упустил эту деталь, а вы теперь напомнили мне.
Потом, демонстративно обращаясь к одному Патону, Жан де Латест спросил:
– И это все, что вы узнали со вчерашнего вечера?
Патон, задетый за живое, повел плечами, потом пробурчал, что просто пока он не считает нужным беседовать об этом сегодня.
Он говорил неправду и сам приходил от этого в ярость. Он не узнал ничего нового. Он, действительно, мог задать Жану де Латесту один этот вопрос. Остальное или было уже выяснено, или же нужно было на какое-то время отложить.
Неожиданно Патон встал и резко открыл дверь. Лилипут Мамут чуть не упал, но не утратил хладнокровия и спокойно сказал:
– Извините, я только хотел посмотреть, не тут ли месье де Латест…
– И чтобы лучше видеть, вы приникли к двери ухом?
Мамут усмехнулся. Патон вышел к нему в коридор.
– Не уходите далеко. Вы нам потребуетесь. И вы тем более, мадемуазель Преста, вы тоже не уходите далеко!
Он только сейчас заметил наездницу. При виде его она отпрянула в темноту, но было поздно, он заметил ее.
Он сказал также, чтобы предупредили Джулиано, он тоже будет нужен. Потом вернулся в кабинет.
– Я сказал, чтобы Джулиано, Преста и Мамут оставались в нашем распоряжении. Кстати, что они делают здесь в такую рань? Одиннадцать утра, как я полагаю, не время для артистов?
«Артистов!» С каким трудом он, должно быть, произнес это слово!» – подумал Ошкорн.
– Джулиано, – ответил Жан де Латест, – кроме того, что играет небольшие комические роли, еще выполняет некоторые административные функции. В его ведении бутафория и материальная часть. Поэтому он обязан приходить в цирк в десять часов каждое утро. Потом он возвращается еще в четыре – взглянуть, все ли готово к вечернему представлению.
– А Мамут?
– Мамут? Здесь дело другое. Его истинный дом – цирк. Он снимает в квартале меблированную комнату, но ходит туда только ночевать. А едва встанет и оденется – сразу в цирк и целый день здесь околачивается. Месье Бержере попытался пресечь это, но потом вынужден был отказаться от этой мысли. Мамут, как старый верный пес, в ожидании вечера бродил по улице, и месье Бержере в конце концов сдался. И все осталось как было.
– Ну а Преста?
– О, Преста редко приходит утром! Я подозреваю, что она пришла ко мне. Наверняка попросить аванс. Мадемуазель Престе вечно не хватает денег.
– У красивой девчонки столько иных способов добыть их более легким путем! – воскликнул Патон.
Жана де Латеста не шокировало замечание инспектора, он лишь выказал некоторое удивление перед таким незнанием психологии.
– Вы не знаете Престу! Для нее существует только ее каприз.
– И этот каприз сейчас называется Людовико? Жан де Латест едва заметно поморщился, но заметил это только Ошкорн.
– Возможно, да! – ответил главный администратор.
– А Паль? Что с ним?
– Паль, как вы знаете, вчера вечером категорически отказался выйти на публику. Вот, взгляните, это письмо от него я получил по пневматической почте, он извещает меня о своем отказе и пишет, что через несколько дней придет ко мне обсудить вопрос о расторжении контракта. – Но это немыслимо!
– Вы тоже говорите «немыслимо», господин инспектор! Но я надеюсь, что в конце концов все образуется. Конечно, для него это ужасный удар, а так как он человек крайне нервный, то трудно приходит в себя. Думаю, недельки через две – четыре с ним можно будет разговаривать. Нельзя так разом ломать прекрасную карьеру!..
– Пришлите ко мне Джулиано и оставьте нас на некоторое время одних! – оборвал его Патон.
Когда вошел Джулиано, Ошкорн с самым сердечным видом шагнул ему навстречу.
– Превосходно! Поздравляю вас, Джулиано, вчера ваш номер был великолепен!
Джулиано горько усмехнулся.
– Публика была куда менее снисходительна, чем вы. Понимаете, Мамут и я – это союз карпа и кролика! Мы терпеть не можем друг друга в жизни, поэтому трудно ждать от нас чего-нибудь путного на манеже. Это провал, и ничего тут не поделаешь! Впрочем, я его предупреждал! Во всяком случае, попытался вдолбить ему это в голову. Один человек до меня сказал: «Не тешь себя надеждой, принимаясь за дело…».[5]
Ошкорн присвистнул от восхищения, потом протянул клоуну свой портсигар.
– А что новенького в цирке? – спросил он, когда Джулиано закурил.
– Ничего! Вы, конечно, скажете, что я поглощен только своими трюками, но я провел сегодня свое маленькое расследование. Вы правы. Преста и Людовико стали друзьями. Тут уж я ничего не понимаю, но факт остается фактом. Ну и ветреная же пташка эта маленькая Преста! Теперь она интересуется Людовико! Если сказать точнее, она даже относится к нему с какой-то почтительностью, так относятся к людям, которыми восхищаются или которых боятся. На вашем месте я бы познакомился поближе с этой лирической
