шайтаном, в которую я втянулся основательно, никак не кончалась. Что-то не позволяло мне выйти из нее. Мои неуклюжие попытки все-таки выйти из нее и вернуться к действительности чаще всего сводились к спорам средневековых схоластов о всякой мистической чуши в рамках современной формальной логики. И сейчас на свою голову я начал с шайтаном очередную из них.
— После всего, что ты рассказываешь о всяких ваших делишках, ты еще пытаешься убедить меня, будто к грехам людей вы не имеете никакого отношения? Ну и наглец!
— К грехам живых мы действительно имеем мало отношения. Наша главная забота — наказывать их там, внизу, когда они наконец попадают в наши руки. Там-то мы припоминаем людям все.
— Лжец! Я ведь еще не забыл о ваших больших и малых советах. Чем вы там занимаетесь, если не живыми? Не кроссворды же решаете! И вообще — вспомни, почему ты оказался здесь.
— Ну, это объяснимо, — примиренчески заговорил шайтан. — В течение тысячелетий ваш род все свои грехи сваливает на нас. Мы надеялись, что со временем это заблуждение рассеется… И вот недавно, каких-нибудь две тысячи лет назад, у нас было создано небольшое управление по делам живых. Если нас не перестают упорно обвинять в грехах людей, то пусть хотя бы это будет по справедливости. Тем более, чего греха таить, оказалось — особое удовольствие доставляет наказание за те грехи, в программировании которых сам принимал непосредственное участие. Но это не основная наша работа, а некоторая слабость, хобби, что ли…
— Все плохое, что есть в людях, — от вашего брата! — твердил я, поскольку только эта мысль приносила мне небольшое облегчение. — Иначе откуда у нас столько хитрости, изощренности?
Шайтан смолк. Было видно: что-то замышляет. Вдруг его лицо исказила знакомая отвратительная улыбка.
— Хочешь, я тебе устрою экскурсию в наши края? Ты все увидишь своими глазами.
Я, конечно, никак не ожидал такого предложения.
— Задумал удрать таким манером?
— Стал бы я ломать голову над таким пустяком, — усмехнулся шайтан. — Мне просто надоело выслушивать всякую чушь о нашей роли в жизни людей. Побудешь у нас, увидишь, что там делается. А когда вернемся — вновь возьмемся за твоих друзей.
Права первооткрывателя и подробного описателя загробного мира принадлежат, кажется, слепому старцу Гомеру. Он провел в царство Аида Одиссея и его не слишком ретивых спутников, и те выслушали там туманные вещания прорицателя Тиресия о перспективах своего ближайшего будущего. Затем патриарх латыноязычных поэтов Вергилий описал страшные странствия Энея по загробному миру в сопровождении не в меру эмоциональной Кумской сивиллы. За такой героизм Эней был вознагражден встречей с тенью умершего отца и в придачу получил гарантию, что станет родоначальником племени, которое со временем создаст великую империю — Римскую. Наконец, Данте скитался по загробному миру в поисках своей возлюбленной — Беатриче. Он взял себе в гиды Вергилия, вероятно, рассчитывая на его былой опыт по ориентации в загробном мире.
Мне ничего не известно о попытках людей Востока проникнуть в потусторонний мир. Возможно, они, по восточному мудро считая, что, в конце концов, все мы там будем, не спешили туда раньше времени. Правда, я слышал об одном древнеегипетском папирусе, где говорится… Но Египет — не Восток, в географическом смысле этого понятия, хотя и не Запад во всех других смыслах.
Нетрудно представить, какой великой ответственностью я проникся, обдумывая предложение шайтана. Ведь я считал себя чуть не первым представителем Востока, который решился на такое путешествие… В то же время в голове кружились мысли типа: «Ведь никто из вернувшихся «оттуда» не имел такого экзотического проводника».
И вообще все это выглядело страшновато…
— Боишься? — ухмыльнулся шайтан.
— Я думаю: все, кто ходили туда, имели перед собой ясную цель. А что гонит туда меня? — задумчиво соврал я, чтобы замаскировать свою нерешительность.
Шайтан продолжал загонять меня в угол:
— Цель? Ты, по крайней мере, увидишь своими глазами, что чертям мало дела до ваших земных делишек. Мы там и так перегружены: воздаем должное за ваши самостоятельные грехи. Пусть хоть один из вас убедится в этом.
— Какая гарантия, что я вернусь? — спросил я резко.
— Слушай, не ты ли выступаешь сторонником справедливости и правды? А что ты реально сделал для этого? Много вас ходит на Земле, таких честных, которые пальцем не пошевельнули, чтобы утвердить справедливость. А она, между прочим, как я понимаю, требует борьбы за себя, каких-то жертв и риска, в конце концов. А вы только и знаете, что ныть и жаловаться… Можешь не дрожать! Мое предложение отменяется.
Шайтан был на высоте. Мне нечем было крыть его доводы…
Вряд ли я смогу внятно описать ужасы преисподней… Не вина древних авторов, если их потусторонний мир не всегда кажется таким уж страшным, недостаточно потрясает нас. Я теперь знаю: это у нас не хватало воображения, чтобы представить их страшный путь.
Когда шайтан сказал: «Сейчас ложись спать как всегда, проснешься уже не здесь», я долго не мог заснуть. Все мерещилось — вот сейчас открою глаза и увижу себя на склонах той мрачной горы, где великому флорентийцу на узкой тропе дорогу преградили «свирепый лев», «проворная рысь» и, кажется, «алчная волчица». Напряжение от ожидания неизведанного довело меня до того, что порой казалось, будто я уже стою на краю бездонной пропасти, куда со страшным клокотанием низвергается легендарная подземная река… Так я пролежал в полудремоте до глубокой ночи и, наконец, усталый и изможденный, заснул.
Очнулся я, как ни странно, в своей постели, но… не у себя в комнате! Кровать, на краю которой сидел, скрестив ноги и дымя необычайно едкой сигарой, «материализовавшийся» шайтан (до сих пор он являлся, оживляя рисунок), стояла посреди необычного, но вполне мирного пейзажа.
— Кажется, мы несколько ошиблись адресом, не правда ли? — съязвил я.
— Не адресом, а эпохой, — не оборачиваясь, ответил шайтан, — сейчас мы это исправим. Тебе, между прочим, повезло. Ты увидишь многое, чего я и не думал тебе показывать.
— А что случилось?
— Да перехватил я чуточку в прыжке через это… нуль-пространство, о котором вы пока знаете только по вашим фантастическим романам… Мы с тобой оказались в той части преисподней, где обитают души людей, умерших в более ранние времена. Сейчас придется догонять твою эпоху.
— Как? Мы же считали, что все души, когда-либо попадавшие в ваши руки, уживаются в одном месте! Ведь у Данте тоже…
— Данте, Данте! Ну что за идиотский консерватизм, я просто не понимаю! Думаешь, со времен Данте наш ад не изменился? Только у вас развитие, прогресс и тому подобное? Ваши общественные системы выдержали бы, если вдруг ожили все люди, когда-либо жившие на земле? С их жутко различающимися мировоззрениями, нормами поведения? Нет! Вот и у нас было много трудностей и путаницы. Бесконечные фокусы анахронизма. Одно время мы только и занимались, например, ограждением деда от его прапрапраправнука, у которого оказывалась загубленной жизнь из-за «плохих генов», унаследованных от старика.
Внезапно моя кровать плавно поднялась и начала все быстрее двигаться на высоте птичьего полета в сторону скалистых гор, высившихся вдалеке. Я дотянулся до одежды, висевшей на спинке кровати, кое-как оделся, страшно боясь свалиться, и тоже сел, свесив ноги.
Под нами уже скользили острые черные скалы. Скоро и они остались позади. Дальше лежала окутанная серым дымом огромная долина с признаками кипучей жизни. Были видны отдельные строения, костры; вдалеке, в тумане, можно было различить целые города. Скоро я начал замечать отдельных чертей, снующих туда-сюда, местами они полчищами маршировали куда-то. Везде чувствовалась предельно деловая атмосфера.
— Здесь обитают души ваших средневековых предков, — сказал шайтан, очертя рукой долину.
Селения, города, отдельные строения, одеяния людей, которых удавалось различить, были
