершенно естественный вопрос.

— Что вы вообще здесь делаете? Разве вы не должны были… уехать?

Совершенно нормальный вопрос, который вполне уместно было задать. Это и Дорис Флинкенберг занимало, и, сказать по правде, она так и не получила настоящего исчерпывающего ответа. Или, по крайней мере, убедительного.

Лорелей Линдберг была в Нью-Йорке. Пусть так. А там, где она жила раньше, в Австрии, не осталось, значит, действующего телефонного номера?

И другая часть Дорис, когда Сандры не было рядом или она была занята или спала, кралась по дому и все проверяла и вынюхивала. Эту ее часть можно было назвать детектив-близнец, она проявлялась и раньше, когда разгадывали тайну американки, но теперь она действовала в одиночку.

Дорис звонила по номеру Хайнца-Гурта в Австрии. Но не дозвонилась.

Такого номера не существовало. На линии ей снова и снова отвечали коротким сообщением.

И тот красный плащ. На Лорелей Линдберг на фотографии, снятой в Маленьком Бомбее одним дождливым днем. Это было самое худшее. Так ужасно, что не хотелось об этом думать, и она изо всех сил старалась загнать эти мысли в подсознание.

Но… с другой стороны… Сандра, любимая.

Так что вопрос мамы кузин, пусть и весьма неуместный, учитывая присутствие Сандры, требовал от Дорис определить свою позицию четко и ясно.

И Дорис ответила, точнее, услышала, что ответила:

— Мы здесь, разве ты не видишь? Так оставь нас в покое раз и навсегда. Уходи. — И тут она завелась, и ее понесло. — Убирайся, говорю! Не на что тут глазеть!

Мама кузин замерла на миг в нерешительности. А потом в самом деле повернулась и поковыляла прочь.

И на этот раз окончательно. Она больше ни разу не вернулась в дом на болоте, в мир, заключенный в четырехугольник.

…Но все же по ночам. Они спят вместе, в супружеской кровати. Спят среди бумаг, брошюры о