В салон вошла Анка, и Наумович замолчал. Он слышал, как его жена спустилась с лестницы, подошла к гардеробу и что-то там повесила.
— Мне нужно идти, — сказал Апис, вдруг заторопившись. — Возьмите себя, ради бога, в руки. И еще, Драга Машина абсолютно права: Вы действительно выглядите ужасно. Королевский адъютант просто не имеет права так выглядеть. Даже адъютант короля Сербии. Завтра можете хоть бороду отпустить, но сегодня у Вас должен быть безупречный вид, дорогой Мика, чтобы ни у кого не возникло ни малейших подозрений.
Они вышли в коридор. На вешалке висела портупея Драгутина с саблей и пистолетом. Наумович хорошо знал, что до этого там ничего не было. Пока Апис надевал портупею, он спросил его:
— А что, Никола Пашич тоже участвует в деле?
Апис безрадостно засмеялся.
— Только душой. Тело же его сейчас принимает теплые ванны на Адриатике. Тем не менее действия наши он одобрил, хотя и на словах — ничего в письменной форме, следует понимать. Через день, при условии что все пройдет по плану, он вернется и получит свое вознаграждение. А может, уже и завтра. Боюсь только, его ждет разочарование — в новый кабинет он не войдет. Состав уже подготовлен, причем из людей, которые остались здесь и рискуют собственной шкурой.
— Королю представлено сообщение тайной полиции, согласно которому радикалы утвердили кандидатуру Стояна Протича на должность премьер-министра. Согласится ли с этим принц Петр? Протич наверняка захочет иметь республиканское правительство.
— Его устроит любое правительство, которое не станет покушаться на его часть добычи. Политики! Их всех нужно поставить к стенке и расстрелять. Каждого из них, неважно, к какой партии он принадлежит. Будьте спокойны, Стоян Протич не будет назначен премьер-министром, во всяком случае, пока мое слово еще кое-что значит. Он войдет в кабинет, чтобы успокоить радикалов. Все остальные — это либералы во главе с Йованом Авакумовичем.
— Почему именно Авакумович?
— А почему бы и нет? Кто-то же должен занять этот пост. У него есть опыт работы в правительстве. Кроме того, его жена всякий раз отклоняла приглашение во дворец. Она всегда говорит, что не желает делать реверанс перед шлюхой.
— Считаете это достаточным, чтобы стать женой премьер-министра?
— Она хороша так же, как и любая другая. Упрямая жена может иной раз, конечно, быть в тягость, но в данном случае она будет на своем месте. — Апис бросил насмешливый взгляд на Анку. — Тут Вам следовало бы поучиться. Вы всегда слишком спешили поцеловать Драге руку, потому Вашему мужу и не быть премьер-министром.
— Я не могла себе позволить не целовать эту руку, — сказала она, бросив взгляд на Мику. — Эта рука оплачивала карточные долги моего мужа.
Чтобы избежать возможной слежки полицейских ищеек за домом — с такой вероятностью нужно было считаться, — Наумович выпустил Аписа через заднюю дверь.
В последние месяцы дворец охватила почти болезненная волна недоверия и подозрительности, от которой никто — от короля до поваренка на кухне — не укрылся; наиболее верные подданные возмущались, менее лояльные возмущались еще больше. Слежка за каждым, в том числе и за теми, кто производил слежку, стала обыденным делом. О поварах, слугах и гофдамах думали, будто они переодетые русские и австрийские или даже французские и английские агенты, друг доносил на друга, жена на мужа. В обветшалом Старом Конаке, где монарх, будучи слишком высокого мнения о себе, не желал самостоятельно и на лошадь сесть, игра в королевский двор и обращение к Драге Машиной «Ваше Величество» даже для Наумовича потеряли всякую прелесть. Во фланирующих по Теразии молодых, звенящих шпорами офицерах с ухарски заломленными фуражками он видел тех ангелов-мстителей, которым Господь поручил возвестить Содом о предстоящей гибели. Страх перед этим оправдывал — во всяком случае, в его глазах — то рвение, с которым Мика пошел навстречу их не совсем искренним предложениям участвовать в заговоре. Да и жена подталкивала его к этому. Анка, не проявлявшая до этого ни малейшего интереса к политике, оказалась вдруг ярой русофилкой и фанатичной сторонницей партии Петра Карагеоргиевича.
Несмотря на многолетнее супружество, она была для него во многом такой же чужой, как и в первый день; стоило бы, наверное, узнать ее ближе, но на это никогда не хватало времени. Когда эта чужая, которую он втайне побаивался, ценил и даже где-то любил, пришла к тому же выводу, что и он, — а именно что наступило время покинуть тонущий корабль Обреновича, — он стал считать себя не предателем, но мужем, который идет в ногу с историческим развитием. Однако то, что он узнал о связи Анки с Аписом, меняло всю картину. Мика продался за деньги, она же — за плотское наслаждение. Для него она не была теперь ни провидицей, ни предсказательницей, а только изменницей, женщиной, которая пыталась использовать обманутого супруга в угоду любовнику.
— Как долго это тянется между тобой и Аписом? — спросил он после того, как Димитриевич ушел.
— Что тянется?
— Он и раньше тут бывал?
— Разумеется. Позавчера вечером. Ты сам впускал его в дом. Или ты был настолько пьян, что ничего не помнишь?
— Я имею в виду, в мое отсутствие.
Анка повернулась и стала подниматься по лестнице.
— Вымойся, — сказала она через плечо. — Ты ужасно выглядишь. Прими ванну. Денщик истопил печь, вода должна быть уже горячей.
— Я тебя кое о чем спросил.
Она была уже почти наверху.
— Пошел к черту, — пробормотала она не оборачиваясь.
Через мгновение Анка исчезла, и стук ее сандалий умолк на персидском ковре.
Мика тяжело вздохнул и отправился в ванную. Ему хотелось побриться и смыть пот и грязь своих ночных похождений.
11 часов утра
Милица Петронович, дежурная фрейлина королевы, с головой погрузилась в чтение немецкого романа
— Какого черта ей опять от нас нужно? — спросил он, не здороваясь. — Мы же были здесь вчера вечером, все вместе, и расстались добрыми друзьями.
Девушка встала и сделала книксен. Хотя Никодим не был официально признан наследником престола, но каждый при дворе знал, что королева желала, чтобы с ним обращались именно как с таковым.
— Я точно не знаю, — ответила она. — Ее величество была сильно рассержена, когда посылала за Вами и Вашим братом. Если Вы подумаете, то, наверное, вспомните, что Вы успели еще натворить после того, как ушли отсюда.
Молодые люди были примерно одного возраста, и между ними царили товарищеские отношения. Неброская внешность и острый язычок спасали Милицу от притязаний Никодима, которыми он досаждал всем более или менее привлекательным представительницам слабого пола из окружения своей сестры.
—
— Вам действительно следует радоваться, что Вы ее любимый брат, — сказала Милица, с иронией подмигнув ему.
