возбуждения. — А это, между прочим, те самые люди, которые в свое время помогли Горби выйти на первое место.
— Ты прав, — энергично подхватил Энсбэч, заразившись энтузиазмом Стоуна. Как и большинство старых работников ЦРУ, его всегда приводила в восторг изысканная ирония последних политических событий в России, особенно тот факт, что самый прогрессивный советский лидер занял свое место благодаря поддержке одного из наиболее репрессивных аппаратов в истории человечества.
— Так вот, — Стоун резко повернулся к Энсбэчу и ткнул пальцем в его направлении, — если бы Павличенко не был болен, вполне возможно, никакого заговора и не было бы.
— На каком основании ты делаешь такой вывод? — Энсбэч непонимающе покачал головой.
— Когда был последний государственный переворот в СССР? Я имею в виду, уже после Октябрьской революции.
— Никогда, — с готовностью ответил Энсбэч, передразнивая школьника, отвечающего урок.
— Это не совсем верно. Был один, в 1964 году.
В 1964 году Никита Хрущев был смещен неосталинской коалицией коммунистов твердой линии, которую возглавляли Леонид Брежнев, Алексей Косыгин и Михаил Суслов.
— Ну, вряд ли это можно назвать переворотом, — возразил Энсбэч. — Обычная дворцовая заваруха.
— Пусть так. Но причиной тех событий было недовольство хаосом в стране, вызванным политикой Хрущева.
— Так же, как и сейчас…
— Таким образом, в нынешних событиях могут быть замешаны тоже коммунисты твердой линии.
— Вполне вероятно, — согласился Сол. — Но, кроме них, это может быть кто-нибудь из националистов, кто-нибудь из тех республик, которые теперь открыто ненавидят Москву: из Литвы, Латвии или Эстонии. Или те, что просто с ума сходят, видя, как Горбачев обошелся с этим чертовым Варшавским договором.
— Возможно и это.
— Возможно ведь, верно? — энергично продолжил Сол, но в этот момент зазвонил один из его многочисленных телефонов. Он поднял трубку, послушал с минуту и произнес:
— Боже мой… Ну ладно, спасибо.
Бросив на Чарли загадочно-зловещий взгляд, он сообщил:
— Несколько минут назад в Москве была взорвана бомба.
— Бомба?! Где?
— В Кремле, Чарли. Прямо в этом чертовом Кремле.
«День и ночь» — это маленький ресторанчик, расположенный в подвале на 89-й Ист-стрит: темные деревянные стойки, стальные салфетницы, бутылки хейнцевского кетчупа на пластиковых столиках. Он стал очень популярен после того, как журнал «Нью-Йорк» назвал его «лучшим рестораном в стиле ретро» в городе и «милым, уютным уголком». Стоун, который обедал тут уже несколько лет, считал его «милым, уютным винным погребком», за что и любил посещать это заведение. Чарли обедал с одним из своих коллег по «Парнасу» Ленни Уэкслером, специалистом по Японии, точнее, по японским разведслужбам. Это был низенький бородатый человек, носивший очки в тонкой стальной оправе, сохранивший верность пристрастиям молодежи шестидесятых: он часто брал выходные в «Парнасе» ради концертов в Грейтфул Дед, куда ездил в своем старом фургоне.
Тихий и задумчивый, Ленни был, несомненно, очень талантлив. Кроме того, он был известен как большой любитель длиннющих пошлых анекдотов, один из которых он как раз сейчас рассказывал Чарли.
— …И я за тобой тоже слежу, — произнес он последнюю фразу и оглушительно захохотал. Стоуну обычно нравились шутки Уэкслера, но на этот раз он был занят своими мыслями и лишь вежливо улыбнулся.
Уэкслер уплетал чизбургер с двойной порцией сыра и макарон. Он очень следил за содержанием холестерина в крови, о чем беспечно объявил, делая заказ; но три ложки овсяных хлопьев, съеденных утром, позволяли ему есть в течение дня все, что заблагорассудится. Так он, по крайней мере, считал.
— Я уже говорил тебе, что мы с Элен уже полгода стараемся сделать ее беременной? — спросил Ленни.
— Ничего себе работенка, — заметил Стоун, откусывая от своего чизбургера.
— Да, знаешь, в таких условиях это дело становится совершенно безрадостным.
— Представляю себе. Ну так и прекратил бы об этом думать, — ответил Стоун и отложил недоеденный бутерброд. Он опять вспомнил о Шарлотте, и Уэкслер это почувствовал.
— Извини, Чарли… Забыл бы ты о ней. Кстати, у меня есть для тебя отличная девушка. Она работает вместе с моей сестрой.
Стоун выдавил улыбку. Ленни всегда ему нравился. С того времени, как уехала Шарлотта, этот парень стал ему настоящим другом, преданным и надежным.
— Вот черт, ты что, вправду считаешь, что вы могли бы снова сойтись с ней, что ли? — спросил Уэкслер.
— Возможно… Лично я этого хотел бы.
— Ну, знаешь, — Ленни проглотил полную ложку макарон с сыром, — в море много рыбок. Такой парень, как ты, с такой внешностью и при таких деньгах не должен продешевить, — с трудом выговорил он с набитым ртом.
— Я и не собираюсь.
— Слушай, а что ты думаешь обо всей этой кутерьме с бомбой в Кремле?
— Я еще ни в чем не уверен. — Они почти не говорили с Уэкслером о работе и уж никогда — в общественных местах.
Ленни медленно кивнул и опять занялся своими макаронами с сыром.
— Слушай, а я говорил тебе, что в Токио арестован один из наших агентов? — спросил он между делом.
— Вроде бы нет.
— Так вот, он арестован, его допрашивали. Он уже три дня сидит в одиночке. Похоже, они выдавят из него все.
Стоун вдруг застыл с гамбургером в руке.
«„Еж“! КГБ не арестовал его! Его не допрашивали, его просто убили… Но почему? Почему? Почему его просто убили?» — пронеслось в его мозгу.
— Что с тобой, Чарли? Что-то случилось? — спросил Уэкслер.
— Нет-нет, ничего, — торопливо ответил Стоун, продолжая думать о своем. — Слушай, а как чувствует себя твой процент холестерина?
Уэкслер удивленно взглянул на него, рот Ленни был набит до отказа. Он прочавкал в ответ:
— Хорошо.
— Отлично. А пробовал ли ты когда-нибудь здешний кремовый торт? — широко улыбаясь, сладко спросил Стоун.
— Кремовый торт? — Ленни быстро огляделся в поисках десертной кассы.
Сол Энсбэч сидел, откинувшись на спинку кресла: ждал, пока его соединят с Лэнгли по секретному каналу. Погрузившись в раздумья, он отрешенно чистил ногти апельсиновой палочкой. Минуту спустя селектор ожил, в нем послышался голос секретарши:
— Все готово, мистер Энсбэч.
— Спасибо, Лин.
Он подался вперед, взял трубку и услышал голос директора ЦРУ Тэда Темплтона. На линии секретной связи не было обычных помех, поэтому все, что говорил Темплтон, звучало до жути близко. У директора ЦРУ был очень уверенный голос, а по телефону его звучный баритон впечатлял еще больше, был почти оперным.
