И в книжном магазине у полки с французскими классиками она вдруг начала запинаться, как ребенок.
— Уходи! Я больше не хочу тебя видеть!
Это прозвучало совсем не эротично. И не игриво. Просто отвратительно, мучительно.
— Прекрати меня преследовать! Прекрати ходить за мной!
Теперь это был уже не искушенный ребенок, а самый обыкновенный. Ребенок со всеми своими ошибками и слабостями, эгоизмом, альтруизмом, со своими слабыми и сильными сторонами. Доверчивый и ранимый.
Ребенок, к которому нормальный взрослый никогда бы не подумал питать эротические чувства.
А он не был ненормальным взрослым. И не ребенок в ней пробудил в нем влечение.
Стоя там в давке, он все понял. И стал протискиваться к кассе — прочь от нее. Сам заплатил за книгу и ушел. Быстро, быстро, прочь. А Сандра так и осталась стоять у полки с французскими классиками. Она плакала.
Слезы молодой девушки. Они медленно текли по ее щекам, крупные слезы.
Он уволился из французской школы. И написал ей письмо, в котором попросил прощения.
Прости. Прости. Прости. Прости.
Она начала было писать сочинение, которое собиралась передать ему при расставании. Но так и не дописала. В нем говорилось об игре, которая называлась «Американка».
«La fille americaine», так это звучало по-французски.
В то же время ей хотелось все побыстрее забыть. Она выкорчевала это из своей памяти, все, все, все…
А в остальном по ней ничего не было заметно. Она продолжала жить, как прежде. Осталась во французской школе, где на следующий год сдала студенческие экзамены.
Именно это письмо с прости-прости-прости-прости от своего второго любовника она рвала на мелкие кусочки, стоя на краю бассейна, когда Аландец и его новая жена Кенни вернулись в дом на болоте после недель, проведенных в море, и поспешного бракосочетания на Панамском канале.
Окурки сигарет Никто Херман все еще плавали в бассейне.
Сначала сделала из письма самолетик, а потом порвала бумагу на кусочки.
А Кенни, новая жена папы, через несколько дней собрала граблями для чистки бассейна окурки и обрывки бумаги…
В бесформенную кучу мусора.
— Что это такое? Любовное письмо?
И улыбнулась своей светлой улыбкой, не совсем невинной, но открытой, светлой.
Так что нельзя было ответить правду.
— Я желаю ей всего самого лучшего, ей пришлось нелегко, — сказала Никто Херман, сестра Кенни.
Аландец предыдущие годы просидел и проскучал в охотничьем кабинете. А пока он скучал, он думал. Пока он думал, в голове у него начало что-то вырастать. Корабль. Со временем он все яснее представлял его. Парусная яхта. Постепенно проступили детали: длина, ширина, высота над ватерлинией и все такое. Навигационные детали.
И название на корме. Стоит ли удивляться тому, что яхта называлась «Свобода».
Но уже тогда Аландец понимал, что это только мечта.
И Аландец смеялся. «Ха-ха-ха». Так что лед дрожал в почти допитом бокале с грогом, который он протягивал Никто Херман или, когда Никто не было, своей маленькой дочери. Она брала бокал и наполняла его.
Возвращала бокал отцу и ждала, когда можно будет убавить громкость стереосистемы: иногда Аландец врубал музыку так громко, что звук из динамиков резал слух. Он брал бокал и снова прибавлял громкость; она нужна была ему как аккомпанемент для его мыслей. Эти мысли, хоть они по-прежнему оставались лишь мыслями, были весьма удобными, а музыка служила крепкой стеной, которая защищала его от внешних помех. От всего, что снаружи. От Никто Херман, от всего, что касалось девочки, от всего!
Сандра иногда сидела с отцом там внизу, в такой же экстремальной праздности. Отпивала по глоточку, на самом деле она ничего не имела против музыки, но это оказалась тема из «Спартака» — мелодия, которая для Аландца была связана с главной музыкальной темой «Онедин-лайн»,[5] единственного сериала, который он смотрел по телевизору. Он был — «сюрприз, сюрприз» — о семье судовладельцев и холостом капитане, который ходил в плавание по семи морям.
О нет, только не это. Сандра, в самом деле, не могла уследить за всеми перипетиями сюжета, а уж музыка, она точно была о.т.с.т.о.й, честное слово.
Аландец снова закрыл глаза. Ну да. Она осталась. Парусная яхта. «Интересно, — подумал он, — удивительно». И включал музыку на полную громкость, словно воздвигал вокруг себя стену.
Потом девочка ушла, вверх по лестнице, на первый этаж. Наверх в свою комнату, чтобы убить время, заняться своими делами. На двор въехал автомобиль. Никто Херман взбежала по лестнице и вошла с дождя в дом.
— Пожалуй, я снова отправлюсь в плавание, — осторожно сказал Аландец Никто Херман, пока та наливала себе первый стакан.
— Разве мы только что не были в плавании? — спросила Никто Херман, с трудом скрывая раздражение, но все же стараясь сдерживаться, потому что это была щекотливая тема, она это знала.
В плавание. Аландец не удостоил Никто Херман ответом; лишь пробормотал что-то почти неслышно. «Ты замечательная женщина, Никто, но…» — сказал он ей как-то раз. Так и было. Она была замечательная женщина, очень даже замечательная (думал Аландец, неожиданно проявляя душевную широту), но подходящим партнером ее не назовешь. По крайней мере, для него.
Так что однажды он просто ушел в плавание. По семи морям. А когда вернулся, то привез новую молодую жену. Ту, которая была сестрой Никто Херман: Кенни, урожденная де Вир.
Они встретились как-то в конце лета. На Эгейском море. Кенни служила в команде одной из двух парусных яхт, которые маленькое предприятие Аландца сдавало в аренду желающим самостоятельно походить под парусом среди островов. Аландец сам был капитаном одной из яхт. Поначалу не на той, где в команде была Кенни, а на другой.
Это случилось в одном порту. Кенни чуть не утонула, а Аландец ее спас. Она упала в море с той яхты, на которой работала, когда та стояла у причала рядом с яхтой, на которой капитаном был Аландец. Очутившись в воде, Кенни запаниковала. Она не больно хорошо умела плавать. Аландец всерьез отнесся к ситуации, прыгнул за Кенни и вытащил ее на свою яхту. Так гласит легенда, которую рассказали, когда молодожены вернулись домой в дом на болоте. Легенда была важна, чтобы у Кенни с Аландцем действительно могло бы сложиться что-то важное.
Они поженились без лишних церемоний через несколько недель после того случая. Аландец, как и следовало ожидать, сообщил обо всем домой только после свадьбы, накануне их возвращения.
— Это Кенни, — представил Аландец «молодых женщин», или как их назвать, друг другу и весьма забавно добавил: — Возможно, вы знакомы.
— Мы виделись, — сказала Кенни легко и просто. Она была загорелая, с длинными светлыми волосами и в белом платье. Приятно быть с такой рядом, констатировала Сандра.
От Кенни всегда исходило какое-то сияние. Еще в те времена, вечность назад, летом, когда Дорис была еще жива и вместе с Сандрой они липли к ее сестре Никто Херман в доме Женщин, а Кенни тогда присматривала за детьми моря в Стеклянном доме на Втором мысе. Втором мысе.
Никто Херман должна была оставаться «добрым другом», особенно Сандре, Аландец готов был
